Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни - Талеб Нассим Николас

Элинор Остром экспериментально доказала, что в сообществе определенного размера люди действуют как коллективисты, защищают общую собственность, иначе говоря, действуют рационально на уровне группы. Такое сообщество не может быть слишком большим. Это своего рода клуб. Группы ведут себя по-разному в зависимости от масштаба. Выводы Остром объясняют, почему муниципальный уровень отличается от государственного. Объясняют они и то, как действуют племена: вы – часть особой группы, которая больше, чем маленький вы, но меньше, чем человечество в целом. Что важно, люди в такой группе делятся чем-то одним, но не делятся чем-то другим. Есть протокол, предписывающий, как вести себя с иноплеменниками. Арабские племена пустыни проявляют гостеприимство к мирным чужакам, не посягающим на общинные владения, но свирепеют, когда чужак враждебен.

«Общественное благо» – штука абстрактная, взятая из учебника. В главе 19 мы увидим, что «индивид» – расплывчатое понятие. «Я» куда больше похоже на группу, чем на отдельную личность.

Кто вы по диагонали?

Смехотворность политического универсализма, незнакомого с понятием масштаба, иллюстрирует высказывание братьев Джоффа и Винса Грэмов:

Если эти слова не убедят вас в идиотизме ярлыков «левые» и «правые», значит, ничто вас не убедит.

Швейцарцы одержимы идеей управления – и действительно, их политическая система не «левая» и не «правая», она создана для управления. Как-то раз вдумчивый математик Ганс Герсбах организовал в Цюрихе мастер-класс по шкуре на кону – точнее, по тому, как правильно вознаграждать (и наказывать) политиков, интересы которых не соответствуют интересам избирателей. Я понял тогда, что в Швейцарии и Германии система работала нормально не потому, что там живут более ответственные люди, а из-за масштабирования, которое делает людей более ответственными: Германия – федерация.

Давайте применим сказанное к распределению риска.

Все (буквально) в одной лодке

Греческий язык – очень точный; в нем есть слово, описывающее противоположность переносу риска – распределение риска. Синкиндинео означает «совместное принятие риска», таково было требование к сделкам, связанным с морскими перевозками [36].

Новозаветные Деяния святых апостолов описывают путешествие св. Павла на грузовом судне из Сидона на Крит и Мальту. Когда корабль попал в шторм, те, кто на нем плыл, «насытившись пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море» [37].

Хотя выбрасывался конкретный товар, возникший расход поровну несли все собственники, а не только собственник выкинутой пшеницы. Данная практика восходит по меньшей мере к 800 году до н. э., к Lex Rhodia, Родосскому закону, названному по острову в Эгейском море; сам кодекс не сохранился, но его много цитировали, начиная с Античности. Он предписывал распределять риски и расходы, связанные с непредвиденными обстоятельствами, солидарно и независимо от других обязательств. Кодекс Юстиниана подытоживает:

Тот же механизм распределения рисков действовал для путешествовавших по пустыням караванов. Если товар пропадал или похищался, расходы несли все торговцы, а не только собственник.

Слово синкиндинео мастер-классицист Арман Д’Ангур перевел на латынь как compericlitor, значит, по-английски оно должно звучать как compericlity, а его противоположность, перенос рисков а-ля Боб Рубин, – incompericlity; я полагаю, пока что мы обойдемся словосочетанием «распределение риска».

Далее мы обсудим некоторые искажения, возникающие, когда кто-то ставит шкуру на кон.

Как говорить об активах

Однажды я пришел на телевидение, чтобы рассказать о своей только что вышедшей книге, и застрял в студии – меня посадили за круглый стол с парой журналистов, плюс ведущий. Темой дня была компания Microsoft. Высказывались все, включая ведущего. Подошла моя очередь: «У меня нет акций Microsoft, у меня нет короткой позиции по акциям Microsoft [то есть я не получу прибыль, если они упадут], поэтому я говорить о них не могу». Я повторил свой афоризм из введения: не говорите мне, что вы «думаете»; просто скажите, какие ценные бумаги лежат в вашем портфеле. На лицах присутствовавших отразилось невероятное замешательство: журналист обычно не должен говорить о том, чем он владеет, – и хуже того, всегда, всегда должен разглагольствовать о том, что едва ли найдет на карте. Журналисту следует быть беспристрастным «судьей», однако, в отличие от Сисамна с картины «Суд Камбиса», его вторично используемой шкуре ничто не угрожает. Есть два способа говорить о своих активах. Первый: вы покупаете активы, потому что они вам нравятся, потом что-то о них говорите (и объявляете, что ими владеете) – самым надежным защитником товара является его пользователь [38]. Другой способ: вы покупаете активы, расхваливаете качества компании, потом продаете активы, наживаясь на собственной рекламе, – это рыночная манипуляция и, само собой, конфликт интересов. Мы не требуем от журналистов ставить шкуру на кон, чтобы они не могли манипулировать рынком, и считаем, что общество от этого выигрывает. В этой книге доказывается, что рыночная манипуляция и конфликт интересов более благотворны, чем безнаказанность того, кто дает плохой совет. Основная причина, как мы увидим, в том, что в отсутствие шкуры на кону журналисты, чтобы обезопасить себя, будут повторять мнение других журналистов – и создавать монокультуру и коллективные миражи.

В общем случае шкура на кону идет с конфликтом интересов рука об руку. Я надеюсь, что эта книга убедит вас: первое важнее второго. Конфликт интересов – не проблема, если ему сопутствует риск что-либо потерять.

Короткий визит к врачу

У врачей нет проблемы Антея: медицина, хотя и накинула на себя плащ науки, на деле базируется на передаче знаний от мастера к подмастерью и, подобно инженерному делу, коренится в опыте, а не в экспериментах и теории. Экономист говорит «предположим, что…» и выдает уродливую теорию; врачи так не делают. В медицине принцип шкуры на кону соблюдается в значительной степени, хотя и остается агентская проблема, отделяющая получателя услуги от ее поставщика. Однако попытки заставить врачей рисковать своей шкурой породили целый класс отрицательных эффектов: неопределенность от врача перешла к пациенту.

Почему? Беда в том, что мы полагаемся на измерения. Всякое измерение поддается манипулированию: понижение уровня холестерина, упомянутое в первой части пролога, – техника манипуляции измерениями, доведенная до крайности. Возьмем более реалистическую ситуацию: врачей и больницы, имеющие дело с раком, оценивают по коэффициентам выживаемости пациентов за пять лет; какие именно методы лечения они выберут применительно к новому пациенту? Выбрать нужно между лазерной хирургией (точечное хирургическое вмешательство) и лучевой терапией, которая токсична не только для опухоли, но и для пациента. По статистике, в пятилетней перспективе лазерная хирургия дает результаты хуже, чем лучевая терапия, однако после облучения в долгосрочном плане могут развиться новые опухоли, что снижает показатели выживаемости на отрезке в двадцать лет. Учитывая, что оценка работы врача зависит от выживаемости пациентов в течение пяти лет, а не двадцати, он мотивирован предложить пациенту лучевую терапию.