Страна сосны и оливы - Шамир Исраэль (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

Когда-то у Израиля была армия, но сейчас у армии есть Израиль. Расходы на оборону – чудовищны. Израиль тратит на оборону (пропорционально) в пять раз больше, чем любая европейская страна, в три раза больше, чем Америка, в двадцать раз больше, чем Япония. Половина военного бюджета страны идет на покупку оружия в Америке, что делает Израиль лучшим другом американской «оборонки». Вторая половина идет на зарплаты кадровым офицерам и генералам. Генералов в Израиле больше, чем в России и в Америке. Средняя зарплата генерала – четверть миллиона долларов в год. Военные всегда против мира – на то они и военные. Для них мир – удар по карману. Как сторожевой пес не может стать комнатной собачкой, военные не могут пригодиться в мирной жизни. Они это чувствуют и стараются удержать страну на военном положении. Поэтому Израиль не может добиться мира с соседями.

Израильский разведчик с тридцатилетним стажем Рафи Ситон пишет в своих мемуарах, что израильское руководство постоянно отвергало все мирные инициативы арабов. Ситон пишет, что через его руки проходили предложения о мире и переговорах от Ясера Арафата в 1968 году – израильское правительство отказалось вести переговоры с «бандитом». Предлагал мир Ануар Садат в 1970 году – но Израиль пренебрег им, и только после войны 1973 года пошел на уступки. Ливийский лидер Каддафи просил встречи в любом месте – израильтяне отказались. Личный посол короля Саудовской Аравии прилетал в Израиль – но министр иностранных дел отказался принять его. «Израильское общество не хотело мира» – заключает Ситон в своей книге «Упущенные возможности», но, точнее, израильская военная элита не хочет мира.

Израильское общество любит свою армию. Премьер-министры Израиля – это генералы в отставке, министры – тоже генералы. Генералы стоят во главе больших компаний. В правительстве Эхуда Барака было шесть генералов. Министр культуры – генерал, который в жизни не был в театре, или был раз, в Вене, но не помнил, что видел или слышал. Министр туризма – генерал, который сумел запороть даже встречу 2000 года. Министр транспорта – генерал, при котором пробки стали еще длиннее. Премьер – тоже генерал, впрочем, в Израиле не было хороших премьеров, военных или штатских.

Армия – это горб Израиля. Не знаю, есть ли средство от горба, кроме могилы. Один человек сказал как-то горбатому мудрецу Гевиа б. Пасиса: «Я тебе таких пинков отвешу, что выпрямлю, как струну». Гевиа ответил ему: «Значит, ты станешь великим доктором, и сможешь брать солидный гонорар» 10. Когда-то я гордился своими красными ботинками и красным беретом парашютиста, гордился участием в войнах. Сегодня я отношусь с симпатией к тем, кто увиливает от армии – к молодым религиозным евреям, русским иммигрантам, нежным детям Тель-Авива. Если бы в Израиле была народная армия, если бы генералы получали зарплату квалифицированного рабочего – я уверен, что мир уже был бы заключен.

И не только армии не было в счастливые годы племенной вольницы. Не было тюрем и полиции. Если обывателю трудно представить себе общество без регулярной армии, то уж без тюрьмы – просто невозможно. Тем не менее обычное право Торы не знало таких “странных и жестоких наказаний”, как тюремное заключение. Чтобы была тюрьма, в обществе должны быть тюремщики, полиция, охрана, центральная власть. Но виноградари и пастухи Нагорья не хотели быть тюремщиками и не могли содержать преступников. Излишки продукта шли не на строительство новых тюрем, но на посадку новых оливковых деревьев и разработку источников и оросительных систем.

Люди не были ангелами и тогда. За преступление, – а такое случалось, – провинившийся платил добром или жизнью или бежал в города-убежища. Тора установила несколько городов, куда мог бежать совершивший неумышленное убийство, и там его не могла достать рука мстителя. В наши дни либералы борются повсеместно против смертной казни, принимая тюремное заключение за норму. Смертная казнь представляется варварским обычаем. Никого не удивляет, когда один судья в сегодняшнем Иерусалиме за полдня работы лишает людей нескольких сот лет жизни, хотя по простой арифметике это равносильно убийству двух-трех человек.

Судьи до Саула приговаривали к смерти чрезвычайно редко, и способ исполнения приговоров предполагал народный контроль. Казнь исполняли всем миром, забрасывая виновного камнями. И это представляется сегодняшнему обывателю варварским обычаем. Обыватель предпочитает платить наемному убийце-палачу, чтобы тот свершил за него кровавое дело. Во времена Судей народ голосовал за смерть – не поднятием руки, не выкриками, а прямым участием в казни. Не сомневаюсь, что это удерживало многих. Одно дело – осудить оппозиционера на партсобрании, а другое – взять камень и собственноручно убить его.

На общинности исполнения казни сыграл Иисус, спасший согрешившую женщину словами: “Кто без греха, пусть первым бросит в нее камень”. Когда казнь исполняется авторитарно, палачом во имя царя, а не народом во имя справедливости, спасения ждать не приходится. Так, Иисуса распял римский палач, состоявший на зарплате у прокуратора. Народ, конечно, мог кричать: “Распни его”, но сам за камни не взялся – иначе не было б нужды обращаться к прокуратору.

Убийство было делом редким еще и потому, что работал механизм естественного возмездия. Месть предпочтительней хотя бы потому, что она позволяет обойтись без палачей и дорогих и аморальных формальностей. Закон Торы ограничивал возмездие виновным (а не его семьей), и так древние израильтяне избегали затяжных корсиканских вендетт. В наши дни феллахи и бедуины, у которых этот обычай действует, прибегают к сульхе, межклановому примирению, когда возникает опасность большого кровопролития.

Современное государство старается сохранить за собой монополию на убийство, даже если это противоречит здравому смыслу. Несколько лет назад в Германии женщина застрелила убийцу и растлителя своей малолетней дочери, который смог отвертеться от правосудия. Она угодила в тюрьму, хоть в глазах народа она была героиней. Во времена Судей, да и в любой палестинской деревне наших дней, ее поступок считался бы естественным. Я не боюсь признаться, что мне месть убийце по закону Торы и Корана кажется более человечной, чем государственная машина лишения свободы, если уж не хватает великодушия на евангельское прощение . И если даже – предположим на минуту – у этой машины есть свои преимущества, цена ее содержания все равно слишком велика для общества: за нее платят ущемлением свободы для всех.

Лозунг «закон и порядок» превращает нас всех в рабов. В Израиле нас обыскивают по несколько раз в день – при входе в любое общественное здание. Суд поддерживает любое полицейское насилие. В Америке, этой модели западного общества, полицейская жестокость давно стала нормой. Убийства невинных, избиение арестованных, ложь на суде – таков лик современной полиции, пишет «Нью-Йорк Таймс».

Израильские либералы защищают суд от нападок религиозных евреев. Но, правду говоря, суд не стоит защиты. В Израиле нет суда присяжных, нет народных заседателей – решения принимают профессиональные судьи, принадлежащие к одной социально-этнической группе. Израиль не исключение – в любой стране Запада суды находятся в руках правящего меньшинства. В Америке черные автоматически попадают в тюрьму за преступления, за которые белые получают условный срок.

Суд в Израиле активно используется для политических целей. Стоило восточным евреям найти своего лидера, как его сажали. Так произошло с Аароном Абу-Хацерой, отпрыском знатной марокканской семьи. В первый раз суд дал осечку и оправдал Абу-Хацеру, прокуратура добилась передачи дела в другой суд, и он был осужден. В наши дни этот же метод был применен против Арье Дери, которого судили десять лет, прежде чем смогли засудить.

Государство слишком вмешивается в нашу жизнь, в основном из корыстных соображений. Почему мы обязаны пристегиваться в машине? Даже если это хорошо и полезно, неужели нам нельзя оставить минимальную свободу выбора? Почему можно продавать водку, и нельзя покупать марихуану? Почему нельзя ходить, где вздумается, и курить, где захочется?