Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Семанов Сергей Николаевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Более заметно влияние Андропова сказалось на судьбе Г. Вишневской и М. Ростроповича, лишенных гражданства по политическим мотивам, высланных на Запад в 1978 году. Есть достоверные свидетельства Чурбанова, что его тесть не слишком был в восторге от такой меры, но и не возразил тем не менее. В том же году судили еврейского националистического активиста Н. Щаранского. Его с натяжкой обвинили в шпионаже, хотя это было чисто идеологическое дело и вызвало шум на Западе.
Что уж тут говорить о высылке академика А. Сахарова из Москвы в декабре 1979-го. Тогда все понимали, что это не только дело рук КГБ, но и самого Андропова. Сахарова, в отличие от Щаранского и некоторых подобных, не обвинишь в шпионаже, это вопрос идеологической борьбы – прежде всего внутри страны. Есть достоверные намеки, что Брежнева эта мера отнюдь не радовала, однако Андропов решился и не уступил в этом вопросе до конца дней своих. И что же? «Народ безмолвствовал», включая членов ЦК КПСС.
Примеры прямого и почти открытого вмешательства «органов» в идеологическую политику Партии легко умножить. Причем инициатива тут шла от самого шефа политической полиции и в обход Генсека, чего ранее в Партии никогда не наблюдалось. Это стало с очевидностью прослеживаться с конца 70-х годов. Отчего же?
Руководство страны сильно старело. Брежнев, Суслов, Пономарев, непосредственно руководившие идеологией, постарели и даже одряхлели. Им уже физически трудно стало часами высиживать в кабинетах и осваивать ежедневно ворохи бумаг.
Рабочий, так сказать, секретарь ЦК по идеологии М. Зимянин, одногодок Андропова, так и не был введен в Политбюро; здоровый и подвижный, он отличался нерешительностью и слабохарактерностью, боялся сам принимать мало-мальски важные решения (о происхождении его супруги говорили разное…). Зато подчиненный ему завотделом культуры В. Шауро был уже полным ничтожеством, он даже речь-то произнести не мог, хотя бы и в узком кругу (за глаза его называли «Великий немой»). Завотделом пропаганды Е. Тяжельников был относительно молод и энергичен, но над ним всегда висела роковая печать выхода из комсомола, он боялся проявить инициативу в серьезных делах, заменяя политику аппаратной муштрой (к тому же он был выдвиженцем Брежнева, Суслов его недолюбливал).
Несколько слов из достоверных воспоминаний. Я хорошо помню многочисленные тогдашние совещания по идеологии в различных подъездах ЦК КПСС, на которых присутствовал как редактор известного журнала. Выступал ли Суслов (очень редко и сугубо по бумажке), или Зимянин, или Тяжельников (обычно в свободной форме), все это было пусто-пусто, ни имен, ни фактов, ни, тем более, политических оценок. В первые минуты совещания все бросались было на блокноты и карандаши, но очень скоро только несколько подхалимов что-то чиркали по бумаге. А старички, которых было немало, просто задремывали – нередко видел в таком состоянии А. Софронова, В. Кожевникова и других.
Как известно, свято место пусто не бывает. В ведомстве Андропова сидел давний начальник Пятого управления, скромный поначалу генерал-майор Филипп Денисович Бобков. Вышел он из чекистов-профессионалов, человек умный, хитрый, благовоспитанный и коварный. Его отделу, издавна опекавшему интеллигенцию, занятие идеологическими операциями было сподручнее всего.
«Органы» приступили к делу решительно, ставя для «объекта» (учреждения или лица) цель на уничтожение. Не то что хилые цековские комиссии, которые, оглядываясь на своих вялых руководителей, и выговорешник уже не умели слепить, только шум по Москве поднимали. Да еще создавали у людей нейтрального окраса впечатление, что у окаянных «русистов» действительно имеется существенная поддержка «сверху» (в эту байку многие верили в Москве, о том же пописывали на Западе).
Первыми в 1979—1980 годах подверглись атаке с Лубянки издательство «Современник», директор его Ю. Прокушев и главный редактор В. Сорокин. Опыт т. Ягоды был позабыт, возились долго, не всегда умело. Какие-то доносы, проверки документации, вызовы сотрудников «на беседы» и т.п. Ну, одолели в конце концов, сняли Прокушева и Сорокина, но с каким шумом! Впрочем, в издательстве с тех пор перестали выходить и боевые книги современных патриотических авторов, и переиздания русской классической мысли.
Андропов умел учиться, а его доверенный Бобков вполне соответствовал патрону. Комиссии… какие-то справки и беседы… К чему? Сотни две российских писателей отправили слезницы в разные инстанции, жаловались, видите ли, на произвол… Им толком никто и не ответил. Кого стесняться-то, да и чего? Запад в защиту «русистов» не пикнет, это не Сахаров со Щаранским… Скорее уж одобрит.
Дальше андроповские «органы» стали работать куда веселее. Журнал «Наш современник» твердо вел русскую линию рукою редактора С. Викулова, имел немалый тираж и большой авторитет среди интеллигенции. В № 11 за 1981 год в журнале одновременно вышло несколько очень боевых материалов. Разразился скандал (дело не обошлось без внутренней провокации, но об этом как-нибудь потом). Обвиняемых авторов было четверо: В. Кожинов, А. Ланщиков, С. Семанов (все старые «молодогвардейцы»), а также более молодой В. Крупин. Дело решилось быстро: авторов осудили публично (в пример иным прытким), Викулова оставили, но обоих его заместителей уволили. Журнал временно скукожился. Все прошло быстро и результативно. И никакого шума или надоедливых писем…
Год спустя так же оперативно развалили саратовский журнал «Волга». Из всех своих провинциальных собратьев он был едва ли не самым тогда прорусским. Поводом послужила блестящая статья М. Лобанова, где очевидно подвергались сомнению ценности «коллективизации» и даже – и сказать-то вслух было невозможно – идеи т. Ленина. Главного редактора журнала Н. Палькина немедленно уволили, а сам журнал захирел и хиреет по сию пору.
О снятии руководителей «Комсомольской правды» и журнала «Человек и закон» уже кратко говорилось. «Преступный почерк» тут такой же, но задачи Андроповым ставились гораздо более широкие, а он лично этим занимался. Любопытно, что делалось это без всяких положенных согласований с органами пропаганды. Ганичева пригласил Зимянин, объявил, что он переводится редактором альманаха «Роман-газета», не разрешил задавать никаких вопросов и быстренько отправил восвояси. Когда в апреле 1981-го снимали меня, один аппаратчик спросил Секретаря ЦК по идеологии, в чем, мол, дело. Ответ последовал сразу, но довольно невнятный: «Этот случай посложнее, чем с Ганичевым». То есть сам не знал, да и знать не хотел. Впрочем, об этом позже.
Итак, подытожим: уже на исходе семидесятых годов Андропов, пользуясь ослаблением общего политического руководства в Кремле, стал самостоятельно решать важные идеологические вопросы. А ведь еще в 1974-м, в период «дела Солженицына», только лишь указывал своим подчиненным, как исполнять «решения партии». Не более того. Это был очень и очень серьезный признак. Что же, Брежнев и главный идеолог Суслов этого не замечали?
Нет уж, совсем не простаки они были и весьма опытные политики. Так что же? И здесь нужно опять вернуться к важнейшей теме тех лет – «кремлевской медицине» и состоянию ее главнейших пациентов.
Лейб-медик Кремля Е. Чазов уже был представлен читателю ранее. Он возглавлял так называемое 4-е управление Минздрава СССР, что в зашифрованном виде обозначало всю кремлевскую лечебную систему. Формально это подчинялось министру здравоохранения, но по сути строго надзирала за пациентами и врачами Лубянка. Так повелось еще со сталинских времен и просуществовало до конца Советской власти. Воспоминания Чазова очень откровенны. Он не был политиком, да и, по-видимому, несколько простоват. Он прямо рассказал, что именно Андропов продвигал его перед Брежневым на этот пост, а у него имелись конкуренты.
«Семь месяцев стоял во главе такого управления исполняющий обязанности, и дальше сохранять такое положение было просто неудобно. Единственный человек, активно поддержавший Брежнева в его решении, был Ю.В. Андропов. Дело в том, что летом 1966 года, за несколько месяцев до моего назначения, мне вместе с академиком Е.В. Тареевым пришлось консультировать Ю.В. Андропова в сложной для него ситуации.
