Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям (читать книги полные txt) 📗
Такое усиление интереса к земельной собственности означало, что классу дворян, который еще со времен династии Хань был основным проводником конфуцианских традиций и сторонником всего истинно китайского, было достаточно легко сохранить свое превосходство в обществе по отношению к торговцам или любым экономически активным группам. Кризис возник при власти монголов, поскольку, подобно всем остальным кочевникам, они традиционно уважали купцов. Чингисхан и его наследники легко предоставляли специальные привилегии и высокие государственные посты заморским купцам, таким как Марко Поло. Многие из этих чужестранцев совмещали коммерческую активность с откупом налогов и другими фискальными операциями, что только усиливало неприязнь к ним у китайского населения в целом. Таким образом, когда в 1368 г. монголы были изгнаны из Китая, чиновники-дворяне нашли широкую поддержку, утверждая старый конфуцианский принцип, согласно которому купцы — это необходимое зло в обществе. На практике это означало закрепление официального надзора и контроля над всей коммерческой деятельностью — чему служат примером экспедиции Чжэн Хэ по Индийскому океану — и полное подчинение интересов торговли предполагаемым интересам государства, свидетельство тому — внезапное полное прекращение подобных морских предприятий после 1438 г. Победа интересов чиновников и помещиков в Китае была закреплена постоянной слабостью моральной позиции класса торговцев, у которых не было никаких аргументов для того, чтобы отвергнуть обвинения конфуцианства в социальном паразитизме. Более того, конфуцианское правило, согласно которому возможность преуспеть в социальном служении зависела от образования и высоких моральных качеств, также действовало не на руку торговцам, поскольку открывало широкие перспективы для любого человека с хорошим образованием. Именно по этой причине торговые семейства, дела которых шли успешно, покупали земельную собственность, отказывались от торговли в пользу положения рантье и использовали появившееся у них свободное время для изучения классических конфуцианских произведений. Таким образом, семейства, которые соседи считали общественными паразитами-кровопийцами, за одно поколение могли превратиться в достопочтенных представителей дворянства. Побудительные причины для того, чтобы следовать таким путем, были достаточно сильными, и тысячи семейств поднимались вверх по конфуцианской лестнице успеха [877]. Но такая открытость китайского общества для продвижения наверх приводила к тому, что обезглавливала сословие купечества и практически пресекала развитие крупномасштабной торговли и производства, для которых в 1000 г. Китай был технически гораздо лучше подготовлен, чем любая другая часть цивилизованного мира [878].
На политическом и культурном уровне аналогичный вызов древним китайским традициям достиг высшей точки под игом монголов, но затем, в период правления династии Мин, быстро сошел на нет. Монголы, как никогда ранее, усилили связь Китая с западом Евразии. В течение первых десятилетий правления монголов великий хан призывал множество чужестранцев из Центральной Азии, Среднего Востока, Руси и даже из Западной Европы для несения службы в Китае. Пока столица оставалась в Каракоруме на севере Монголии, север Китая был поделен в качестве награды между монгольскими военачальниками, которые правили своими новыми землями так, как считали нужным. Поскольку монгольские вельможи были обязаны постоянно находиться на военной службе, то не могли непосредственно управлять своими владениями. Обычно они вверяли эту задачу купеческим гильдиям из Центральной Азии (уйгурам и многим другим), платившим определенную сумму за право собирать с китайцев подати и налоги [879]. Но после 1264 г., когда столицей был объявлен Пекин, хан Хубилай решил восстановить прежнюю китайскую налоговую систему [880]. Это предполагало восстановление централизованной имперской бюрократии и набор на государственную службу должностных лиц традиционным способом, на основе экзаменов по конфуцианским классическим произведениям. Китайцы, однако, обычно стояли на сравнительно подчиненных должностях, в то время как чужеземцы самого разнообразного происхождения, подобные Марко Поло, занимали высокие государственные посты. Ясно, что монгольские императоры совершенно не доверяли своим китайским аппаратчикам, но практически основная масса коренного населения имела дело с чиновниками низших рангов, вследствие чего народом снова управляли китайцы и на китайский манер.
Поэтому для миллионов китайцев восстановление бюрократии на севере Китая и распространение власти монголов на южные районы Китая после 1279 г. просто означало, что жизнь возобновила свое обычное течение. Поскольку число монголов и других инородцев [881] всегда составляло малую величину по отношению к миллионам китайцев и так как большинство их в культурном отношении занимало нижестоящее положение, то общество и культура Китая под властью монголов подверглись удивительно малым изменениям. Когда завоеватели утратили свою воинскую твердость после смены примерно трех поколений, жиревших на эксплуатации китайцев, восстание коренного населения утвердило новую китайскую правящую династию Мин. Вслед за этим китайцы намеренно отреклись от всех иностранных обычаев, и только на окраинах империи, например, в провинции Юньнань, которая никогда до этого полностью не входила в китайское сообщество, продолжали существовать следы иноземного влияния [882].
Реальное значение плотной сети коммуникаций, покрывших всю Азию, которую монголы создали в процессе своих завоеваний, не только сказалось в пределах Китая, но и определило проникновение в мусульманские и христианские страны некоторых важных элементов китайской технологии, особенно черного пороха, компаса и книгопечатания [883]. Значение всех этих изобретений для западноевропейской истории едва ли можно переоценить, но в самом Китае их влияние было сравнительно невелико. Книгопечатание способствовало поддержке образования и привело к литературному расцвету в поздние периоды правления династий Тан и Сун, оно помогло таким популярным литературным жанрам, как драма и роман, выйти на новый уровень развития благодаря возможности тиражирования. Тем не менее структура китайского общества оказалась настолько консервативной, что смогла погасить всеобщее распространение новых идей, подобных тем, которые бушевали благодаря европейскому книгоизданию в начале XVI в. Книгопечатание в Китае просто шире распространяло идеи прошлого и таким образом укрепляло интеллектуальное наследство Древнего Китая, делая общество в целом более стабильным и расширяя круг участников мира литературы.
Изобретение пороха тоже не смогло существенно изменить жизнь в Китае. Все произошло как раз наоборот. Как только пушки дали возможность императорским войскам разрушать даже самые мощные укрепления противника за сравнительно короткое время, возвышение провинциальных военачальников, которые в поздний период династии Тан будоражили всю страну, стало невозможным. Поэтому реализовать древние идеалы централизованного государства, послушного единому правителю, стало гораздо проще. Эффект введения нового оружия состоял скорее в сохранении древних идеалов, а не во введении каких-либо новых [884]. Как мы уже упоминали, ни компас, ни усовершенствования, связанные с мореходством, не смогли изменить отношений Китая с остальной частью мира на сколь-либо длительный срок, несмотря на удивительные экспедиции Чжэн Хэ по Индийскому океану.
877
Edward A.Kracke, «Sung Society: Change within Tradition», Far Eastern Quarterly, XIV (1955), 479-88; Ping-ti Ho, The Ladder of Success in Imperial China (New York: Columbia University Press, 1962).
878
Ситуация, противоположная социальной исключительности европейской и японской аристократии, чье безраздельное превосходство опиралось на древность рода. Как точно заметил Тойнби, притесняемые меньшинства, подобно европейским горожанам средневековья и раннего нового времени, иногда могут извлечь неожиданную выгоду.
879
Ср. с ролью мусульманских купцов из Западной Азии как откупщиков податей и торговцев на Руси в течение первых десятилетий монгольского ига.
880
Herbert Franz Schurmann, Economic Structure of the Yuan Dynasty (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1956), pp.2-8.
881
В 1270 г., когда завоевание Китая было почти завершено, а число захватчиков в стране было наибольшим (т.е. еще до того, как межэтнические браки растворили чужеземный характер армии), в Китае жило примерно 390 тыс. таких «военных» семей. Это составляло около 3% китайского населения, поскольку, как показала первая перепись населения, проведенная при монголах в 1290 г., существовало не менее 13 млн. семей налогоплательщиков. См. Herbert Franke, Geld und Wirtschaft in China unter der Mongolen-Herrschaft (Leipzig: Otto Harrassowitz, 1949), pp. 128-29.
882
Прежде независимое царство Наньчжао в современной провинции Юньнань было покорено монголами в 1253 г. и включено со временем в созданное ими китайское государство. В 1274-1279 гг. хан Хубилай вверил эту провинцию губернатору мусульманину, благодаря которому, по-видимому, мусульманство пустило здесь прочные корни. См. Marshall Broomhall, Islam in China (London: Morgan & Scott, 1910), pp. 123-25. Подобное утверждение ислама в Восточной Бенгалии, на окраине индийского мира, происходило в те же столетия. До сих пор оба эти региона сохранили резкие отличия от окружающих их культурных миров Индии и Китая.
883
Никаких документальных доказательств распространения этих изобретений из Китая никогда не было да, вероятно, никогда и не будет обнаружено, поскольку ремесленники и торговцы обычно не писали книг. Если бы Марко Поло не попал в плен к генуэзцам и не использовал бы время пребывания в темнице для описания своей карьеры при дворе хана Хубилая, ничего вообще из его необыкновенных приключений нам не было бы известно. И все же и до, и после Марко Поло многие тысячи ремесленников и торговцев передвигались по владениям монголов, и из рассказов тех, кто смог вернуться, можно было извлечь полезные догадки или даже точные сведения об удивительных умениях китайцев.
Обстоятельства, объясняющие быстрое распространение черного пороха и компаса из Китая в пределы мусульманского и христианского мира, достаточно очевидны. И мусульмане, и христиане занимались производством и использованием черного пороха уже в середине XIV в. Морской компас достиг Средиземноморья почти на столетие раньше, проникнув морским путем через южные океаны, а не по суше, как черный порох.
Случай с книгопечатаньем сложнее. Это изобретение было сделано намного раньше в Китае, чем в остальных странах (ксилография - в VIII в. или IX в., печатный шрифт - в XI в.). Но приобщение к этой технологии в христианском мире было отсрочено до XV в., а в исламских странах (где предрассудки долго запрещали печатное воспроизведение) - вплоть до XVIII в. Ключ к пониманию этой задержки, по-видимому, находится не в неведении - мусульмане, конечно, были хорошо знакомы с технологией печати в течение многих столетий до того, как стали ее использовать, да и христиане имели широкие возможности овладеть этим методом намного раньше, чем Гутенберг в 1456 г. напечатал свою известную Библию. Скорее всего это запаздывание порождала медлительность, с которой знания о технологии производства бумаги проникали из Китая через мусульманский мир в Западную Европу. До того как появился дешевый материал, на котором можно было воспроизводить печатный текст, технология печати не давала никаких преимуществ по сравнению с ручным воспроизведением. Было подсчитано, например, что каждая копия Гутенберговой Библии, напечатанной на пергаменте, требовала обработки шкур примерно 300 овец. Thomas Francis Carter, The Invention of Printing in China and Its Spread Westward (New York: Columbia University Press, 1925), p.204. Но секреты изготовления бумаги достигли прирейнских земель не ранее XIV в. Ibid., р.85.
884
Со времен монгольского владычества и вплоть до XX в. Китай сохранял политическое единство и избежал длительных локальных беспорядков, которые время от времени охватывали эту землю в более давние времена. Это было замечательным достижением для такой большой страны, как Китай. Пушки и конфуцианство сделали это возможным.
