От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - Яковлев Александр Николаевич (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗

Далее. Рассматривая примеры «политики умиротворения», авторы пишут: верно, что «умиротворение» не останавливает агрессора, укрепляет его в материальном и политическом отношениях путем уступок и капитуляций. Но верно, мол, и то, что зачастую у правительства нет другого выхода и оно вынуждено умиротворять агрессора ввиду своей слабости. Временное умиротворение является, утверждают авторы, «эффективным внешнеполитическим приемом». И дальше заявляют: «Нет сомнения в том, что „политика умиротворения“ нацистской Германии, проводившаяся Англией и Францией в 1938 году, в значительной мере диктовалась военной слабостью этих двух стран». Так изображается «оправданное умиротворение».

В период политики «умиротворения» в отношении СССР в 1945—1947 годах (так авторы называют первые годы развязанной империализмом «холодной войны») Советскому Союзу якобы были сделаны «существенные уступки» на том основании, что он имеет право «на безопасные границы». Возможно, это был «косвенный пособ компенсации русским за их вклад в войну против Германии», — пишут Р. Страус-Хюпе и С. Поссони. Но, как бы то ни было, это «разожгло их аппетиты» [269]. Так изображается «неоправданное умиротворение».

Чтобы представить себе степень реакционности авторов этой книги, можно упомянуть о том, что они оправдывают нападение нацистской Германии на Советский Союз. Это нападение в 1941 году было «в значительной мере превентивной войной», заявляют они. А с военной точки зрения превентивная война — «логичная и разумная вещь». Надо стремиться «нанести врагу удар прежде, чем ударит он» [270].

Вернемся, однако, к доктрине «освобождения». Ее старшая сестра — «сдерживание» — сжигается на костре критики, предается анафеме за «нереалистичность» и несоответствие национальным интересам, поскольку «реализм» предполагает активную политику «с позиции силы». Как писал, например, Ч. Болен в статье «Создание ситуации силы», любая попытка договориться с Советским Союзом обречена на провал, если она не будет базироваться на военной, политической и экономической мощи США. Это и есть, утверждал автор, реализм в современной политике [271]. То же самое повторяет сегодня американский президент.

Усилия политологов были направлены на рекламу «освобождения». Перейти от «безынициативного сдерживания» к «энергичному отбрасыванию» — вот ведущий мотив обработки общественного мнения. Утверждалось, что доктрина, по существу, мол, новая, хотя в основу ее был положен старый принцип — принцип «силы», ее стержнем остались «национальные интересы», а практическим выводом — наращивание военного потенциала США.

«Сдерживание» исповедовали демократы, пока были у власти до 1953 года. «Освобождение» придумано было для республиканцев. Прошли выборы, затихли и споры о доктринах. Но так же исправно, как и прежде, несла свою службу обнаженная пропаганда войны и гонки вооружений. Д. Сарнов, например, довольно откровенно поделился планами усиления конфронтации и подготовки к войне. «Холодную войну» он считает слишком пассивной… и пишет, что можно «замерзнуть до смерти с таким же успехом, как и сгореть до смерти» [272]. С точки зрения Сарнова, лучше сгореть, чем замерзнуть. Он предложил «рассматривать социалистические государства в качестве территории, оккупированной врагом» [273], призывает к диверсиям, террору, подрывной деятельности, шпионажу.

Не ослабевает в это время и пропаганда атомной бомбы в качестве спасительницы западной «свободы» и «демократии». Призывы к ядерной войне становятся все назойливее. Так, Уильбур единственным средством спасения мира считает атомную бомбу. Любое соглашение по запрещению ядерного оружия приведет-де к гибели Соединенных Штатов. Вся политика США должна заключаться в том, чтобы использовать «атомную бомбу в качестве угрозы» [274]. В борьбе против коммунизма в Европе автор призывает полагаться только на Западную Германию, как имеющую наибольший потенциал для этих целей. Уже упоминавшийся Страус-Хюпе сожалеет, что после второй мировой войны США, располагавшие всеми возможностями для завоевания мировой гегемонии, добровольно подарили этот неповторимый момент суду истории [275].

Работы эти — лишь малая толика в потоке милитаристской литературы. Она старательно обслуживала надежды правящей элиты США на ядерную войну, на завоевание мирового господства, соответствующего американским «национальным интересам». Несколько лет спустя некоторым американским идеологам пришлось, подводя безрадостные итоги обеих политик (как «сдерживания», так и «освобождения»), с сожалением констатировать провал расчетов, связанных с этими доктринами. Как пишет Р. Стил, США в последнюю четверть века проводили политику «распространения в мире американских ценностей» [276], что породило доктрины «сдерживания» и «освобождения». Интервенция была «доминирующим мотивом в послевоенной внешней „политике“, но цели и методы ее „оставались скрытыми в тумане путаной риторики“ [277]. Считалось, что американцы сдерживают или отбрасывают коммунизм. Но вместо этого они терпели поражения, лишали себя шансов на политические решения, в конечном счете «стали жертвами двух мифов: мифа об американском всемогуществе и мифа о глобальном коммунистическом заговоре». Признание верное, соответствует фактам. Но курс американской политики оставался прежним — агрессивным и милитаристским. Политология продолжала свою привычную работу — обоснование «особой миссии» США в современном мире.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

УПРЕЖДАЮЩАЯ КАПИТУЛЯЦИЯ

У политологических доктрин свои имена и титулы, свои «должности» и функциональные «обязанности», своя иерархия. Одни умирают незаметно, не познав славы или бесчестья. Других осыпают насмешками, они служат в качестве отрицательных персонажей в политических перепалках. Иные возвеличиваются.

Некоторые чрезвычайно тщеславны и высокомерны. Есть доктрины рабочие, промежуточные, общие, частные, доктрины-разведчики, а также рассчитанные на определенный возраст, социальное положение, образование.

Правящий класс не очень озабочен калейдоскопом и судьбой этих доктрин. Запутывая читателя, они несут тем самым свою службу, но если помирают своей смертью или насильственно, то тоже не беда. Но есть доктрина, которая находится на особом попечении. На нее держат равнение все другие. Арбитр безжалостный и непреклонный. «Национальные интересы».

Доктрину «сдерживания» превозносили до небес. Прошло время, и ее отвезли на политическую свалку; оказалось, что она не столь пылко, как это требуется, служит имперским амбициям Вашингтона.

С «освобождением» поступили не лучше. Эта концепция тоже оказалась не в чести у «национальных интересов», поскольку практически продемонстрировала свою беспомощность. «Освободить» по-американски, пока доктрина была на вооружении, никого не удалось. Множество доктрин появилось и после них. «Устрашение», «гибкое реагирование», «контрсила» — все они так или иначе вращались вокруг политики правительства, аправленной на конфронтацию с Советским Союзом. Эти доктрины готовы «отдать душу», как только потребует того политическая обстановка.

Доктрина «национальных интересов» — совсем другое дело. По своей сути и форме она служила и служит шовинистическим оправданием верховной цели США — достижению мирового господства. Все другие доктрины, как и партии, подвержены политической конъюнктуре. Когда приходит время «замены лошадей» на бесконечных политических скачках, уходящие в запас партии и их доктрины ругают за плохую службу «национальным интересам». Обе партии попеременно — жертвы этих стандартных обвинений.