За языком до Киева - Успенский Лев Васильевич (читаемые книги читать txt) 📗

В РСФСР есть город КУЗНЕЦК в Пензенской области и есть КУЗНЕЦКИЙ угольный бассейн. Оба названия связаны с кузнечным делом. Относительно КУЗНЕЦКА пензенского ничего о кузнечных промыслах его обитателей в XVII–XVIII веках нам неведомо, но имя говорит за себя. Что же до «бассейна», то тут мы хорошо знаем, что «кузнецами» наши предки звали татар-железоплавильщиков, живших некогда в бассейне реки Томь…

Если у вас есть под руками достаточно подробная карта Франции, на ней вы найдете тоже немало населенных пунктов, в составе названий которых есть элемент «форж», что значит «кузница», и все эти французские места эквивалентны нашим русским Кузнецкам и Кузнецовкам. Найдете вы Кузнецовки и во всех других странах мира: ремесло кузнеца старо как мир.

Все просто для русского человека, пока топоним построен на чисто русских словах. Никому не придет в голову затрудняться, встретив название ПОЛОТНЯНЫЙ ЗАВОД (поселок ранее в Смоленской, теперь в Калужской области). Каждый легко расшифрует такие имена, как АВТОЗАВОДСКАЯ (станция метро в Москве), как ПЕСКОВСКИИ ЗАВОД в Кировской области или СЕРГИЕВСКИЙ ЗАВОД в Удмуртской АССР. Легко разгадываются и укладываются в свою рубрику ФАБРИЧНАЯ в Московской области, ФАБРИЧНЫЙ — в Днепропетровской или ФАБРИКА ДВИНА — железнодорожная станция на Витебщине.

Но даже в пределах СССР не все имена так легко раскрываются. Известно ли вам, что имя города ВАПНЯРКА означает «печь для обжигания извести» или даже маленький кустарный заводик? Да, да, та самая Вапнярка, что у Багрицкого:

А БРОВАРЫ (на юге уйма Бровар и Броварок!) — пивоваренные заводы.

А ГУТА (их там, как и в Белоруссии, пожалуй, еще больше) означало когда-то по-польски просто «завод». Обычно металлургический, иногда стекловаренный. Из польского слово вошло и в белорусский и в украинский языки.

Случается, топонимы такого рода имеют причудливую историю и неожиданное происхождение. В Польше есть город ЖИРАРДУВ. Казалось бы, трудно как-либо протянуть от его имени ниточку к тому, что нас так интересует, — к промышленности, да еще именно к обрабатывающей.

Но, оказывается, имя города сравнительно молодое, как и он сам. Сто пятьдесят лет назад некий француз по фамилии Жирар эмигрировал в Польшу и поселился там. Он был изобретателем, измыслил первую практически пригодную льнопрядильную машину. Попытки пустить ее в ход на родине не удались. Переселясь в Россию (Польша тогда входила в состав Российской империи), он в 1830 году основал близ Варшавы льнопрядильную фабрику. Город Жирардув и назван в честь талантливого инженера. Как же оставить его за бортом в нашем перечне?

Я мог бы продолжать и продолжать примеры. Я мог бы сопоставить с нашими Кузнецками и ФЕРРАРУ (буквально — «кузница») в Италии и АНГРЕН в Узбекистане, которое тоже означало «кузнечное дело», «кузница», а теперь стало именем не только города, но и реки, на которой он стоит.

Я мог бы от городов и больших поселений обратиться к улицам. В любом современном городе, особенно если он живет уже не первое столетие, таких названий — старых и новых — очень много.

Возьмем Ленинград. Рядом со старым ЛИТЕЙНЫМ проспектом, названным еще по «литейному двору» XVIII века, здесь есть АВИАЦИОННАЯ улица (рядом — не в смысле «около»).

Рядом с МОХОВОЙ улицей, которая на самом деле есть переделанная в народе, за полным исчезновением, из языка древнего слова, бывшая ХАМОВАЯ (то есть Ткацкая) улица, у нас есть теперь и улица ТКАЧЕЙ, и улица ТЕКСТИЛЕЙ, и улица КРАСНЫХ ТЕКСТИЛЬЩИКОВ.

ДРОВЯНАЯ и ГАЗОВАЯ улицы, АДМИРАЛТЕЙСКИЙ проспект, проезд, канал, набережная — и ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬНАЯ улица, АПТЕКАРСКИЙ проспект и проспект КОСМОНАВТОВ, ТРАКТОРНАЯ улица, улица ИНЖЕНЕРА ГРАФТИО, ПРОФЕССОРА ПОПОВА…

У нас, характеризуя разные времена, разные периоды в жизни города, страны и всего мира, живут на плане Ленинграда ДЕГТЯРНАЯ, ГОНЧАРНАЯ улицы и ПЕНЬКОВЫЙ БУЯН, и тут же, на том же листе бумаги, вы можете увидеть переулки ЗООЛОГИЧЕСКИЙ и ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ, и ТЕХНОЛОГИЧЕСКУЮ площадь, и ПОЛИТЕХНИЧЕСКУЮ улицу, и улицу ИНЖЕНЕРНУЮ… У нас есть — все подряд, в одном, как теперь стали говорить, «микрорайоне» — улицы СТЕКЛЯННАЯ, ХРУСТАЛЬНАЯ, ГЛИНЯНАЯ, ГЛАЗУРНАЯ, ФАРФОРОВАЯ, ФАЯНСОВАЯ… Если бы в силу каких-либо причин из архивов утратились все документы, говорящие о существовании в свое время в Санкт-Петербурге «императорского Стеклянного и Фарфорового завода», по одному столкновению топонимов на маленькой территории двух-трех кварталов по берегу Невы можно было бы угадать, что он существовал здесь когда-то.

ЛАБОРАТОРНОЕ шоссе, ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ улица, АЛЬБУМИННАЯ улица, ХИМИЧЕСКАЯ улица… Вот вам ТЕЛЕЖНАЯ, а вот ПАРОВОЗНАЯ. Вот СМОЛЬНЫЙ БУЯН, то есть береговые склады корабельной смолы, — от парусного века, а вот АВТОГЕННАЯ улица наших дней.

Кто мог дать проездам, переулкам, набережным, площадям именно эти, ничуть не похожие ни на МАРСОВО ПОЛЕ, ни на ЦАРИЦЫН ЛУГ, рабочие, технологические имена?

Да, разумеется, закрепляли и утверждали их «отцы города», администраторы и управленцы.

Но необходимым их существование сделал человек-мастеровой, гомо фабер.

РАЗНОЕ

В городе Чите в начале девятисотых годов среди немощеных и плохо освещенных его улиц существовала (возможно, существует и теперь) одна с несколько неожиданным названием: ДАМСКАЯ.

Вероятно, каждому, кто впервые попадал в Читу тех дней, имя казалось странным. На улицах буряты и якуты, много китайцев с косами, и вдруг — Дамская улица. Откуда могло это взяться?

А это было имя — мемориальная доска, притом созданная не мановением руки царских властей, а, несомненно, самим народом и вопреки властям.

На провинциальной и, собственно, полукаторжной улочке тогдашнего окраинного казачьего острога в двадцатых — тридцатых годах прошлого столетия образовалась как бы маленькая колония петербуржанок, светских дам. Здесь жили приехавшие в каторжную глушь Сибири вслед за своими мужьями жены декабристов — Трубецкая, Волконская, Муравьева.

Память о необыкновенных дамах и хранит читинский топоним — Дамская улица.

Разве в этом имени не отразилось огромное историческое событие прошлого? Разве за ним не ощущаются жестокая, тупая сила николаевского самодержавия и благородная сила духа русских женщин? Скуластые, узкоглазые лица местных женщин, часовые у доброй половины «присутственных» зданий, лютый холод, тот самый, на который горько сетовала еще Марковна, долготерпеливая жена протопопа Аввакума… Какой силой воли и характера надо было обладать, чтобы и здесь сохранить внутреннее горение и гордый внешний облик! Остаться «дамами» и дать жалкому переулку, где они жили, особенное название. Единственное во всей стране! Да, несомненно, и во всем мире…

Я скажу вот что. Легко представить себе, что в какой-нибудь из читинских школ ребята, пионеры, организуют отряд следопытов. И устремят свои усилия на поиски того, что, пережив столетие, сохранилось от жен декабристов. И вот где-нибудь, на каком-либо бывшем огороде или пустыре у Дамской улицы, кому-то из них повезет, и в земле он найдет безразлично что — хрустальный флакончик, черепаховый гребешок с монограммой «Е. Т.». И станет известно, что вещь, возможно, принадлежала некогда Екатерине Трубецкой…

Вы представляете себе, в какую драгоценность она тут же превратится, как ее будут бережно хранить!

Так вот я и хочу сказать: с таким же благоговейным трепетом, с таким же рачительным вниманием и бережливостью следует обращаться и с каждым топонимом-памятником.

А собственно говоря, все топонимы до единого — памятники.

В книге Георгия Гуревича «Карта страны фантазий» мой взгляд наткнулся на такую фразу: