История российского государства. том 10. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха - Акунин Борис
Перестрелки на советско-маньчжурской (фактически советско-японской) границе происходили и раньше, но в июле-августе 1938 года из-за спора за клочок земли близ озера Хасан состоялось настоящее сражение, в котором приняли участие 15 тысяч советских солдат и около 10 тысяч японских. Двухнедельные кровопролитные бои не выявили победителя и завершились временным компромиссом. В Москве объявили о победе, но судя по тому, что командовавший войсками маршал Блюхер был арестован, боеспособность Красной Армии оказалась неважной.
Такое же впечатление сложилось и у японцев. Поэтому год спустя, летом 1939 года, Квантунская армия произвела новую пробу сил — на границе с советским сателлитом Монголией, у реки Халхин-Гол. На сей раз были задействованы более серьезные силы и развернуты крупномасштабные операции, в которых с обеих сторон участвовало около 100 тысяч солдат. Советскими войсками командовал комкор Георгий Жуков, чье имя тогда прогремело впервые. Он сумел обеспечить подавляющее преимущество на направлении главного удара и заставил японцев отступить. Каждая из сторон потеряла примерно по 20 тысяч человек убитыми и ранеными, то есть это было весьма масштабное столкновение. В настоящую большую войну оно не переросло, потому что в Токио «адмиральское» лобби взяло верх над «генеральским», то есть был сделан выбор в пользу не сухопутной, а военно-морской экспансии, направленной против США.
На противоположное, европейское направление переключила свое внимание и Москва, внешнеполитический курс которой именно в это время, в августе 1939 года, кардинальным образом переменился.
Внешняя политика Советского Союза подчинена одной главной цели
С конца двадцатых и до конца тридцатых международная политика СССР была подчинена одной главной цели: любой ценой избежать войны, пока не завершится грандиозная программа создания военной индустрии и укрепления вооруженных сил, развернутая после «военной тревоги 1927 года».
Сталин был прав, когда считал новую мировую войну неизбежной и когда не сомневался, что она не обойдет стороной СССР. Исходя из магистральной задачи выиграть время, советское правительство резко повернуло внешнеполитический курс и постоянно его корректировало. Наступательно-экспансионистская установка на экспорт революции ленинских времен сменилась осторожным маневрированием: социалистическое государство старалось не обострять отношений с агрессивными режимами, искало союза с менее враждебными державами, активно участвовало в движении за ограничение гонки вооружений (хотя само лихорадочно вооружалось).
Главный враг несколько раз менялся. Сначала в Москве больше всего опасались Японии, после 1933 года переключились на германскую угрозу, в период дальневосточных конфликтов 1938–1939 гг. снова переориентировались на «самураев, которые перешли границу у реки». Не забывали и о давних счетах с ближайшим заклятым врагом Польшей, но и здесь советская дипломатия вела себя примирительно — в 1932 году был подписан двухсторонний договор о ненападении.
По сравнению с милитаристскими режимами Германии, Японии, Италии остальные державы представлялись менее опасными, и Советский Союз все время пытался ослабить градус напряженности в отношениях с ними, а если получится, то и заключить оборонительный альянс. Первое получалось, второе — не очень.
Главным достижением стало установление дипломатических отношений с США в 1934 году. Самая антикоммунистическая и самая большая из западных стран наконец признала «безбожное государство». Здесь Москве помогла конфронтация с Японией, которой опасались и в Вашингтоне, это была «дружба против Токио».
В 1935 году после семилетнего перерыва состоялся VII конгресс Коминтерна, который, следуя смене курса, тоже сделал поворот на 180 градусов и теперь стал ратовать за сотрудничество и взаимодействие с европейскими левыми, которые еще недавно считались «социал-предателями». «Все прогрессивные силы» призывались к объединению перед лицом фашистской угрозы. Этот демарш должен был продемонстрировать, что Москва окончательно отказывается от подрывной революционной деятельности в других странах и будет придерживаться легальных методов.
Объединение социалистов и коммунистов дало свои результаты, но не те, которых добивался Сталин. Победа Народного Фронта в Испании, как уже говорилось, вылилась в еще большее обострение обстановки, поскольку привела к военному путчу, гражданской войне и расширению фашистского блока. Весной 1936 года Народный Фронт одержал победу на выборах и во Франции, однако попытки заключить полноценный оборонительный союз с Парижем успехом не увенчались. В договоре, подписанном еще прежним французским правительством, содержалось туманное обещание, что «в случае угрозы нападения европейского государства на одну из сторон Франция и СССР немедленно начнут консультации». Дальше этого дело так и не пошло. Британия склонила Францию выбрать курс не антагонизации, а «умиротворения» Германии, что в 1938 году привело к Мюнхенскому «компромиссу».
Таким образом, поиски военного союзника на Западе успехом не увенчались.
Другим новым для СССР направлением деятельности стала «борьба за мир» на международном уровне и попытки создания «системы коллективной безопасности».
В 1934 году страна вступила в Лигу Наций, основанную 14 годами ранее для урегулирования межгосударственных конфликтов и предотвращения следующей мировой войны. Но в условиях эскалирующей агрессивности Италии, Японии и Германии эта интернациональная организация становилась всё более беспомощной. Никаких инструментов воздействия, кроме деклараций, устав Лиги не предусматривал. В ответ на осуждение захватнических действий страна-виновница просто отказывалась от членства и более не считала себя связанной какими-либо обязательствами. Германия и Япония покинули Лигу в 1933 году, Италия — в 1937, после завоевания Эфиопии, Испания — как только там победили франкисты. (Будет лишен членства и СССР — за нападение на Финляндию, но к тому времени советская политика опять сделает резкий поворот).
Провалом закончились и попытки ограничить рост вооружений. Целых два года (1932–1934) в Женеве проходила представительная конференция, в которой участвовал и Советский Союз. Наркоминдел Литвинов сказал: «Советская делегация заявляла н заявляет, что представляемое ею государство согласно на полное разоружение, на частичное разоружение, количественное и качественное, что она готова идти в этом направлении так далеко, как только это позволит согласие других государств». Но «согласия других государств» (под каковыми, собственно, имелись в виду прежде всего Германия, Италия и Япония) получено не было. Такая же судьба ожидала и конференцию по ограничению военно-морских сил. СССР, у которого, впрочем, и не было сильного флота, выражал готовность «ограничиваться», враждебные ему государства — нет. Единственным результатом этих усилий стало двухстороннее советско-английское морское соглашение 1937 года, которое никак не ослабило напряженности и к тому же не распространялось на тихоокеанский регион, где наращивали свой флот японцы.
В период после Мюнхена в европейской политике развернулась сложная и рискованная дипломатическая игра. Всем игрокам было понятно, что дело идет к войне и что ее инициатором станет нацистский Рейх, «умиротворить» который Англии с Францией не удалось — уступки лишь распаляли аппетит Берлина. Если бы две из трех противоборствующих сил, англо-французский альянс и СССР, объединились, воевать на два фронта Гитлер не решился бы. Но ситуация, при которой Германия нападет только на кого-то одного из своих оппонентов, выглядела соблазнительно для другого — не участвующая в войне сторона оказалась бы в положении «третьего радующегося».
Поэтому тайные переговоры велись по всем трем линиям: Запад — Германия, Германия — СССР и СССР — Запад.
Первый шаг сделала Москва, больше всех обеспокоенная перспективой войны. В апреле 1939 года нарком Литвинов предложил Англии и Франции заключить договор об оказании военной помощи «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств». В следующем месяце вместо Литвинова наркомом стал Вячеслав Молотов, совместивший эту должность с постом председателя Совнаркома, что показывало, какую важность СССР придает дипломатическому аспекту своей политики. Одновременно это был и жест в сторону Германии — чтобы антисемитскому Рейху не пришлось вести переговоры с евреем Литвиновым.
