Огонь по своим - Бушин Владимир Сергеевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Неужели вражда к Луначарскому объясняется просто элементарной неосведомленностью? Очень на то похоже… Вот свежайший примерчик. Известный поэт и публицист Александр Бобров, лауреат премии им. Фатьянова, в статье «Рвачи на кормлении» («Советская Россия», 31 июля 2003 г.) высказал, на мой взгляд, справедливые суждения о Викторе Ерофееве, который, оказывается, в перерывы между своими явлениями на телеэкране прочитал все тридцать томов Достоевского, и о Алексее Фатьянове. Очень хорошо. Но вдруг ни с того ни с сего между этими двумя именами вставляет такое странное суждение: «В летние дни 1921 года Максим Горький написал Ленину пространное письмо, где настаивал на том, чтобы Блоку разрешили выехать лечиться за границу. Вот его аргумент: «Честный писатель, неспособный на хулу и клевету по адресу Совправительства». Нет, это не совсем так: письмо действительно пространное, но главный аргумент был иной: «А. А. Блок умирает от цинги и астмы…»
Читаем Боброва дальше: «Но письмо попало к почитаемому либеральной интеллигенцией наркому просвещения Луначарскому, который резко воспротивился отъезду Блока, наплевав на уверенность Горького в благородстве поэта». Вот ведь как! Резко воспротивился да еще смачно наплевал и на Горького, и на Блока. Странно. Ведь Луначарский любил Горького, высоко ценил и много писал о нем, как и о Блоке. Выходит, Луначарский и виноват в смерти поэта. Но прежде хотелось бы знать, с одной стороны, какая такая «либеральная интеллигенция» почитает большевика Луначарского, — Швыдкой? Радзинский? Хакамада?.. Молчание… С другой стороны, если я почитаю, то — «либеральный интеллигент» из названной компании? Ну, спасибо, Александр Бобров.
Однако почему же Луначарский так подло вел себя по отношению к Блоку, не говоря уж о Горьком? Ведь и того и другого, повторяю, он очень высоко ценил. Чего хотел теперь? Какую цель преследовал? Боброву это не известно. Или знает, но боится сказать: страшно…
А вот Владимир Солоухин, тоже писавший об этом, не только знал, в чем дело, но в свое время на страницах антисоветской «Литературной России» и открыл секрет. Оказывается, это Ленин не хотел выпускать больного, а не Луначарский. Почему? А потому, говорит, что «испугался нелояльности поэта». Какая нелояльность? Откуда взялась? В чем проявилась? Это Солоухину было неизвестно. Да разве не Блок написал первую поэму о революции, осенив ее образом Христа? Разве не он возглашал там: «Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!» Разве не он писал: «Может ли интеллигенция работать с большевиками? Может и обязана»? И личным примером своего активного сотрудничества показывал, как это надо делать. И всем этим вызывал бешеную злобу эмиграции. Одна фурия Гиппиус Зинаида чего стоила. Почище Хакамады и Новодворской, вместе взятых. Ей, давным-давно имевшей квартиру в Париже, где уже в 1920 году и оказалась ее трехчленная семья, ужасно хотелось, чтобы в квартиру Блока определили на постой взвод красноармейцев.
Ну а если все-таки тогда в микроскоп обнаружили нелояльность, то чего уж так-то пугаться ее именно в то время и в данном конкретном случае? В книге «При свете дня» (на сей «свет» в 1992 году деньги предоставила американская фирма Belka Traiding Corporation) Солоухин писал: «К этому времени Ленина не очень заботила лояльность к большевистскому режиму какого-нибудь отдельного интеллигента. В конце концов, уже находились в эмиграции и вовсе не были лояльны к большевикам десятки русских интеллигентов (Бунин, Куприн, Мережковский, Ив. Шмелев, Шаляпин, Цветаева), и от их нелояльности большевистский режим не рушился». Это не совсем так: к тому времени, к лету 1921 года, из названных шести уехали за границу лишь трое первых, а трое остальных пребывали на родине. Но это несущественно.
Важно, как Солоухин думал: «Выиграна Гражданская война, бояться было уже нечего. Не случайно легко выпустили Ходасевича и два десятка ученых-философов». Это не совсем так: война продолжалось еще целый год, Ходасевич тоже еще год оставался в России, и «философский пароход» с учеными тоже отчалит на следующий год.
Так почему же при столь надежной, по мнению любимца фирмы Belka Traiding Corporation, обстановке Ленин все-таки не хотел выпускать Блока за границу? Хотите верьте, хотите нет: Солоухин божился, что Ленин приказал отравить поэта, и теперь пугала не его нелояльность за границей, а то, что тамошние врачи установят факт отравления. Да почему же Ленин не опасался, что сей злодейский факт мог установить — ведь не такой уж трудный случай! — хотя бы доктор А. Г. Пекелис, лечивший Блока, и даже целый консилиум известных врачей Петрограда, состоявшийся 18 июня 1921 года? Неужели Владимир Ильич так высоко ставил иностранных врачей и так низко — русских? На это у Солоухина ответа опять не было.
Но главное-то вот в чем: с какой стати Ленин приказал отравить Блока? Даже если согласиться, что после исторического бабаха «Авроры» никаких нравственных соображений уже не существовало, — зачем? Почему? С какой целью? Уж ежели кого надо было тогда во имя мировой революции травить мышьяком, так это прежде всего Максима Горького. Именно в ту пору, когда Блок призывал к революционной бдительности и осенял Октябрьскую революцию именем Христа, Алексей Максимович на страницах своей газеты «Новая жизнь» являл по отношению не только к новой власти, но и лично к Ленину уж такую «нелояльность», что хоть святых выноси. А у него, в отличие от Блока, великая слава, мировая известность. Тут действительно можно было испугаться отъезда за границу. Вот его и мышьяком бы!.. Но ничего подобного! Наоборот, Ленин советует своему недавнему ненавистнику поехать за границу. А 21 декабря 1921 года Политбюро ЦК («Предложение т. Ленина») принимает постановление: «Включить т. Горького в число товарищей, лечащихся за границей, и поручить т. Крестинскому проверить, чтобы он был вполне обеспечен необходимой для лечения суммой» (Власть и художественная интеллигенция. М., 1999. с. 30).
Нет, уверял Солоухин, до убийства Горького очередь дойдет лет через пятнадцать, его уморит мышьяком Сталин, а сейчас подлежал истреблению именно Блок, он по алфавиту раньше. И представьте себе, ему было даже точно известно, кто именно отравил поэта, — коварная красавица Лариса Рейснер, жена Федора Раскольникова, пламенная публицистка, которой было тогда двадцать пять лет. Есть доказательства? Еще бы! «Блок бывал несколько раз у нее дома, обедал и ужинал». Слышите? У-жи-нал! Разве это не доказательство? Действительно, в январе 1921 года поэт, которому предстояло несколько выступлений здесь, приехал из Петрограда в Москву, поужинал у Ларисы, а в августе, через восемь месяцев, умер — вот какой ужасный яд красавица Лариса сыпанула ему в тарелку или в бокал.
О, это была та еще штучка!! В книге Солоухина «Последняя ступень» (М., 1995), где он в аннотации назван «писателем-самородком» (с дипломом Литинститута за голенищем!), очень осведомленный персонаж по имени Кирилл, в котором почему-то некоторые разглядели Илью Глазунова, многолетнего друга самородка, говорит о ней: «Сука, жила в особняке, держала слуг, в шампанском купалась…» И еще: «жила, занимая особняк с прислугой, принимала ванны из шампанского». Между прочим, Глазунов едва ли мог это сказать: поди, сам живет ныне в особняке и купается уж если не в шампанском, то в кока-коле.
Очень основательно просветила Солоухина об этой роковой женщине покойная Надежда Мандельштам. В ее воспоминаниях он прочитал и вставил в свое криминальное исследование:
«Лариса была способна на многое. Все, кого она знала, погибли, не прожив своей жизни». Жуткое дело и очень убедительно. Правда, не совсем ясно, что значит «прожить свою жизнь» — шестьдесят лет? восемьдесят? сто? И откуда Мандельштам знала, кому какой век отмерен? С другой стороны, если «все (!), кого она знала, погибли (!)» раньше времени, то почему бы не назвать двух-трех? Наконец, знакомыми Рейснер, как известно, были, например, Вера Инбер, Корней Чуковский, Рюрик Ивнев, Виктор Шкловский, мой сосед по даче Оскар Курганов… Так вот, никто из них не погиб, а тихо умерли своей смертью, при этом первая прожила 82 года, второй — 87 лет, третий — 90, четвертый — 91, пятый — 92. Интересно, как им удалось избежать преждевременной гибели и так долго держаться?
