Расстрельная команда - Алкаев Олег (книги хорошего качества .txt) 📗
Таким образом, впервые в истории современного белорусского правосудия создан прецедент, когда государство в лице своих правоохранительных и судебных органов на глазах у всего народа, чтобы скрыть тяжкие преступления, совершенные правительственными чиновниками, вступило в преступный сговор с убийцами и негодяями, подарив им жизнь в обмен на молчание. Это прозрение пришло ко мне гораздо позже, а тогда, в ноябре 2000 года, я вновь всецело полагался на состоятельность и порядочность белорусского МВД и нисколько не сомневался в «святости» действующей власти, то есть президента страны.
Вечером 22 ноября 2000 года СИЗО №1 посетил министр внутренних дел Наумов. Официальной целью его визита была встреча и беседа с Игнатовичем, его бывшим подчиненным и коллегой по службе в спецподразделении «Алмаз», а ныне убийцей нескольких человек и подозреваемым в похищении Завадского. Беседа состоялась в кабинете врача, куда Игнатовича принесли на носилках, так как он отказывался ходить сам. О чем говорил с ним министр неизвестно, так как разговор шел наедине. Но, покидая кабинет врача, Наумов уже на пороге, оглянувшись, сказал: «Лучше, Валера, вспомни, куда ты тело Завадского спрятал», после чего мы покинули режимный корпус и прошли в мой кабинет. У моего заместителя по оперативной работе Саевича был день рождения. Он приготовил чай, торт и бутылку шампанского. От шампанского Наумов отказался, а чай с тортом с удовольствием попробовал. Во время непродолжительного чаепития возник разговор о похищениях людей и лицах, причастных к этим преступлениям. Естественно, речь зашла об Игнатовиче. Наумов предупредил нас, что полагаться на «истощение» и его якобы физическую немощь не следует. Он воевал в Чечне и имеет хорошую физическую подготовку, поэтому все его «болезни» — симуляция и притупление бдительности. Как я понимаю, даже Наумов не был посвящен в суть консенсуса, достигнутого между Игнатовичем и Шейманом, и в тот период вполне искренне хотел «расколоть» его, используя старую дружбу и новые «министерские» возможности. Однако не сработало. Жизнь для Игнатовича оказалась дороже дружеских отношений с министром.
Далее разговор перешел на личность Павличенко. В присутствии заместителя я осторожно поинтересовался «судьбой» этого бравого командира. Наумов неожиданно сказал, что карьера Павличенко закончилась, и что сегодня вечером он будет арестован. Затем взглянул на часы (было примерно около 20 часов) и сказал, что ему пора идти, так как «процесс уже пошел». Я спросил, не нужна ли какая-нибудь помощь с моей стороны, на что Наумов ответил отказом и дал понять, что будут использованы силы и средства КГБ. После чего я проводил министра на улицу, и мы расстались.
Утро следующего рабочего дня началось с телефонного звонка министра. Он сказал, что Павличенко задержан, и что мне необходимо дать письменные показания по поводу знакомства с ним, а также случаев выдачи «расстрельного» пистолета по указанию бывшего министра МВД Сивакова. Детали мне разъяснит начальник криминальной милиции МВД генерал-майор милиции Лопатик, к которому я должен прибыть незамедлительно. Примерно через 15 минут я вошел в кабинет генерала Лопатика, который находился в хорошем, я даже сказал бы веселом настроении, хотя встретил меня упреками примерно такого содержания: «Что ж ты, полковник, пистолетами раскидываешься. Из них потом людей убивают, а нам, „операм“, расхлебывать. Благо, что в МВД оперативная работа находится на высоком уровне, благодаря чему и удалось установить преступников. От меня требуется лишь письменное подтверждение выдачи пистолета и присутствия Павличенко при расстреле осужденных». Я, устроившись у приставного стола, начал писать рапорт, но затем, понимая, что документ требует указания точных дат и других конкретных ссылок, попросил разрешения дописать рапорт у себя в учреждении, где я имел возможность воспользоваться архивными и справочными документами. Лопатик разрешил, сказав только, чтобы я поторопился, так как он готовит документы для доклада президенту. Я вернулся к себе, достал из сейфа необходимые документы и стал писать рапорт. В этот период рядом со мной находились еще двое моих коллег, которых я посвятил в некоторые детали мероприятий, проводимых по разоблачению банды Павличенко и которые частично также приняли участие в составлении моего рапорта. Это очень порядочные и честные люди, и я сожалею, что пока не могу произнести их фамилии вслух без опасения причинить им вред. Примерно через час я представил рапорт Лопатику, который, наскоро пробежав по нему взглядом, вновь разразился тирадой о том, что только благодаря его проницательности и оперативному таланту удалось пресечь деятельность преступной группы Павличенко, а также исправить ошибки «некоторых полковников», которые снабжали преступников бесшумным оружием. Проглотив «пилюлю», я вернулся к себе.
На следующий день после ареста Павличенко я узнал от «источника», близкого к руководству Генеральной прокуратуры, что на видеокассетах, изъятых у него, запечатлены свидетельства издевательств и казни людей, среди которых были лица, считавшиеся исчезнувшими или пропавшими без вести.
Придет время и эта страшная видеотека сыграет свою роль в определении приговора негодяям. Напрасно они надеются, что попрятали все следы. Смею уверить, что все документы и предметы, необходимые для доказательства вины высокопоставленных отморозков, сохранены и ждут своего часа.
Что касается поведения Лопатика, то могу сказать следующее: польщенный «доверием» Наумова, который привлек его «исторической» операции по обезвреживанию группы высокопоставленных преступников, и рассчитывавший на пост первого заместителя министра, он еще не знал, к какому печальному концу приведет его и других это «расследование». И, как это часто бывает у карьеристов и подонков, пытался «застолбить» еще пустые участки следствия и зафиксировать своё личное участие в разоблачении бывших и настоящих отцов-командиров. Итогом этой бурной «оперативно-розыскной деятельности» и явился его знаменитый рапорт на имя министра Наумова о преступной группе Шеймана, Сивакова, Павличенко. Надо сказать, что Лопатик все-таки не очень доверял оперативной информации и решил проявить оперативно-литературный талант только после подтверждения оперативных данных признательными показаниями Павличенко. Иначе он сделал бы это гораздо раньше. К сожалению, работа над этим «историческом» документом, именуемым рапортом, истощила нравственные силы, питавшие благородный порыв бравого генерала. Его «беспримерный» в истории МВД личный «героизм» после вмешательства президента почему-то очень быстро иссяк, и все его дальнейшие поступки уже мало соответствовали образу последовательного, высокоидейного, непримиримого борца с криминалом, что, впрочем, характерно и для других высокопоставленных милицейских чинов.
Но вернемся к событиям, произошедшим в последующие дни после ареста Павличенко. На следующий день, 24 ноября, утром вновь раздался звонок Наумова. Он сказал, что мне необходимо дать показания следователю прокуратуры. Для этого мне надо к 10 часам придти в МВД. В указанное время я прибыл в министерство, и дежурный милиционер проводил меня в комнату для допросов, расположенную на первом этаже здания. Там меня уже ждал следователь Казаков. Допрос начался, как обычно, с соблюдения всех формальностей и продолжался более двух часов. В ходе допроса следователь выяснял подробности деятельности специальной группы, которую я возглавлял, а также различные детали процедуры исполнения смертных приговоров. По окончании допроса мы со следователем прошли ко мне в СИЗО, где он в присутствии понятых изъял «расстрельный» пистолет и книгу учета выдачи оружия, в которой имелись отметки о двукратной выдаче этого пистолета по распоряжению министра. Вновь позвонил Наумов и спросил, видел ли я по телевизору «новости». Я ответил, что только что прибыл с допроса и «новостей». Естественно, не смотрел. Он сказал, что надо обязательно посмотреть, мол, там много интересного. Я включил телевизор, и узнал об отставке секретаря Совета безопасности Шеймана. Мотивы отставки не указывались, но я испытал неописуемое чувство удовлетворения. Теперь, разумеется, думал я, на очереди были арест Сивакова и других членов банды, а дальше — рутинная следственная работа. В состоянии эйфории прошли ещё сутки. Во всех структурах правоохранительных органов тема отставки Шеймана и ареста Павличенко была самой популярной. Все понимали, что снятие опостылевшего всем «без лести преданного» тупицы с поста секретаря Совета безопасности — это и смена курса, во всяком случае, во внутренней политике государства. Вмешательство Совета безопасности во все сферы правовой, хозяйственной, таможенной, торговой деятельности государства породило невиданную коррупцию. Взятки в Совет безопасности и Администрацию президента текли рекой. Брали со всех. Начиная со старушек, торговавших семечками, и заканчивая матерыми бизнесменами. Если президент желает узнать о деятельности своего холуя №1 поподробнее, то я могу оказать ему такую услугу и даже пока что не публично, так как открытая информация может повредить её источникам. Но даже если и не желает, то это все равно будет известно, но только несколько позже и видимо в более широких масштабах.
