Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - Дюков Александр (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Российская газета. 28.10.2002. Полоса 2.
Вечерняя Москва. 28.10.2002. Полоса 1.
Подъезжали и «скорые», но подъезды к ДК были забиты тяжелой техникой для разборки завалов — ведь в оперативном штабе готовились к самому худшему. Врач Николай Степченков, всего несколько часов назад выносивший из здания раненных террористами людей, впоследствии вспоминал: «Возле Дома культуры образовалось целое скопление машин, пробка. «Скорой» не пробиться. Тогда я кричу помощнику: «Хватай ящик с инструментами и побежали!» Смотрим — на крыльце уже десятки бездыханных тел. Много пожилых, некоторые мертвые. А из театра выносят все новых и новых людей». [353]
«Первое, что бросилось в глаза, когда вбежали внутрь, — кровь, — вспоминал руководитель «Диггер-Спаса» Вадим Михайлов. — На остатках выбитых стекол, на полу… И очень много людей — видимо, когда все это началось, они толпой бросились из здания. Кто-то сам выбирался из здания, кто-то стоял, кто-то сидел на полу. Но большая часть лежала вповалку. Девушка лет, наверное, 16–18 лежала прямо в проеме выбитого окна на первом этаже. Я ее подхватил: «Идти можешь?..» Она попробовала было, но ноги отказали: шоковое состояние. Пока нес к «скорой», обняла меня за шею, бормочет что-то, целует…» [354]
И врачи, и спасатели в сложившейся ситуации немного растерялись: все-таки они были гражданскими и «включиться» сразу в ситуацию не могли. Спецназовцы же не колебались, они знали, что делать. «Они разбивали стекла, давая доступ свежему воздуху, — вспоминал Александр Шабилов, — они же, в тяжелых своих доспехах — в бронежилетах, с оружием, — таскали людей. Каждый сотрудник «Альфы» нес по одному человеку, а это очень тяжело, потому что, когда человек без сознания, он становится тяжелее. Ко всему прочему, в общей своей массе альфовцы были без противогазов… Альфовцы на сомнение места не оставляли: одни из них выносили пострадавших, другие делали им искусственное дыхание, третьи кололи препараты. Эти ребята делали то, что уже должны были делать, по идее, другие — они спасали». [355]
Положение заложников было крайне тяжелым, причем не столько из-за примененного при штурме газа, сколько из-за перенесенных ими страданий. «Даже абсолютно здоровый человек не в состоянии выдержать тот набор факторов, который был при захвате, — объяснял потом министр здравоохранения Юрий Шевченко. — Первое — стресс. Второе — и это уже самое главное — люди были обездвижены на протяжении 60 часов. В этих условиях, из-за застоя крови, нарушается обмен веществ, в тканях вырабатываются токсины, они скапливаются в не снабжаемой «свежей» кровью части организма и отравляют его… Людей, которые долгое время были обездвижены, сняли с кресел, резко активировали их кровообращение — произошло отравление их собственными токсинами. Нормальному человеку… необходимо 5 литров воды в сутки. Четыре литра — это минимум для того, чтобы поддерживать физиологические функции организма. Заложникам же доставалось в лучшем случае 300–400 граммов, да и то не всем. Обезвоживание у пострадавших было чудовищное!.. Есть еще один фактор, пожалуй, самый главный. Человек постоянно дышит. 60 часов 800 человек перерабатывали один и тот же воздух! Только от одного этого можно умереть. Не надо забывать и те болезни, которые есть у людей». [356]
Сотни машин «скорой», подготовленные столичными властями, попросту не смоли подъехать к зданию, а доставить отравленных людей в больницы было нужно как можно быстрей. Ближе «скорых» стояли автобусы, изначально предназначавшиеся для эвакуации «ходячих» заложников; таких, однако, почти не оказалось. И тогда отравленных людей стали сажать в автобусы: «А ты чего встал! Давай под загрузку!» Большинство пострадавших, впрочем, везли в «скорых».
Для снятия наркотического отравления (а примененный газ оказывал наркотический эффект) применяется лекарство налоксон; как только начался штурм, в мед-службу города поступил приказ срочно обеспечить «скорые» и больницы дополнительным запасом налоксона. [357] Потом власти обвиняли в том, что они не сказали медикам формулу газа; упреки были несправедливы — чем лечить пострадавших, врачам было сказано почти сразу.
Но спасти всех пострадавших было практически невозможно; некоторые были мертвы уже тогда, когда их выносили из здания. Коробки с налоксоном подтащили к входу в здание, и лекарство кололи все, кто только мог. Суматоха была ужасная. «Отметок об инъекциях никто не делал, — рассказывал потом один из медиков, — сгоряча кололи по два и три раза. А это смертельные дозы». [358] Врач Николай Степченков: «Мне раньше приходилось с наркоманами работать. У пострадавших были точно такие же симптомы передозировки, как у наркотических средств — узкий зрачок и отсутствие дыхания. Надо было делать укол, чтобы восстановить работу легких и сердца. В какой-то момент я заметил, что двое спасателей мимо нас несут людей в автобус. Я им кричу: «Без укола не увозить, всех заложников сюда! Иначе живыми не доедут!» Они стали нам всех подтаскивать. Скольких успели развести по больницам, когда еще врачи не подошли, сказать не могу». [359]
В результате теракта 23–26 октября погибло 130 человек. Кто-то из них был убит террористами, кто-то впоследствии умер в больницах, однако большая часть погибла в течение нескольких часов после штурма во время неподготовленной операции. По всей видимости, единственной причиной случившейся трагедии был стереотип восприятия.
Медики, привлеченные к спасению людей, действовали, как полагается в обычных условиях — довезти людей до больницы и там спасти. Однако условия были чрезвычайными, и людям надо было оказывать первую помощь на месте. К этому медики (и вообще никто вокруг) психологически оказались не готовы. «Это алгоритм любой катастрофы. Ошибка — это стереотипное мышление в экстремальных обстоятельствах. Вот власти сейчас говорят: «Мы все делали правильно». Вы не правильно сделали. Вы сделали как всегда. И получили трупы». [360]
Вероятно, случившейся трагедии можно было и избежать, хотя, честно говоря, в сложившейся ситуации это достаточно трудно представить. Для того чтобы спасти всех, был необходим специфический опыт, которого ни у оперативного штаба, ни у врачей, ни у спецназовцев попросту не было — ведь для освобождения заложников газ был применен впервые за историю отечественных спецслужб.
«Сейчас, на холодную голову, легко обсуждать наши действия, — справедливо скажет потом председатель комитета здравоохранения Москвы Андрей Сельцовский. — Генерал Ермолов писал о такой ситуации «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Попробуйте принять абсолютно правильное решение, когда времени отпущено — минута». [361]
Главная ошибка, по всей видимости, была допущена в самом начале. «Штаб — настоящая военная организация. Там должен быть один руководитель, которому обязаны все подчиняться, — заметил потом заместитель председателя комитета по обороне Госдумы Алексей Арбатов. — В конце концов, произошло беспрецедентное по масштаба ЧП, и уже в первые часы после захвата заложников, на мой взгляд, следовало ввести в Москве на период кризиса закон о чрезвычайном положении». В любой стране мира это сделали бы автоматически, а зевак и журналистов заворачивали бы еще за километр до места теракта. Почему этого не было сделано в Москве, остается лишь гадать: возможно, власти опасались, что в этом случае СМИ и «либеральная общественность» традиционно начнут кричать о тоталитаризме, «раскачивать» обстановку — и тогда шансы террористов на успех значительно увеличатся.
