Бесконечная война - Кьеза Джульетто (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Я тоже намеревался вылететь в Душанбе, чтобы потом перебраться на афганскую территорию. Как и где, я не знал, да и не мог знать. Пока же было очень важно проследить, как развивались события в Москве. Владимир Путин раньше всех других глав государств принес свои соболезнования Джоржу Бушу сразу после трагедии 11 сентября, чтобы не осталось и тени сомнения в «полной солидарности» России с Америкой. Но после первоначального удивления и замешательства стало ясно, что российскому президенту хватило времени точно рассчитать последствия своего заявления, а также предугадать последующие ходы многочисленных политических игроков. А что игроков немало, стало сразу заметно.
Первое соображение касалось Чечни. В тот момент, когда Соединенные Штаты изготовились к схватке с исламским терроризмом, Россия незамедлительно получала целый ряд преимуществ. Во-первых, в обмен даже на минимальную поддержку она могла решительно потребовать прекращения помощи извне для исламских боевиков в Чечне. Если Бушу были необходимы солидарность и поддержка – а он, несомненно, нуждался и в том, и в другом, – то Путин мог теперь попросить его оказать давление на Турцию с тем, чтобы она незамедлительно прекратила всякую экономическую и военную помощь чеченским «бандитам». То же самое касалось и спецслужб Саудовской Аравии. Не знаю точно, имела ли место в действительности такая просьба, а если и имела, то могу только догадываться, как она была сформулирована, но полагаю, что подобное обращение было и что к нему отнеслись положительно. Разумеется, Западу (услуга за услугу) пришлось бы приглушить кампанию критики методов ведения войны в Чечне. Двойной, ощутимый результат для Владимира Путина.
Но, помимо этого, перед российским президентом неожиданно открывались новые возможности для переговоров с администрацией США по таким спорным вопросам, как судьба договора по ПРО от 1972 г. и расширение НАТО на восток. Обе эти проблемы могли быть рассмотрены теперь под совсем другим углом зрения. Если вплоть до 11 сентября Вашингтон относился к расторжению договора по ПРО как делу решенному, не обращая внимания на реакцию из Москвы, то теперь об этом пришлось бы говорить в другом тоне, в духе латинского изречения «do ut des», что означает: «даю, чтобы и ты мне дал». Например, обусловив пересмотр договора по ПРО (формальная уступка американским требованиям) значительным сокращением стратегических наступательных вооружений с обеих сторон, Путин и его советники, вероятно, прекрасно понимали: политический курс Чейни – Рамсфельда – Райс вплоть до 11 сентября должен был прикрыть всякую возможность для переговоров по разоружению. В оправдание своей позиции приводили аргумент, что «холодная война» закончена, а, следовательно, стало необходимо освободиться от всех пут, которые остались после приказавшей долго жить биполярной системы. За этим тезисом, который на первый взгляд казался прописной истиной, скрывалось иное: дорогие русские друзья, вы проиграли «холодную войну», на свете осталась только одна супердержава – это мы. И у нас нет ни малейшего желания вести переговоры о нашей национальной безопасности с кем бы то ни было. Когда мы сочтем нужным, мы сообщим как союзникам и друзьям, так и противникам и врагам, какой порог национальной безопасности мы устанавливаем для себя, а какой должны установить все остальные.
Россия мало что могла противопоставить этой позиции. До сентябрьских событий Путин тянул время изо всех сил. Было бесполезно возмущаться и протестовать. В Москве опасались, что неизбежное решение Вашингтона окончательно обнажит неспособность России возражать, по какому бы то ни было поводу. Хотя в Москве прекрасно понимали, что Вашингтон не собирался ни о чем договариваться, все же надеялись, что «голубю» Колину Пауэллу удастся притормозить развитие ситуации. И вдруг положение меняется на глазах, и Америка, находясь в затруднительном положении, вынуждена пойти на переговоры. Владимир Путин приготовился вырвать у Вашингтона любые возможные уступки. Кроме того, было крайне нежелательно (для Москвы) расширение границ НАТО в Европе. Вместе с расторжением договора по ПРО, расширение НАТО было основным проявлением «одностороннего подхода» в политике администрации Буша.
Что мог дать взамен Владимир Путин? Джордж Буш сразу запросил все: воздушное пространство для американских и британских истребителей и бомбардировщиков, предоставление российских военных баз, а также баз в бывших советских республиках Средней Азии, на руководство которых Москва могла бы оказать давление. Не те ли это военные базы в Туркменистане, Узбекистане и Таджикистане, откуда началось советское вторжение в Афганистан? Джордж Буш, несомненно, был бы заинтересован и в прямом участии российских войск на афганской территории. Разве не русские обладают бесценным опытом ведения боевых действий в афганских условиях?
Путина готовы были принять на Западе с распростертыми объятиями, через парадные двери, со всеми почестями. Нужно лишь только согласиться со всеми или, по крайней мере, с основными запросами. День за днем вся система средств массовой информации на Западе получала указания представлять позицию России как полностью совпадающую с позицией Соединенных Штатов и Запада. В этом одновременно были и надежда, и безапелляционное указание. Кроме того, распространялась идея, что война (приготовления к которой шли полным ходом) является не только единственно возможным решением, но и решением абсолютно приемлемым. Даже Китай был зачислен в верные союзники США. «Великий Союз» (по выражению западных газет) приобретал планетарный масштаб. Кто осмелился бы остаться за его пределами? Джордж Буш, придя в себя от потрясения, поспешил заявить: «Кто не с нами, тот против нас». Все сразу поняли, что это не пустые слова.
Тем временем российский президент готовился сделать «ход конем». И сделал. Солидарность? Несомненно. Борьба с терроризмом? Только приветствуем. Разведывательная информация? Пожалуйста. Но, что касается воздушного пространства России, были разрешены полеты только для самолетов с гуманитарными грузами. На просьбу оказать влияние на бывшие братские среднеазиатские республики, чтобы те предоставили свои военные базы и аэропорты, Москва ответила весьма неопределенно: кто хочет, пусть предоставляет, что сможет. Но в одном, Путин и военные из Генштаба были категоричны: мы не пошлем российских солдат сражаться в Афганистан. «Это было бы все равно, что попросить американцев вернуться во Вьетнам», – сказал Путин. И добавил вполголоса, но вполне разборчиво: борьба с международным терроризмом должна быть доведена до конца, но не следует питать иллюзий, что выиграть ее можно только силой оружия. Требуется другая политика, которая бы учитывала условия в современном мире.
Все эти расхождения не понравились Вашингтону и поэтому были публично им проигнорированы. Официальные заявления США были полны энтузиазма по поводу «полного» согласия с Москвой (и Пекином). Западные средства массовой информации единодушно освещали «окончательное» присоединение России к Западу, ее вступление в Великий Союз против нового Сатаны и террора. А Путин, в свою очередь, не стремился опровергать уже сложившееся мнение, которое, по большому счету, его вполне устраивало. Он знал: когда Северный альянс закончит таскать каштаны из огня для американцев, которые расчистят ему дорогу на Кабул бомбами, в значительной мере его окончательная победа – это заслуга России. Ведь именно Россия долгое время поддерживала таджикские отряды Ахмад-шаха Масуда. Без ответа пока оставались два вопроса: каким будет новое кабульское правительство после изгнания талибов, и до какого предела Москва станет следовать за Вашингтоном после того, как шахматная клетка «Кабул» будет занята новой пешкой.
Когда в конце сентября я приехал в Москву, сложилась именно такая ситуация.
Гиндукуш
Гиндукуш, который по древнему преданию означает «Убийца индусов» и олицетворяет собой грозную мощь природы, как бы нависает над Афганистаном. Пянджширское ущелье поднимается вверх вдоль крутых отрогов горных хребтов, которые, в свою очередь, карабкаются ввысь, стремясь дотянуться до своего старшего брата Памира – крыши мира.
