Соколы - Шевцов Иван Михайлович (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Здесь нередко бывал иронически мудрый с богатой шевелюрой седых волос и с неизменной сигаретой милостью Божей поэт, владелец лирофилософской музы Василий Федоров. Здесь популярные в те годы поэты Владимир Фирсов, еще молодой, но уже преждевременно теряющий остатки волос, и кудлатый, бородатый, «весь в шерсти» Алексей Марков, и чудоковатый фронтовик Василий Журавлев, и добродушный острослов Сергей Вас. Смирнов (не путать с С.С. Смирновым), перебивая друг друга, читали свои стихи. И казалось, вся мастерская пронизана горячим патриотическим духом поэзии. Захаживали сюда и прозаики: неторопливый, внешне спокойный и уравновешенный Анатолий Иванов, язвительно-желчный Всеволод Кочетов, зять художника Михаил Алексеев, самонадеянный и всезнающий Николай Грибачев, хитроватый Иван Стаднюк, немногословный Петр Проскурин. (О Леонове я уже говорил и еще вернусь к нему).
Их портреты, написанные Павлом Федоровичем, находятся в разных музеях бывшего СССР. Бывали здесь и светилы филологии вроде блистательного трибуна и талантливого ученого аналитика профессора Владимира Архипова, автора интересных книг о Лермонтове, Некрасове, Крылове. Частенько захаживал в мастерскую Судакова поклонник Бахуса академик живописи Александр Лактионов, автор знаменитого «Письма с фронта», и МХАТовец народный артист Алексей Жильцов, старорежимный интеллигент и трезвенник. Появлялись здесь и патриархи кисти и резца Александр Герасимов и Евгений Вучетич— «Служители культа», как называли их недоброжелатели. Я их познакомил с Судаковым. Вучетич уговаривал Павла Федоровича продать ему «Портрет партизана», проникновенную по психологическому состоянию и мастерски написанную вещицу. Так и не уговорил, — не решился, не смог расстаться мастер со своим шедевром. Мне Вучетич подарил отформованный в гипсе бюст Шолохова, который я потом отдал Судакову для украшения интерьера его мастерской.
Частым гостем в мастерской был мой друг адмирал Семен Захаров, в прошлом член ЦК и первый заместитель министра Военно-морского флота легендарного Н.Г. Кузнецова, по чьему приказу нападение фашистов 22 июня 1941 года не застало военных моряков врасплох. В дружеских доверительных беседах Семен Егорович рассказывал мне о некоторых деталях подготовки Сталиным акции по массовому выселению евреев в Биробджан. Сталин умел предвидеть, он смотрел на многие десятилетия вперед. Как гениальный политик-стратег, он безошибочно разглядел стратегический замысел мирового еврейства: уничтожить СССР и Советскую власть, разграбить богатства страны, установить сионистскую диктатуру. Мысленно глядя за горизонт русской истории, он уже видел циничные маски чубайсов, лившицев, гусинских, березовских, правящих некогда великой, могучей, гордой державой. В их иезуитских улыбочках он просматривал их недалеких предков: троцких, свердловых, зиновьевых, каменевых и прочих губельманов. Их потомки оказались более изощренными грабителями, ворами, душителями и палачами. Конечно, только в кошмарном сне могло явиться Сталину видение расстрелянного парламента и руководитель Совета безопасности России гражданин Израиля, а у руля государства вместо полуживого президента — презираемой всем народом рыжий сатрап — иудей.
Если б замыслу Сталина суждено было сбыться, сегодня наша Отчизна была бы самой процветающей страной мира, а ее народ не стонал бы под грязным сапогом сиона — американских оккупантов…
…Из военных — на огонек к «Паше» частенько заезжали руководители Воениздата генералы А.И.Копытин и В.С.Рябов, легендарный комдив Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Шатилов, солдаты которого водрузили Знамя Победы над рейхстагом, воздушные ассы маршалы авиации Дважды Герой Советского Союза Николай Скоморохов и Герой Советского Союза Иван Пстыго. Их портреты написанные Судаковым, являются собственностью музеев в разных городах страны. Это интересные военачальники, верные в дружбе, надежные, обаятельные «мужики». С ними мне приходилось выступать в разных аудиториях: в военной Академии, в школе милиции, перед учеными Главного Ботанического сада. Они — все трое — были авторами нескольких книг. С Николаем Скомороховым меня познакомил Павел. Он был старше меня на три месяца. Как ветераны войны мы сразу нашли общий язык, и вскоре знакомство перешло в дружбу. Этому, конечно же, способствовало наше единодушие по главным вопросам жизни. Николай Михайлович в течение ряда лет возглавлял Военно-Воздушную Академию имени Гагарина. Стройный, подтянутый спортивного вида красавец, доктор военных наук, профессор, он и в 75 лет выглядел молодцем. Он покорял своим обаянием и душевностью, любил литературу, искусство, музыку. Мы бывали с ним на концертах моих друзей народных артистов Анатолия Полетаева (государственный оркестр «Боян») и Владимира Захарова (хореографический театр «Гжель»). Однажды он приехал ко мне на дачу в Семхоз. «Душу отвести захотелось», — сказал, выходя из машины. И мы провели за разговорами весь день. Он рассказывал мне о своей поездке в Канаду, где в то время послом был главный архитектор перестройки Яковлев А.Н. Его рассказ я затем использовал в третьей книге романа «Набат», в последней, главе, названной «Над бездной» и опубликованной в N 10 за 1992 г. журнала «Молодая гвардия». Свой автобиографи ческий роман «Предел риска» он подарил мне со следующей надписью: «Ивану Шевцову — солдату, писателю, гражданину, неутомимому борцу за правое дело с добрыми пожеланиями. Н. Скоморохов, 19.2.92 г.»
Иного склада характера был Василий Митрофанович Шатилов. Внешне грузноватый флегматик, хотя и систематически занимался спортом, спокойный, уравновешенный, доверчивый, участливый к людскому горю, он иногда казался наивным. Не умел лукавить, дипломатничить, говорил все открыто, что думал. Иногда заблуждался в, оценке людей и событий. Однажды зашел разговор о семействе Брежнева. Когда я назвал фамилию супруги Леонида Ильича — Голдберг, он возразил:
— Не может быть. Я знаю ее, она хохлушка.
— Она такая же хохлушка, как ты эфиоп, Василий Митрофанович, — парировал я. — А разве ты не знаешь, что начальник Главвоенторга генерал-лейтенант Голдберг — ее ближайший родственник. И именно по ее настоятельной просьбе Брежнев сделал начальника пошивочной мастерской генерал-лейтенантом и начальником Главвоенторга? — И было как-то странно, что он, генерал-полковник, работавший в аппарате Минобороны, не знал такого хорошо известного в среде военных факта, когда родственник генсека в одночасье превращается из закройщика в генерала. Он пытался убедить меня, что Свердлов не еврей, а прибалт и в арбитры призывал Судакова: «Паша, это правда, что говорит Иван? Он не сочиняет?»
Как-то мы вдвоем сидели у него дома, и он рассказывал мне военные эпизоды, которые он не использовал в своих книгах по этическим соображениям и говорил:
— Мне не удобно. А ты бы мог в свой роман вставить. Вот эти эпизоды. Принял, говорит я новую дивизию от генерала Корчица как раз перед началом наступления. С адъютантом и охраной пошел осматривать позиции. Зашли в лес. Вижу: двое раздетых солдат роют могилу. Рядом конвойные, офицер и прокурор. Спрашиваю солдат: — «Кому роете?» Отвечают: «Себе». Прошу прокурора показать приговор. Он подал. А я на приговоре написал: «Временно воздержаться от приведения в исполнение». Солдат отправил в строй. Началось наступление, и приговоренные отличились в бою и спасли свою жизнь… Другой случай уже в Берлине произошел. Солдат изнасиловал жену японского посланника. Командир корпуса приказал расстрелять насильника и доложить исполнение. Прежде чем, выполнить приказ, я вызвал обреченного солдата. Смотрю: у него на груди два боевых ордена. Спрашиваю: насиловал?
— Да, отвечает, было дело.
— Как ты мог?
— Так случилось. Виноват. Можете расстреливать.
— Посмотрел на него, вспомнил, как надругались немцы над нашими женщинами. Сказал солдату:
— Ты расстрелян. Тебя нет в живых. А теперь иди в роту. Завтра в бой. На другой день звонит командир корпуса: «Насильник расстрелян?» «Никак нет. Убит в бою». Этими дело кончилось.
