Перестройка и новое мышление - Горбачев Михаил Сергеевич (читать книги полные txt) 📗
Мы тщательно готовились к Рейкьявику, провели большую подготовительную работу. Ориентация была взята четкая и твердая — договориться в конечном счете о полной ликвидации ядерного оружия и обеспечить на всех этапах движения к этой цели равенство и равную безопасность США и Советского Союза. Иной подход был бы непонятен, нереален и недопустим. Встреча в Рейкьявике, по нашему убеждению, должна была создать предпосылки для того, чтобы на следующей нашей встрече мы могли подписать соглашения по кардинально важным проблемам ограничения вооружений.
В Рейкьявик мы привезли проект крупных мер, которые, будь они приняты, положили бы начало рождению новой эпохи в жизни человечества — эпохе без ядерного оружия. Речь шла уже не об ограничении ядерных вооружений, как это было в договорах ОСВ-1, ОСВ-2, а о ликвидации их в сравнительно короткие сроки.
Первое предложение касалось стратегического наступательного оружия. Я заявил о готовности сократить его на 50 процентов в течение первых пяти лет.
В ответ услышал то, что на протяжении месяцев крутили и мяли делегации на женевских переговорах и что завело их в полный тупик, — уровни, подуровни, головоломные подсчеты. Пришлось остро полемизировать, но скоро я увидел, что разговор начинает буксовать. Чтобы вырваться из вязкой трясины, впрочем, возникшей на женевских переговорах не случайно, а созданной специально с целью их дискредитировать, превратить в комедию, я предложил простое и ясное решение. Есть триада стратегических вооружений: баллистические сухопутные ракеты, ракеты морского базирования и самолеты. Они есть и у СССР, и у США, хотя структура СНВ у каждой из сторон имеет свои исторически сложившиеся особенности. Давайте все эти три элемента, типа вооружений, каждую часть триады сократим наполовину. Справедливо и на равных.
Чтобы облегчить договоренность, мы пошли на большую уступку, сняв свое прежнее требование о включении в стратегическое уравнение американских ракет средней дальности, достигающих нашей территории, и американских средств передового базирования. Готовы были учесть и озабоченность США по поводу наших тяжелых ракет.
Президент согласился с таким подходом. Более того, он выдвинул идею полной ликвидации стратегических наступательных вооружений в последующие пять лет, что я, естественно, решительно поддержал.
Второе наше предложение касалось ракет средней дальности. Я предложил президенту полностью ликвидировать советские и американские ракеты этого класса в Европе. При этом здесь мы шли на большие уступки. Мы оставили в стороне направленные против нас английские и французские ядерные силы. Согласились заморозить ракеты с дальностью менее тысячи километров и тотчас же вступить в переговоры об их дальнейшей судьбе. Разумеется, имея в виду в конечном счете избавление Европы и от этого типа ракетных вооружений. Наконец, согласились на американское предложение резко ограничить количество ракет средней дальности, размещенных в азиатской части СССР, оставив сто боеголовок на этих ракетах к востоку от Урала у нас и сто боеголовок на американских ракетах средней дальности на территории США. В итоге появилась возможность дать поручение министрам иностранных дел приступить к выработке проекта соглашения по средним ракетам.
Третий вопрос, который я поставил перед президентом в первой же беседе и который органически входил в сумму наших предложений, — укрепление режима Договора по противоракетной обороне и о запрещении ядерных испытаний.
Я убеждал президента: раз мы идем на сокращение ядерного оружия, мы должны быть уверены в том, что никто из нас не сделает такого, что поставило бы под угрозу безопасность другой стороны. Отсюда ключевое значение укрепления режима Договора по ПРО. При этом мы учитывали приверженность президента идее СОИ. Предлагали решить вопрос о неиспользовании в течение десяти лет права выхода из Договора по ПРО, сделав запись о том, что лабораторные исследования в области СОИ не будут запрещаться. Десять же лет неиспользования права выхода из Договора абсолютно необходимы для создания уверенности в том, что, решая проблему сокращения вооружений, мы сохраним обоюдную безопасность, не допустим попыток получения односторонних преимуществ путем развертывания космических систем.
Политически, практически и технически никакого ущерба такие ограничения ни для кого не таили. Я еще вернусь к этой теме, а сейчас хочу напомнить, что в Рейкьявике мы предложили президенту условиться о том, чтобы наши представители сразу же по завершении встречи в исландской столице вступили в переговоры по запрещению ядерных взрывов. Причем к этой проблеме мы также подошли гибко, заявили, что рассматриваем выход на полномасштабный договор о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов как процесс, в ходе которого можно было бы действовать поэтапно. Скажем, в первоочередном порядке решить вопрос о «пороге» мощности ядерных взрывов, о количестве таких взрывов в год, о судьбе договоров 1974, 1976 годов. И мы были близки к нахождению формулировок и по этому вопросу.
Я и сейчас не думаю, что путь к мораторию перекрыт наглухо. Из того, что нам пришлось возобновить испытания, отнюдь не вытекает, что только США могут писать сценарий. Когда придет реализм в оценках, трудно сказать. Но он наступит, и, может, даже неожиданно быстро, ибо жизнь учит. История полна примеров, как порой круто изменяется ситуация.
Итак, в Рейкьявике вырисовывалась возможность разработать директивы для министров иностранных дел, с тем чтобы подготовить три проекта соглашений, а затем их подписать во время очередной советско-американской встречи на высшем уровне. Но такая ясная, вполне осязаемая перспектива прорыва к действительно историческому компромиссу между СССР и США не осуществилась. А до нее было буквально рукой подать.
Камнем преткновения стала американская позиция в отношении Договора по ПРО. Уже после Рейкьявика я снова и снова задавался вопросом, почему Соединенные Штаты уклонились от договоренности относительно укрепления режима этого бессрочного договора. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу: Соединенные Штаты не готовы расстаться с надеждой прорваться к военному превосходству, на сей раз хотят обойти Советский Союз, форсируя работы по СОИ.
И вновь в этой связи я хотел бы сказать следующее: если Соединенным Штатам и удастся осуществить свои намерения в отношении СОИ, хотя мы в этом сильно сомневаемся, советский ответ последует. Если Соединенные Штаты не откажутся от СОИ, мы не собираемся облегчать им жизнь. Ответ будет эффективный, надежный и экономный. Мы имеем проработку, как обесценить СОИ, не затрачивая на это тех баснословных сумм, которые потребуются США для ее создания. Пусть американцы еще раз задумаются: стоит ли изматывать себя своей СОИ. В любом случае она не сможет обеспечить надежной защиты.
Но СОИ означает перенос оружия в новую среду, что резко дестабилизирует стратегическую ситуацию, а с другой стороны, сама приверженность к СОИ говорит о политических намерениях, о политической установке — не мытьем, так катаньем поставить Советский Союз в неравноправное положение. Вот эти-то политические намерения, вот эти-то иллюзорные расчеты — через «стратегическую оборонную инициативу» выйти на доминирующие позиции в отношении СССР — и не позволили увенчать Рейкьявик решениями исторической значимости.
Мы много говорили с Р. Рейганом и об этом, говорили остро. Я совершенно искренне сказал президенту, что в итоге нашей встречи одного победителя быть не может — либо победим мы оба, либо оба проиграем.
И все же Рейкьявик стал поворотным пунктом мировой истории. Он зримо показал возможность улучшения мировой обстановки. Создалась качественно иная ситуация, чем прежде. Никто уже не может действовать так, как действовал до этого. Нас Рейкьявик убедил в правильности избранного курса, в необходимости и конструктивности нового политического мышления.
Встреча, можно сказать, подняла на новый уровень советско-американский диалог, равно как и в целом диалог Восток — Запад. Он теперь выведен из чехарды технических выкладок, цифровых сопоставлений, политической арифметики на новые параметры. С высоты Рейкьявика видны перспективы решения тех проблем, которые продолжают остро стоять сегодня, — я имею в виду безопасность, ядерное разоружение, недопущение новых направлений гонки вооружений. Рейкьявик обозначил маршрут движения к возвращению человеческому роду бессмертия, которое оно утратило с того самого момента, когда ядерное оружие испепелило Хиросиму и Нагасаки.
