Огонь по своим - Бушин Владимир Сергеевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Автор не подозревает, что существует контекст, в котором слова эстетически и эмоционально взаимодействуют, он уверен, что достаточно усмехнуться, скорчить рожу, и тотчас приобретут обратный или нейтральный смысл такие, например, сочетания слов, как «социалистические нечистоты», «мразь советских достижений», «свинцовые мерзости социализма», «кошмарный вождь Октябрьской революции»… И опять: распространяя заразу, автор мнит себя начальником санэпидемслужбы.
Или вот шедеврик: «Кажется, Дарвин установил, что у человека задница круглая, чтобы удобно было сидеть на толчке». Кто тут высмеян — Дарвин? Весь род людской? Зачем?.. Это просто развязность, словесное недержание, абсолютная глухота к слову и полное литературное убожество. В итоге автор не высмеял наше телевидение, а вызвал отвращение к своей непотребщине и «шутливой антисоветчине», видимо, подсознательно заимствованной у того же телевидения. И становится ясно, что на деле он прямой пособник телевидения, как и «Московского комсомольца».
Во второй статье, подписанной уже не «Лихин», а «Ли Хин» (дескать, «китаец из Гонконга») предпринята опять же как бы комическая, а по существу убогая и снова явно болезненная попытка изобразить отношения между властью и страной, народом, как половое партнерство. Тут уж такая зловонная мерзость, что я не решаюсь привести ни одной выдержки. И опять «газета для тех, кто любит думать» выступает в роли бездумной, даже безмозглой пособницы телевидения, «МК», а через них — режима. И конечно, не случайно эти статьи как высшее достижение журнала в деле пособничества нравственной диверсии против своего народа и холуйства перед Западом напечатаны были в газете дважды.
В редакции «Дуэли», Юрий Игнатьевич, работает несколько молодых милых женщин. Вы не пробовали представить себя на их месте? Вот они приходят домой, мужья или родители просят их посмотреть свежий номерок прогрессивной газетки и видят там все ваши фекально-сексуальные изощрения: «жирная задница, блаженно чавкающая от долгожданного вкладыша» и т. п. Как, по-вашему, что они при этом чувствуют и говорят? Сейчас трудно устроиться на работу, и вполне можно предположить, что вашим сотрудницам просто некуда уйти, и они вынуждены терпеть глумление над своей русской нравственностью. А ваши авторы? Ведь их тошнит от одного вида своих статей рядом со статьями, сочинителей которых надо лечить, а не печатать. Наконец, Ваша собственная жена, Ваши дети — неужели перед ними-то не стыдно?
Такого же уровня непотребством отличаются иные публикации газеты на исторические и философские темы. Так, Ваша статья «Является ли государство продуктом классовых противоречий» (№ 24) своим глумлением отвращает с первых же строк: «Надо сказать, что „вечно живая“ марксистская теория очень напоминает по форме выступление (!) юродивого у Казанского вокзала». Ну, конечно, Вы тут же присовокупляете: «Я не хочу этим оскорбить или унизить Маркса, поймите меня правильно». Да ведь все демагоги, приступая к своему любимому занятию, твердят именно эту просьбу: «Поймите меня правильно!»
Обратитесь к сочинениям Солженицына, Волкогонова, Радзинского — Вы обнаружите эту сердечную просьбу не раз. Да вот и совсем недавно, скорчив страшенную рожу, изрыгая свирепые угрозы Думе, если она при первом же голосовании не утвердит на пост премьера его очередного еврейского ставленника, уже согласованного с Западом, Ельцин тут же промурлыкал: «Поймите меня правильно! Я никого не запугиваю…»
Да, Ваш любимый жанр — глумление. Это Вы показали с первых строк и здесь. И после этого повернулся язык сказать, что «Ленин, как всегда (!), начинает полемику с унижения того, с кем спорит». Как говорится, уж чья бы корова мычала, уж чей бы козел блеял… И в этой статье Вы задались целью осмеять сразу трех великих людей — Маркса, Энгельса и Ленина. Выскочил из-под арки на Николоямской и хвать всех троих одной лапой за бороды: «марксизм ужасен своим примитивизмом»… «убогие марксовы идеи»… «Марксов бред»… Удивительно, почему Ельцин до сих пор не выдал Вам медаль.
Пропустим пока Энгельса, перейдем сразу к Владимиру Ильичу. «Я представил Ленина чуть ли не придурком… С ним расхожусь принципиально. Образно говоря, я утверждаю, что молния — это электричество, а он — что стрела пророка Ильи».
Ну, допустим, никаких стрел у Ильи-пророка вроде бы на вооружении никогда не было. Но интересней другое: себя автор уподобил человеку ученому, допустим, Бенджамину Франклину, а Ленина — страннице Феклуше из Островского. Встретив образное выражение у Ленина, Вы негодуете: «Вся пакость философов-теоретиков в том, что они образно говорят, не понимая, о чем». Но мне сомнительно: сам-то философ-практик понимает, что говорят, когда Ленина уподобляет Феклуше, верившей не только в Илью-пророка, но и в то, что есть люди с песьими головами.
С особым рвением Вы ополчаетесь на кабинетность Маркса, Энгельса, Ленина: «Марксизм хорош для кабинетной болтовни…» Но так ли уж Вы лично превосходите их всех своим опытом? Допустим, Маркс, работая, как и Вы, главным редактором, не раз привлекался к судебной ответственности за публикацию в своей «Новой Рейнской газете» антиправительственных корреспонденций. Один процесс длился несколько дней. Маркс выступил там с блестящими речами и выиграл дело! Так что у него-то Ваш редакторский опыт был, а у Вас его судебного опыта нет. Вашу газету, слава богу, не привлекали к ответу, а если привлекут, то еще неизвестно, как Вы будете держаться, и сомнительно, сможете ли выступить там столь же бесстрашно и блистательно, как Маркс. А Энгельс? В 28 лет он участвовал в революции с оружием в руках. А Вы в 28 лет в какой войне участвовали? А в 38 где сражались? А в 48?.. Ах, в этом возрасте Вы зовете на бой других? Ну, это несколько иное дело, чем идти самому.
Так с чего бы, спрашивается, Вам задирать нос перед этими двумя мужами? А какое основание твердить о кабинетности третьего, который-де «из-за отсутствия личного опыта не способен понять» множество вещей, вполне доступных Вашему пониманию.
Раз уж коснулись опыта, то могу заметить, что у Вас тут немало странного. Пишете, например, о каком-то «формальном опыте». Что это такое? Опыт — вещь реальная. Или он есть, или его нет. Далее Вы утверждаете: «Любой (!) руководитель, получая новую должность, является неопытным». Это почему же любой? Конечно, если человек всю жизнь занимался металлургией, а потом вдруг сел в кресло редактора газеты, то у него опыта нет. Но если начальника цеха назначили директором завода или командира полка — командиром дивизии, то у них уже есть необходимый им опыт руководства или командования, и надо лишь обогащать, расширять его. Неужели это непонятно для человека, который всесветно объявил своим девизом любовь к шевелению мозгами?
Итак, третий муж. Трудно назвать в XX веке политика, на долю которого выпало бы столько труда, скитаний, трагедий. В ранней юности пережил смерть отца и казнь любимого брата. В семнадцать лет — первый арест и исключение из Казанского университета, ссылка. Самостоятельно получает высшее образование, работает помощником присяжного поверенного. Переезжает из города в город: Симбирск, Казань, Самара, Петербург… В двадцать четыре года, а не в тридцать восемь, как Мухин, пишет свою первую книгу, острую, смелую, потом — вторую, в двадцать пять лет впервые едет за границу, которую Юрий Игнатьевич увидел только в сорок. В этом же году создает в столице политическую организацию («Союз борьбы за освобождение рабочего класса»), чего товарищу Мухину до сих пор не удалось. Снова арест и ссылка в Енисейскую губернию, чего главный редактор «Дуэли», слава Богу, еще не изведал. После ссылки Ленин уехал за границу и в тридцать лет вместе с Плехановым начал издавать первую общерусскую политическую газету «Искра». Хлопот с ней было больше, чем с «Дуэлью», хотя бы потому, что она была нелегальной, печатать ее приходилось то в Лейпциге, то в Мюнхене, то в Лондоне, то в Женеве, т. е. в трех разных странах. И переправлять нелегальную газету в Россию, распространять ее было очень трудно и опасно, совсем не то, что «Дуэль», которую можно получать по подписке или совершенно свободно купить в самом центре столицы. Что касается тиража, то он составлял всего 8 тысяч экземпляров, но с учетом времени и обстановки это примерно то же самое, как если бы «Дуэль» имела сейчас тираж не в 15–20, а в 150–200 тысяч.
