Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность - Яковенко А. В.
Едва заняв президентское кресло, Авраам Линкольн осознал, что страна находится на грани раскола. Промышленный Север не желал мириться с сохранением экономически сильного (хотя и с однобоким, плантационным хозяйством) и независимого Юга, который, в свою очередь, не хотел становиться поставщиком дешевых ресурсов. Южные штаты набирали и политическую силу, что окончательно вывело из себя промышленников и финансистов, отчаянно пытавшихся воздействовать на правительство в целях подавления «зреющего мятежа». Наиболее популярным был план как можно скорее собрать многочисленную армию, а затем раз и навсегда расправиться с неугодными штатами.
Южная элита понимала, что Линкольн является удобной фигурой, за которой стоят мощные финансово-промышленные группировки, заинтересованные в развитии событий по наихудшему сценарию. Стремясь упредить неизбежное, южане решили покинуть состав Союза, то есть Соединенных Штатов. 20 декабря 1860 г. такое решение приняло законодательное собрание Южной Каролины, за ней последовали Миссисипи, Флорида, Алабама, Луизиана, Джорджия и Техас, которые провозгласили новое государство — Конфедеративные Штаты Америки (КША). Несколько позже к Конфедерации присоединились Арканзас, Северная Каролина и Вирджиния.
Выход из состава федерации явился фактически результатом демократического волеизъявления. Сам процесс проходил мирно. Южане позволили лояльным Вашингтону солдатам и офицерам, расквартированным в отколовшихся штатах, отправиться на север.
Вашингтонская «партия войны» с радостью ухватилась за прекрасный повод начать конфликт. Тем более что пока Линкольна склоняли к решительным действиям, южане сделали первые выстрелы: 12 апреля 1861 г. их береговая артиллерия начала обстреливать небольшой форт Самтер в гавани Чарльстона (Южная Каролина). После длительной бомбардировки форт сдался, а гарнизону позволили беспрепятственно эвакуироваться на север. В этом первом сражении самой кровавой войны в американской истории погиб лишь один солдат, который был убит, когда разорвалась пушка, салютовавшая спускаемому американскому флагу.
Формально с точки зрения права конфедераты не совершили ничего противозаконного: американские войска для КША являлись иностранными вооруженными формированиями, которые подлежали выдворению с их территории. К тому же форт Самтер контролировал вход в стратегически важный морской порт. Поэтому когда гарнизон форта отказался эвакуироваться добровольно, заговорила артиллерия.
Линкольн наконец начал действовать. Прежде всего требовалась многочисленная армия, и президент объявил о наборе 75 тыс. волонтеров. Контракт подписывался всего на три месяца, так как именно за этот срок Вашингтон рассчитывал уничтожить Конфедерацию.
Одновременно Линкольн озаботился проблемами стратегии. План ведения разгоравшейся войны ему предложил Уинфилд Скотт — тот самый, кто привел американцев к Мехико. Этот план стал известен как «Анаконда». Генерал рассчитывал окружить Конфедерацию на суше и заблокировать флотом ее побережье, атаковать и захватить стратегически важные с точки зрения экономики пункты, после чего южане задохнутся без ресурсов. Однако вашингтонская клика и поддержавшая ее общественность этот план отвергли, насмехаясь над генералом, казавшимся большинству слабоумным стариком, ведь его стратегия предусматривала месяцы, если не годы ведения войны. Вместо того чтобы последовать совету опытного военачальника, Вашингтон решил закончить войну одним ударом, послав армию на Ричмонд — этот вирджинский город к тому времени был объявлен столицей Конфедерации.
Решение оказалось неразумным и популистским. Взятие Ричмонда никак бы не смогло сокрушить противника. Это был небольшой город, который не имел стратегического значения. Однако общественность требовала как можно скорее расправиться с «гидрой мятежа». Вероятно, президент Линкольн принял судьбоносное политическое решение после чтения газет, которые пестрели заголовками «Вперед на Ричмонд».
В целом Линкольн, которого современные историки славят как искусного стратега, на начальном этапе войны демонстрировал примитивные взгляды на ведение боевых действий. В его понимании у каждой из сторон ключевой задачей был захват столицы противника. В то же время подрыв экономического потенциала Конфедерации президент фактически оставил без внимания. Итогом его популистской стратегии явилось то, что четыре года войны федеральная армия перемещалась на пространстве между Вашингтоном и столицей Конфедерации, пытаясь сокрушить армию южан и преодолеть заветные 170 километров до столицы противника [133].
Летом 1861 г. это казалось простой задачей. 75 тыс. «трехмесячных солдат» были набраны с невероятной быстротой. Американцев привлекали хорошее вознаграждение, красивая форма и новые впечатления. Однако огромное количество волонтеров обеспечили не только деньги и синие мундиры привлекательного покроя. Еще задолго до начала войны велась информационно-идеологическая работа с рядовыми гражданами северных штатов. Основной акцент делался на рабстве.
В любом американском школьном учебнике истории можно прочитать, что основной причиной начала Гражданской войны было желание северян освободить рабов из-под гнета южных рабовладельцев. Газеты тиражировали шокирующие истории о жестоких рабовладельцах, которые истязают и насилуют невольников, поодиночке распродают семьи и за малейшую провинность до смерти забивают африканцев. Раздувались истории о фантастической коррупции и имущественном расслоении в южном обществе. Огромный вклад в создание нужных настроений внесли литераторы, такие как Гарриет Бичер-Стоу. Ее книга «Хижина дяди Тома» (1852), в которой южные плантаторы предстают настоящими чудовищами, пользовалась огромной популярностью среди жителей Севера, несмотря на посредственное литературное качество. Однако мало кто из читателей знал, что автор «Хижины дяди Тома» ни разу не видела своими глазами рабовладельческие плантации и написала ее на основе газетных заметок и историй из вторых и третьих уст.
Журналисты, писатели, священнослужители рассказывали северянам об ужасах рабства и о миссии американского народа — скинуть оковы с угнетенных. Грядущая война приобретала едва ли не религиозный характер. Одним из ее символов стала песня «Тело Джона Брауна», воспевавшая лидера восстания 1856–1858 гг. в Канзасе, который боролся с рабством, убивая всех, кого он подозревал в симпатии к рабовладельческому строю. В конечном итоге армия разгромила его сопротивление, а сам Браун, которого южане считали маньяком, был повешен. Однако на Севере он стал героем-мучеником, перед которым меркли заслуги святых прежних столетий. «Джон Браун лежит в сырой могиле, но дух его шествует по земле, — пелось в песне. — Он ушел, чтобы стать солдатом в армии Господа» [134].
Уже после начала Гражданской войны на мотив «Тела Джона Брауна» возникла еще более популярная песня — «Боевой гимн Республики». В ней армию освободителей вел уже сам Иисус Христос, который заносил свой «ужасный быстрый меч» над головами противников. «Если Он умер за то, чтобы сделать людей святыми, — пелось в “Боевом гимне”, - давай же умрем за то, чтобы сделать их свободными». Припев гласил: «Слава, слава, аллилуйя! Наш Господь шествует вперед».
Между тем в самих южных штатах противников рабства становилось все больше. Многие лидеры Конфедерации, включая легендарного главнокомандующего Роберта Ли, ненавидели этот институт, вынашивали планы его ликвидации и нередко отпускали своих рабов на волю. В то же время в армии северян можно было встретить генералов, владевших рабами. Что же касается мифа о том, что армия южан была «рабовладельческой», то он не выдерживает никакой критики. Конфедераты шутили, что у большинства из них есть лишь по два раба — левая и правая руки.
Однако для федерального правительства вопрос рабства все-таки стоял на втором месте. В одном из интервью в 1862 г. Авраам Линкольн заметил: «Моей высшей целью в этой борьбе является сохранение союза, не сохранение или уничтожение рабства. Если бы я смог спасти союз, не освободив ни одного раба, я бы сделал это, и если бы я мог спасти его, освободив всех рабов, я бы сделал это, и если бы мог спасти его, освободив одних рабов, а других не освободив, я бы сделал это. Что я предпринимаю в вопросе рабства и для цветной расы, я делаю потому, что верю, это поможет сохранить союз» [135].
