Ветка сакуры - Овчинников Всеволод Владимирович (читать книги полностью txt) 📗
Одно из самых ходких в университетской среде слово «арбайто», занесенное из немецкого языка еще в довоенные времена, означает не работу вообще, а именно приработок на стороне, без которого не мыслится студенческая жизнь.
Для абсолютного большинства японской молодежи учиться – значит одновременно подрабатывать себе на жизнь. Различие может быть лишь в том, что для одних «арбайто» – это дополнение к помощи родителей, а для других – единственный источник средств к существованию.
Самый старый, можно сказать, классический вид «арбайто» – быть репетитором. Спрос на них в Японии есть всегда. Чтобы поступить после девятилетки в среднюю школу второй ступени, надо пройти по конкурсу, и родители заблаговременно нанимают студентов готовить детей к экзаменам.
Правда, одним репетиторством, даже если давать уроки ежедневно, теперь не проживешь. Кроме основной «арбайто», приходится подыскивать еще и другие. Парни покрепче нанимаются заталкивать пассажиров в вагоны метро и электрички. Работа тяжелая, но студенческий юмор уподобляет ее физзарядке: «пик» приходится на утренние часы и длится сравнительно недолго.
Когда начинается пора экзаменов, в Токио можно увидеть странные вещи. Грузчики на причале спорят о теории относительности. Судомойка в закусочной, улучив свободную минутку, перелистывает учебник анатомии. Долговязый парень в цилиндре, таскающий ночью рекламный плакат какого-то сомнительного заведения, при свете неоновых реклам читает «Международное право».
Чем только не приходится заниматься будущим юристам, инженерам, врачам! Они моют автомашины на заправочных станциях, упаковывают товары в магазинах, обходят дома, разыскивая неплательщиков по счетам за воду или газ.
Трудно бывает в пору экзаменов, когда для «арбайто» не остается времени. Трудно в апреле и октябре, когда, кроме текущих расходов, надо вносить полугодовую плату за обучение. Однако для студента, который сам себе зарабатывает на жизнь, нет ничего хуже, чем заболеть. Не говоря уже о дороговизне лечения, это попросту грозит голодом, если друзья не помогут.
Далеко не всякий организм выдерживает перенапряжение умственных и физических сил, с которым связаны для японца университетские годы. Самое печальное, что многие узнают об этом слишком поздно.
Миллион студенческих лиц – сколько самопожертвования, даже героизма требует их трудноутолимая жажда знаний! Япония вправе гордиться этим. Но необходимы ли подобные жертвы? Неужто и впрямь в стране нельзя изыскать средств, чтобы помочь молодежи, поддержать ее порыв?
Перед Новым годом японский студент нанимается в универмаг разносчиком праздничных покупок. Сумму, которую он с превеликим трудом заработает за трехнедельные каникулы, любой делец пускает на ветер за час, проведенный в баре на Гиндзе.
По официальным данным налогового управления, частные корпорации ежегодно расходуют на «представительство» или на так называемые «деловые кутежи» шестьсот миллиардов иен. Фирмачи, которые списывают друг на друга расходы по принципу «сегодня угощаю я, завтра – ты», дают почти две трети оборота всех японских ресторанов, баров и других заведений, где едят и пьют.
Чем же объяснить такое расточительство со стороны капиталистических предприятий, которые отлично знают счет деньгам и зря не потратят ни иены? Ответ прост, хотя и циничен: лучше промотать, чем отдать государству. Деньги, которые облагались бы налогом как прибыль, под видом умышленно раздутых представительских расходов включаются в издержки производства.
Так транжирятся баснословные средства – больше половины суммы, которая взимается с корпораций в государственный бюджет.
Еще пятьсот сорок миллиардов иен в год (больше, чем Франция и Италия, вместо взятые) тратит Япония на восхваление капиталистического благоденствия, то есть на коммерческую рекламу.
В обществе, где ради коммерции можно прокутить шестьсот миллиардов да еще пятьсот сорок сжечь в неоновом пожарище, не находится шестидесяти миллиардов иен, чтобы освободить студенчество от изнурительных поисков побочного заработка.
Не служи г ли сам подобный факт достаточно впечатляющей рекламой капиталистического строя? Когда сопоставляешь приведенные цифры, перед глазами встает образ японского юноши, который отдает за книгу несколько монет, только что полученных за стакан собственной крови.
Что касается до народного просвещения в Японии, то, сравнивая массою один целый народ с другим, японцы, по моему мнению, суть самый просвещенный народ во всей подсолнечной. В Японии нет человека, который бы не умел читать и писать.
«Записки капитана В. М. Головнина в плену японцев в 1811, 1812, 1813 годах»
Кому хоть мимоходом случалось побывать в Стране восходящего солнца, тому, без сомнения, не могла не броситься в глаза поголовная грамотность ее обитателей и обилие школ, рассеянных по всему лицу японской земли. Даже рикши поражают иностранца знанием недоступных для него тайн мудреной японской письменности.
Д. Шнейдер, Япония и японцы. СПб.., 1895.
ИХ ПОМЫСЛЫ
Купите счастливый сон
Рассекая тихоокеанскую волну, корабль мчался к японским берегам. Его квадратный парус казался алым от заходящего солнца, за которым он настойчиво гнался.
Семеро на борту парусника очень спешили. Но ветер народной фантазии, как всегда, доставил их к сроку – когда гулкие раскаты старых бронзовых колоколов начали отбивать новогоднюю полночь.
Япония замерла, отсчитывая эти сто восемь ударов. Ведь Новый год тут не просто праздник из праздников, а как бы общий для всего народа день рождения. У японцев до недавнего времени не было обычая праздновать дату своего появления на свет. Сто восьмой удар новогоднего колокола добавляет единицу сразу ко всем возрастам. Даже младенца, родившеюся накануне, наутро считают годовалым.
В новогоднюю полночь человек становится на гад старше и к тому же переступает некий порог, за которым его ждет совершенно новая судьба Двери жилищ принято украшать в эту пору ветвями сосны, бамбука и сливы. Сосна олицетворяет для японцев долголетие, бамбук – стойкость, а расцветающая в разгар зимы слива – жизнерадостность среди невзгод.
К этим общим пожеланиям каждый вправе добавлять свои личные надежды. Вот почему в канун праздника по всей Японии бойко раскупаются картинки с изображением сказочного парусника. Их кладут под подушку, чтобы увидеть в новогоднюю ночь самый желанный сон: семь богов счастья на Драгоценном корабле. Сон же этот предвещает человеку исполнение его самой заветной мечты.
Итак, парусник мчался к японским берегам. Человек непосвященный заметил бы на борту трех толстяков, двух старцев, воина и женщину. Однако каждый из семерых вполне заслуживает того, чтобы познакомиться с ним поближе.
Бога удачи Эбису сразу отличишь от двух других толстяков по удилищу в руке и окуню под мышкой. Иным и не может быть бог удачи в стране, где все жители заядлые рыболовы и даже сам император пристрастен к рыбалке. За помощью к Эбису обращаются те, кому, помимо снасти и сноровки, требуется еще и везение рыбаки, мореходы, торговцы. Изображение толстяка с удочкой найдешь почти в каждой лавке. Эбису, однако, вместе с удачей олицетворяет еще и честность. Так что один день в году торговцы обязаны пускать товары в полцены, как бы извиняясь за полученные сверх меры барыши.
Может быть, именно поэтому в деловом мире больше, чем Эбису, уважают Дайкоку – дородного деревенского бородача, восседающего на куле с рисом. Когда-то его почитали лишь крестьяне как бога плодородия, способного вознаградить за труд урожаем сам-сто. Но с тех пор как в руках у бородача оказался короткий деревянный молоток, Дайкоку стал к тому же покровителем всех тех, кому требуется искусство выколачивать деньги торговцев, биржевиков, банкиров; словом, из бога плодородия превратился в бога наживы.
