Тайны Кремлевского централа. Тесак, Фургал и другие. Громкие дела и «Странные» смерти, в российских - Меркачёва Ева Михайловна
Полонский и 309-я камера поэтов
(Сергей Полонский, 2015 год)
Бизнесмен Сергей Полонский вошел в историю «Кремлевского централа» как один из самых «мятежных» заключенных. С его пребыванием там связано множество историй — как забавных, так и трагичных.
Вот только пара примеров. Когда олигарх решил, что сокамерник (это было в первые дни его нахождения в СИЗО) пытается на него напасть, он разлил на полу «Ферри» и разбил телевизор. Однажды во время проверки камеры Полонский перекрыл прокурору выход и потребовал обстоятельного разговора. Полонского интересовало, почему прокурор не реагирует на жалобы заключенных и почему после его прихода жить становится ещё сложнее, чем до (блюститель законности обязывал выбрасывать картонки, газеты и туалетную бумагу, которые арестанты стлали под матрасы, чтобы не болела спина).
Вскоре он написал проект перестройки изолятора и торжественно вручил бумагу начальнику «Кремлевского централа». В числе прочего придумал, как оборудовать камеры душем (ничего из его разработок так и не было использовано). По ночам он помогал писать кандидатскую сокамернику. Но это только малая часть всех приключений, которые с ним случались практически ежедневно.
— На тот момент, когда я сидел в «Кремлевском централе», это был самый приличный СИЗО в стране, — рассказывает Сергей Полонский (давно на воле, колесит по России с лекциями на тему бизнеса и строительства). — Представьте картину: еду разносят подполковники, общаются при этом на «вы», матом никто из них не ругается. Про избиения и пытки в «Кремлевском централе» никто не слышал и в страшном сне представить такое не мог.
Заключенные — культурные и воспитанные люди. Профессора, академики, инженеры, летчики и бизнесмены. Есть и другие, конечно, но их никогда не сажали вместе с «экономическими» и «политическими».
— Как складывается день в СИЗО 99/12 — продолжает Полонский. — Подъем в 7.00, затем уборка и утренняя проверка. Завтрак в камере, прогулка на крыше (прогулочные дворики располагаются там).
Дальше все занимаются своими делами: кто-то читает, кто-то пишет или смотрит телевизор. Обед. Выводы на встречи с адвокатом или на следственные действия. Ужин. Отбой в 22.00.
Неудобно, что в камере нет часов и ты не понимаешь, сколько времени. Я думал сделать из пластиковой бутылки песочные часы, но администрация была против. Из самых главных проблем «Кремлевского централа» того времени — плохие матрасы, на которых просто невозможно спать.
Мы вели борьбу за то, чтобы, наконец, появились нормальные, ведь отсутствие полноценного сна — это пытка. Тяжело спать при включенном свете. Нам удалось добиться, чтобы разрешили повязки на глаза. Ещё мы боролись за то, чтобы перевозили в автозаках в человеческих условиях, отучали конвоиров ругаться матом и т. д. Много всего было.
Полонский часто писал заявления на встречу с начальником централа. Любил вести с ним интеллектуальные беседы.
— Я ему читал свои стихи, он мне свои, — рассказывает Сергей. — Мы обменивались книжками. Помню, он дал мне читать «Историю царских тюрем».
Сергей Полонский сменил десяток камер, в некоторые переезжал транзитом через карцер. Всего же за разные нарушения попадал туда семь раз. Но, что самое удивительное, ни обид не таит, ни зла не держит. Говорит: «Всегда был в хорошей компании».
Дольше всего он пробыл в камере № 309. Из её окна виден двор «Матросской Тишины» и окна её сидельцев. Однажды арестанты камеры № 309, по их словам, остановили бунт. Соседи из «Матроски» в знак протеста поджигали матрасы, а они кричали им, что надо использовать другие, более безопасные методы. Уговорили, в общем, и обошлось без пожара.
К слову, это была в ту пору самая веселая камера, потому что её сидельцы подружились и шутили друг над другом и над своими уголовными делами. Тюрьма, конечно, место серьезное, но бывают исключения.
— Все, кто там сидел, писали стихи, — говорит Полонский. — Нас было трое: я, Боря Ванзихер и Рустам Гильфанов. Мы все давно на свободе, так что камера счастливая. И сейчас у нас есть поэтический чат «Тристадевятники».
Сказ про Улюкаева
(Алексей Улюкаев)
Еще один поэт, экс-министр экономического развития России Алексей Улюкаев, попал в «Кремлевский централ» в декабре 2017 года. Он сразу выразил желание содержаться в полном одиночестве.
«Сыт по горло общением. Мне будет психологически трудно, если в камере появятся новые люди», — так он объяснил членам ОНК свою просьбу. К слову, даже в джинсах и простой черной футболке он не производит впечатления простого заключенного.
В то время в СИЗО № 1 сидел экс-мэр Владивостока Игорь Пушкарев, который узнал о новом заключенном из новостей по телевизору. «Передайте ему привет, как поэту», — попросил он правозащитников. Сам сказать ему это не мог, в СИЗО нет межкамерной связи, такой привычной для других изоляторов. Так что даже сидящие через стенку арестанты не могут перекрикиваться и вообще как-то общаться. Все остальные заключенные «Кремлевского централа» Улюкаева поддерживали и явно сочувствовали, поскольку наблюдали за судебным процессом по телевизору.
Улюкаев попросил в первый же день ручку и немного бумаги, чтобы писать дневники или стихи.
— Стихов у меня вышло три книги. На свободе в последнее время писал грустные. Но, может быть, тут будут другие? — сам себя спрашивал он. — А вообще в СИЗО не так плохо. Я ожидал, что будет хуже.
Улюкаев, как и многие другие сидельцы «Кремлевского централа», никогда раньше не был в тюрьме. Хотя, когда был замминистра финансов, отвечал за вопросы финансирования тюремной системы, тогда еще ГУИС. Но вот так, чтобы самому посмотреть, что там, по ту сторону колючей проволоки, — не приходилось.
Так получилось, что из вещей он почти ничего не взял. Бросил в сумку только носки и трусы. Причём, как он признался, засунул, пока жена не видела, чтобы она не переживала.
В СИЗО ему выдали зубную щетку, мыло и туалетную бумагу на первое время. Пока он не получил передачу, ел тюремную баланду.
Человеком он оказался непривередливым и никогда не жаловался. Говорил: «Здесь всё хорошо, чисто, светло. Всё в порядке». Лишнего не спросит, не попросит.
