Зарубежные клондайки России - Сироткин Владлен Георгиевич (книги txt) 📗
Конечно, свою благоприятную роль для займов, как обычных (семь в 1880-1896 гг.), так и «железнодорожных» (три только в 1888-1894 гг.), сыграла международная конъюнктура. Ведь вначале русские самодержцы ориентировались на Германию, монархический режим которой больше импонировал их политическим вкусам. И даже первый «железнодорожный» заем 1880 г. Россия вначале размещала не во Франции, а в Германии: и деньги у немцев есть, и техника посильней, чем у французов. Но канцлер Отто фон Бисмарк оказался, как и Наполеон Бонапарт, по меткому замечанию профессора А.З. Манфреда, «гениально ограниченным» человеком. Он не сумел преодолеть «крымского синдрома» — Россия навсегда осталась лично для него «жандармом Европы», и он не хотел ее финансового и технологического усиления.
Бисмарк, безусловно, понимал, что для русских царей вопрос — «частная» это железная дорога или «казенная» — дело десятое; главное — ее военно-стратегическое значение. Тем более что все военные Европы знали, что царь Николай проиграл Крымскую войну в том числе и из-за железных дорог: ни одна из них к середине XIX в. не была построена не то что в Крыму, а даже близко к Крыму. Противники же России в короткий период осады Севастополя умудрились построить в Балаклаве собственный стальной путь, завезли паровозы и вагоны и добивали героев первой Севастопольской обороны матроса Кошку и медсестру Дарью Севастопольскую пулями да снарядами, поступавшими по этому железнодорожному пути, а русским подвозили все снаряжение на волах.
Поэтому и «национализация», и «железнодорожные» займы — это явно военная стратегия. «А зачем немцам усиление России?» — размышлял Бисмарк. И в 1880 г. он дает команду: провалить первый русский «железнодорожный» заем в германских банках, несмотря на его высокий процент.
И хотя в Берлин еще раньше, чем в Париж, завезли «залоговое золото», политика оказалась сильнее экономики. Как по команде, германская пресса подняла крик: и золото это-де «поддельное», и 4% — это «липа» и т.д. В итоге русские «железнодорожные» акции пошли на берлинской бирже ценных бумаг «с молотка» за 70% номинала.
В те времена это был гигантский всеевропейский финансовый скандал, надолго поссоривший Германию и Россию. Спасая лицо, Александр II приказал срочно перевезти «залоговое золото» из Берлина в Париж и туда же отправить остатки русских ценных бумаг.
А французам все это оказалось на руку. Франко-германские противоречия обострялись и в колониях, и в Европе, во французском обществе зрели настроения реванша за отторжение в 1871 г. Эльзаса и Лотарингии, а тут готовый военный союзник сам просится в Париж да еще «залоговое золото» везет из Берлина!
Мудрено ли, что, когда новый молодой русский царь Николай II с супругой прибыли в октябре 1896 г. в Париж, им был устроен такой прием на улицах французской столицы, какой даже Н.С. Хрущев не устраивал своим космонавтам на улицах Москвы.
Тщетно социалисты и антимилитаристы Жюль Гед и Жан Жорес били тревогу по поводу «сближения свободы с абсолютизмом», а всемирно известный писатель Анатоль Франс предостерегал: «Пусть имеющий уши да слышит: мы предупреждаем — наших граждан ждет гнусное будущее, если они готовы и далее одалживать деньги русскому правительству, когда и после этих займов оно может убивать, вешать, уничтожать по своему усмотрению и игнорировать любое стремление к свободе и цивилизации на всем пространстве своей огромной и несчастной империи».
Увы, великий писатель, наверное, запамятовал, что у французского обывателя сердце слева, но бумажник справа. Да и как можно было великому гуманисту, но наивному в политике писателю тогда догадаться, что крупнейшая за всю историю франко-русских отношений финансовая афера 1880-1914 гг. по перекачке сбережений мелких французских держателей акций «русских займов» в Россию имела мощнейшее, как бы сказали в советское время, идеологически-финансовое прикрытие. Почти вся французская печать: парижская крупнейшая «Фигаро» (выходящая и поныне), «Тан» (ее с 1944 г. сменила «Монд»), «Пти журналь», «Эко де Пари», «Пти паризьен», «Орор» и еще два десятка газет и журналов, не говоря уже о провинциальных «Депеш дю миди» (Тулуза), «Марсельеза» (Марсель), «Свобода» (Лимож) и др. а также партийные издания («Радикал» — орган правящей с 1901 г. партии радикалов и радикал-социалистов, из которой вышли «тигр Франции» Жорж Клемансо, активный сторонник дипломатического признания СССР в 1924 г. Эдуард Эррио и другие видные политики довоенной и межвоенной Франции), профсоюзные (еженедельник «Синдикат») и даже всемирно известное телеграфное агентство Гавас (ныне его сменило Франс Пресс) — все они получали деньги от императорского российского посольства в Париже, действовавшего через некоего Артура Рафаловича, официального представителя (агента) Министерства финансов России в Париже в 1894-1917 гг.
Образчиком камуфляжа своекорыстных интересов рассуждениями о «великой политике» была, например, заказная статья в «Фигаро» 7 октября 1891 г. в которой говорилось: «Патриотизм и правильно понятый интерес французских сберкасс идут рука об руку и уже привели к окошечкам этих касс такое число держателей ценных русских бумаг, какое приходит туда только в часы всеобщего энтузиазма… Это — проявление спонтанных эмоций масс и одновременно сочетание великолепной финансовой операции с политическим актом высокой дипломатии». (Напомним, что 1891 г. — начало формирования франко-русского военного союза против Германии.)
Вся эта афера с подкупом не только журналистов, но и депутатов (Луи Дрейфус) и даже сенаторов от партии радикал-социалистов (Першо, владелец партийного органа «Радикал») всплыла в начале 20-х годов, когда большевики после октябрьского переворота обнаружили в архиве МИД России сверхсекретную переписку Рафаловича и тогдашнего царского посла во Франции с министрами иностранных дел В.Н. Ламздорфом, С.А. Сазоновым и министрами финансов — С.Ю. Витте, В.Н. Коковцовым.
О размерах подкупа говорит одна цифра: только за три месяца (сентябрь, октябрь и ноябрь) 1904 г. на подкуп прессы, депутатов и сенаторов было истрачено 3 млн. 345 тыс. 600 зол. фр.
Большевики весьма удачно использовали эти разоблачительные документы в 1918-1920 гг. как аргумент против уплаты «царских долгов», а с 1921 г. (нэп) — как средство шантажа продажных французских политиканов и давления перед Генуэзской конференцией 1922 г. по вопросу о «русском долге», а также для форсирования дипломатического признания СССР без «предоплаты» по «царским» долгам, хотя все тогдашние премьеры и президенты (Клемансо, Пуанкаре, Мильеран, Вивани и др.) с 1919 г. публично клялись с трибуны палаты депутатов или в интервью: «Если большевики не заплатят, мы их не признаем».
Признали в 1924 г. (лидер радикалов и премьер Э. Эррио). А большевики не все громкие имена назвали, кое-что припрятали про запас: первый полпред СССР Л.Б. Красин привез на всякий случай в 1920 г. в Париж секретное досье на всех купленных с 1880 г. французских политиканов и крупных журналистов.
Признали, ибо орган французской секции Коммунистического интернационала газета «Юманите» получила из Москвы часть этого досье и в ноябре-декабре 1923 г. начала публикацию серии разоблачительных статей, дозируя информацию и пока не называя все имена. Впрочем, одно — главное — было названо: Артур Абрамович Рафалович, из крещеных петербургских евреев, финансовый агент Минфина царского и Временного правительств России, жил в фешенебельном квартале на авеню маршала Фоша, 19, в двух шагах от Триумфальной арки (площадь Звезды, ныне — площадь Шарля де Голля).
Его секретный счет, писала «Юманите», открыт в «Париба» и в «Банк де Пари», счет в «Алжирском кредите» — на имя не существующего месье Ленуара. В 1894-1917 гг. он был вхож во все министерские кабинеты и известнейшие политические салоны Парижа. Был избран член-корреспондентом Французской академии, удостоен ордена Почетного легиона первой степени, являлся членом многочисленных научных сообществ (политэкономии, статистики и т.д.), директором собственного еженедельника, выходящего на французском языке, «Финансовый рынок» и пр.
