Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Ергин Дэниел (книги полностью TXT) 📗
К этому времени Аида Минерва Тарбелл уже имела прочную репутацию первой в Америке женщины, ставшей видным журналистом. Она была высокого роста (шесть футов) и обладала только ей присущей суровой и спокойной властностью. Окончив Аллегени-Колледж, она отправилась в Париж, чтобы написать биографию мадам Ролан – одной из руководительниц Великой французской революции, окончившей жизнь на гильотине. Тарбелл посвятила себя карьере и так и не вышла замуж, хотя позднее стала воспевать семейную жизнь и выступать против предоставления женщинам избирательного права. В начале двадцатого столетия ей было уже за сорок, и она уже была известным автором популярных, но тем не менее достаточно серьезных биографий Наполеона и Линкольна. Из-за своей внешности и манеры держаться она казалась старше своих лет. „Всю свою жизнь она в основном держалась особняком, – вспоминала другая женщина, работавшая литературным редактором в „Мак-Клурс“. – Невооруженным глазом было видно, что кокетство ей совершенно не присуще“.
Поскольку вопрос о трестах постоянно муссировался на страницах „Мак-Клурс“, Тарбелл подумывала заняться собственным журналистским расследованием. Очевидной целью расследования была сама „Матерь Трестов“, и она приняла решение взяться за дело. Отправившись принимать грязевые ванны на старинный итальянский курорт вместе с Мак-Клуром, она добилась его санкции на расследование. Таким образом Аида Тарбелл и начала свое расследование, которому было суждено расшатать устои „Стандард ойл“.
По иронии судьбы книга, вышедшая из-под пера Тарбелл, стала последним орудием мести Нефтяного района тем, кто его захватил. Аида Тарбелл родилась и выросла в Нефтяном районе, в обстановке стремительного обогащения и столь же стремительного разорения. Ее отец Фрэнк Тарбелл вошел в этот бизнес, став производителем емкостей лишь несколько месяцев спустя после открытия Дрейка, а в шестидесятых годах, когда дела его шли в гору, он поселился в большом „бумтауне“ под названием Питхоул. Когда нефть на месторождении внезапно закончилась и шумный маленький центр нефтяной деятельности превратился в руины, он заплатил шестьсот долларов за крупнейший отель города, на одну постройку которого в свое время ушло шестьдесят тысяч долларов. Он разобрал его, нагрузил повозки французскими окнами, резными дверьми и прочими деревянными изделиями, брошенной мебелью и железными бра, и перевез это все в Тайтусвиль, что в десяти милях от Питхоула, где и использовал все это при постройке красивого нового дома для своей семьи. В окружении всех этих вещей, постоянно напоминавших об одном из самых крайних проявлений нефтяной лихорадки, Аида Тарбелл и провела свою юность. (Позднее она даже собиралась написать историю Питхоула: „В истории нефтяного бизнеса нет ничего драматичнее Питхоула“, – говорила она.)
Во время Нефтяной войны 1872 года Фрэнк Тарбелл выступил против „Саут импрувмент компани“ на стороне независимых нефтедобывающих компаний. После этого вся его жизнь, как и жизнь многих обитателей нефтяных регионов, была заполнена борьбой со „Стандард ойл“ и болью постоянных поражений. Позднее брат Айды Уильям занял крупную должность в независимой фирме „Пьюр ойл компани“ и организовал сбыт ее продукции в Германии. И от отца, и от брата онапрекрасно знала об опасностях нефтяного бизнеса – этой „карточной игры“, как говорил ее брат Уильям. „Часто мне хочется заняться каким-нибудь другим бизнесом, – писал он ей в 1896 году, – и если мне когда-нибудь удастся разбогатеть, будь уверена, я вложу большую часть денег во что-нибудь более безопасное“. Она помнила душевные страдания и финансовые трудности, которые пришлось перенести ее отцу – заложенный дом, ощущение поражения, очевидную беззащитность перед лицом Спрута, взаимную ожесточенность тех, кто пошел на соглашение со „Стандард ойл“, и тех, кто этого так и не сделал.
„Не делай этого, Аида, – увещевал ее престарелый отец, когда узнал, что она занимается расследованием деятельности „Стандард ойл“ для „Мак-Клурс“. – Они разорят журнал“.
Однажды на ужине, который давал в Вашингтоне Александр Грэм Белл, Тарбелл отвел в сторонку вице-президент одного связанного с Рокфеллером банка. Казалось, что он, хотя и вежливо, но угрожает ей – речь шла именно о том, о чем предупреждал ее отец – о финансовом состоянии „Мак-Клурс“. „Мне жаль, – ответила она резко, – но для меня это не имеет никакого значения“.
Ее было невозможно остановить. Неутомимый исследователь, стремившийся добиться исчерпывающей правды, она превратилась в ищейку, одержимую своим делом и убежденную, что она на верном пути. Ее помощник, которого она отправила побродить по кливлендским улочкам в поисках тех, у кого были причины что-либо вспомнить, писал ей: „Этот Джон Д. Рокфеллер, скажу я вам, самая странная, самая молчаливая, самая таинственная и самая интересная фигура в Америке. В этой стране люди ничего о нем не знают. Ярко написанный портрет этого человека даст в руки „Мак-Клурс“ мощную козырную карту“. И Тарбелл решила разыграть эту карту.
Но каким образом найти непосредственный доступ к „Стандард“? Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны – от X. X. Роджерса. Роджерс был самым высокопоставленным и могущественным директором „Стандард ойл“, уступая в могуществе лишь Джону Арчболду, но, кроме того, он был крупнейшим биржевым спекулянтом. В „Стандард“ он отвечал за нефтепроводы и добычу природного газа. Но личные интересы Роджерса не замыкались на бизнесе. Он оказал большую услугу американской литературе, когда десять лет назад взял на себя контроль за расстроенными финансами Марка Твена, который уже был на грани банкротства, поправил их, а после этого управлял средствами известного писателя и осуществлял инвестиции от его имени для того, чтобы Твен мог, по выражению Роджерса, „перестать обивать пороги“. Однажды Роджерс объяснил свои действия так: „Когда я устаю от своих собственных дел, я отдыхаю, экспериментируя с делами своего друга“. Роджерс любил книги Твена и читал их вслух своей жене и детям. Они с Твеном стали большими друзьями; Твен играл в бильярд на столе, который ему подарил Роджерс.
Но когда дело касалось его собственного бизнеса, Роджерс становился очень жестким, почти лишенным каких-либо сентиментов дельцом. Именно он однажды на заседании комиссии, расследовавшей деятельность „Стандард ойл“, произнес ставшую классической фразу: „Мы собрались не в игрушки играть, а деньги зарабатывать“. Отвечая на анкету для справочника „Кто есть кто“, он назвал себя просто „капиталистом“, другие же называли его „Цербер Роджерс“ – за его спекуляции на Уолл-Стрит. Рокфеллер не одобрял его действий, потому что Роджерс был, по его собственным словам, „прирожденным игроком“. И правда, когда на выходные фондовая биржа закрывалась, Роджерс, которому не терпелось заняться делом, почти всегда усаживался за покер.
Благодаря настойчивости Твена, Роджерс взялся за образование слепоглухонемой Хелен Келлер, направив ее в Рэдклифф. Сам же Твен был чрезвычайно благодарен Роджерсу и называл его самым лучшим другом из всех, которых он когда-либо имел, а однажды сказал, что Роджерс „самый лучший человек из всех, кого я знаю или знал“. Однако по иронии судьбы именно Твен, одно время занимавшийся издательским бизнесом, предоставил возможность Генри Дема-ре Ллойду опубликовать книгу „Богатство против общего благосостояния“. „Я хотел сказать, – писал он жене, – что единственный человек в мире, который мне не безразличен, единственный человек, на которого мне не наплевать, единственный человек, который не щадит пота и крови для спасения меня от голода и унижения, оказался негодяем из „Стандард ойл“… Но я не сказал этого. Я сказал, что мне не нужна какая-то книга; я хотел уйти из издательского бизнеса“.
Твен мог зайти к Роджерсу в его офис на Бродвее, 26 в любое время и иногда обедал вместе с „джентльменами сверху“ в их уютной столовой. Однажды Роджерс сказал, что, по его сведениям, „Мак-Клурс“ собирается опубликовать историю „Стандард ойл“. Он попросил Твена узнать, что это будет за история. Твен, который был дружен с Мак-Клуром, навел у издателя нужные справки. И вот сложилось так, что Твен организовал встречу Тарбелл с Роджерсом. Наконец у нее появился так необходимый ей непосредственный доступ в „Стандард“.
