Третья молодость - Хмелевская Иоанна (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
По-видимому благодаря чистоте, бедность не бросалась в глаза. Я как-то забрела в авторемонтную мастерскую в старой Гаване. Ничего показного, вполне заурядная, но ей-богу, все механики были в чистых брюках и чистых рубашках. Беатриче уверяла — кубинец моется трижды в день, а при крайне неблагоприятных условиях всего лишь два раза и не наденет на себя той одежды, что снял перед мытьём. Учитывая климат, я вполне их понимаю.
Улетела я с Кубы в ясный день, ещё более лучезарный, чем во время прилёта. Подобное редко встречается. Обычно в воздухе видны облачка, туманности, какие-то полосы. А тут от Гаваны через Монреаль и Прагу погода сияющая, идеально чистое небо и прозрачный воздух. В Нью-Йорке я могла бы пересчитать здания, над Канадой видела коров на лугу и дорожные знаки на автострадах. Но в чёртовом Бермудском треугольнике самолёт снова вошёл в туман почти в том же самом месте и летел в этом молоке восемьсот пятьдесят километров — я не поленилась высчитать. И что? Там ничего якобы нет? Как бы не так!
Когда мы подлетали из Праги к Варшаве, я вдруг увидела тучу. После ослепительно солнечной погоды на одной трети земного шара туча мне понравилась — все-таки какое-то разнообразие. Всматривалась я, всматривалась, и постепенно меня охватывал ужас.
Не туча. Наш родной варшавский смог. Взирала я на него с высоты десяти километров и пыталась рассчитать размеры. Темно-серая пыль поднималась на высоту одного километра и простиралась над территорией не только города, но и всего воеводства. Туча смога висела неподвижно, весьма довольная запрещением курить на железнодорожных вокзалах. Самолёт снизился и приземлился прямо в этом благоухающем свежем воздухе.
Мне сразу пришла на ум благородная оздоровительная акция — запретить курить повсюду, дабы не вредить некурящим! Странные люди некурящие, вредят им, видите ли, сигареты. А роскошный запах выхлопных газов городского транспорта? Мусороуборочная машина — розарий, самосвал — небесный аромат, а уж трубы заводов и плавильных комбинатов, выбросы химических предприятий — вне всякого сомнения, залог счастья и здоровья. Вдыхай полной грудью!
В глазах темнеет. Лишь бы создать видимость заботы о людях, другого наши руководители не умеют. Делать вид, будто трудятся в поте лица, лишь бы удержать кресла и кормушки. Сколько бед принесли нам бессмысленные указы, распоряжения, запрещения. Когда же наш народ опомнится, спрашиваю я?!..
Ох, простите! Ведь я не собиралась лезть в политику…
Совсем забыла написать о том, как, порвав с Мареком, я отправилась на косу, и там у меня приключился инфаркт. Я понятия не имела, что со мной. Удивлялась, правда, острой боли в сердце, но приписывала её взбудораженным чувствам и приходила в ярость Изо дня в день я бродила по замерзлому пляжу и ждала, скоро ли пройдёт хворь. Мне полегчало, когда лёд вскрылся и к берегу прибило целые залежи янтаря.
Что там творилось, рассказывать не стану — намереваюсь написать об этом целую книгу. Одно могу сказать: там я поняла, каким образом люди умирают от холода, — нет ничего лучше, чем личный опыт. Множество раз читала: потерпевшие кораблекрушение умирали в лодке от холода через два дня, и понять не могла, как это случалось. Скоротечное воспаление лёгких, что ли?.. Наконец до меня дошло. Возвращаясь однажды домой, я отчётливо ощутила, как у меня леденеет костный мозг, а сама я превращаюсь в колоду. Хорошо — близко жила, а если бы подальше?.. Поняла и согласилась — умереть от холода можно, и довольно быстро.
Возвращаюсь к текущему моменту, хотя очерёдность событий нарушается. Мои дети после семи лет пребывания в Алжире вернулись и снова поселились в Польше.
Первые весьма сложные перипетии, связанные с незнанием ситуации в стране, счастливо закончились, и сын купил себе в Секерках теплицу для выращивания шампиньонов.
Вспомнила, все было не так. Ещё раньше я отвезла мать в Канаду. Незабываемый случай, потому что за два часа до отлёта дорогой ребёнок позвонил и потребовал найти строителя. Умного и опытного.
— Ты совсем сдурел? — разозлилась я. — Не мог вчера сказать? Через два часа самолёт!
— Вчера я не знал. Найди строителя сейчас же! Удалось застать Эдмунда, с которым я работала на строительстве Дома крестьянина. Телефон его у меня был, но не виделись мы много лет. Не имея времени на долгие разговоры, я бросила его на съедение Ежи и занялась матерью.
Мать после смерти Люцины очень сдала. Потеряла аппетит, и никакими силами не удавалось вынудить её хоть немного поесть. Похудела она страшно и не выходила из состояния меланхолии. Повторяла лишь одно:
— Ребёнок меня забудет…
Уставясь куда-то вдаль (от этого её взгляда руки опускались), мать твердила своё:
— Значит, ребёнка я уже никогда не увижу…
В данном случае «ребёнок» — Моника, дочь Роберта. Через несколько недель заупокойных причитаний я не выдержала.
— А вот и увидишь! — заявила я со злостью и по звонила Тересе.
Тереса впала в панику, но приглашение матери прислала. И мне тоже. А ведь я чётко сказала — мне приглашение не нужно!
Теперь, боюсь, начнётся одно отступление за другим. В приглашении я действительно не нуждалась. Ещё во времена Марека и безусловно с его помощью я вела полугодовую войну из-за этих чёртовых приглашений, казавшихся мне позорными и унизительными. Я человек взрослый, самостоятельный и за себя отвечающий, психически нормальный. Под судом и следствием не состояла. Работаю. По какому праву я должна становиться безвольной рабыней? По какому праву мой отъезд в другую страну должен зависеть от настроения и прихоти другого человека?! У меня есть деньги. Трудовые, не краденые. Я имею право их вывезти и на них жить. И какого черта кто-то предполагает, будто я уеду без гроша и начну воровать в универмагах?! Ум у меня помутится с получением загранпаспорта, что ли?!
Я вела «бумажную войну» шесть месяцев и в конце концов отправила оскорбительные письма в МВД, допустив в них замечания вроде «человеческое достоинство, если вы понимаете, что это слово означает», и прочее в таком же роде. Подключился Марек. Не знаю почему, но война принесла результат. Я получила соответствующий документ, паспортным бюро всегда воспринимаемый с обидой, но тем не менее как руководство к действию, и выезжала без приглашений.
Однако паспорт приходилось получать в соответствующем районном учреждении. На Мокотове окошко, где выдавались документы, было одно на сто пятьдесят тысяч жителей. Там разыгрывались сцены, достойные Данте, о каких в других районах даже понятия не имели. Когда я летела в Данию, паспорт получила с третьего захода, заняв очередь в четверть шестого утра.
Вокруг меня бурлила толпа. Я сидела на скамейке, женщина рядом жаловалась: приходит уже третий раз, едет с ребёнком, и от неё потребовали подтверждение из школы, что у ребёнка каникулы. Такого подтверждения оказалось мало. Потребовались ещё согласие районного отдела просвещения, а затем и бумага из самого министерства просвещения…
Я не выдержала.
— А вам не кажется позорным бегать за всеми этими подтверждениями? — злобно спросила я. — Ведь вполне достаточно вашей подписи. Неужели вы не чувствуете, как это оскорбительно? У всех у нас все-таки есть какая-то честь, а нам плюют в лицо!
Женщина замолчала. Собравшиеся уставились на меня взором совершенно бараньим и на всякий случай отодвинулись подальше — вдруг провокаторша?
Черт возьми, каждый имеет такое правительство, какого заслуживает!
Вместе с приглашением от Тересы пришла отчаянная мольба:
— Не смей отправлять её одну! Приезжай вместе с ней!
В моих планах Канада не фигурировала, но я решила пожертвовать собой: как-никак представляется случай повидаться с собственным ребёнком. Приглашение, коль скоро его прислали, я использовала. Все оформила через «Орбис», доплатив небольшие деньги и избежав очередей. Шик блеск!
Полагаю, эта поездка прибавила моей матери несколько лет жизни. Когда мы летели в ту сторону, стюардессы в самолёте умоляли:
