Россия и мир в XXI веке - Тренин Дмитрий Витальевич (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
В этой политике для РФ было много неприятного: жесткие требования реформ и долговременная, вплоть до дефолта 1998 года, зависимость от траншей МВФ, открыто пренебрежительное отношение к российским лидерам со стороны партнеров [26], существенные расхождения по ситуации на постсоветском пространстве и на Балканах. Наиболее серьезным шагом, однако, стало решение США о расширении НАТО на Восток, принятое в 1993 году и реализованное в 1999 году.
То, чего добивались Ельцин и Козырев для России – интеграция в институты расширенного Запада, – стало реальностью только для бывших восточноевропейских вассалов СССР. Это обстоятельство в корне меняло отношения РФ и Запада: вместо желаемого становления единого союза демократических государств, включая Россию, на практике произошло расширение (но без России) старого альянса, созданного для противостояния советской угрозе и не распущенного после самоликвидации этой угрозы. В Москве стали задумываться о причинах и целях такого шага.
Фактически речь шла о расширении геополитического пространства Запада и о перестраховке на случай «рецидива российского империализма», о котором тоже стали говорить уже в 1992 году, с началом российских миротворческих операций на постсоветском пространстве и особенно с началом чеченской войны в 1994 году [27]. Россия, таким образом, не только оказывалась по-прежнему на внешнем контуре системы обороны Запада, но и теряла нейтральный и фактически демилитаризованный стратегический буфер между Одером и Бугом, который, казалось, был гарантирован Горбачеву в 1990 году в обмен на согласие с объединением Германии и вывод советских войск из ГДР и других стран Восточной Европы.
Наиболее серьезным результатом расширения НАТО стала утрата доверия Москвы к новым партнерам. Не столь важно, что заверения лидеров Запада не продвигать НАТО на Восток, на которые впоследствии ссылались в Москве, были с самого начала неконкретными и расплывчатыми. Эти обещания действительно давались в контексте германского объединения и, строго говоря, относились к бывшей ГДР. Верно, что они делались в период, когда еще формально существовала Организация Варшавского договора и пока не было речи о переходе Польши или других союзных СССР стран в НАТО. Конечно, они давались руководителям Советского Союза – государства, которое перестало существовать в 1991 году. И, разумеется, они были устными и предельно общими. С точки зрения западных лидеров, речь могла идти о намерениях, но никак не об обязательствах. У Москвы, по их мнению, не было никаких легальных оснований несколько лет спустя обвинять Запад в нарушении соглашения о нерасширении НАТО, поскольку такого соглашения попросту не существовало.
Но именно в этом и заключалась самая большая проблема. Юридически обязывающего документа не было, но участники переговоров, в ходе которых советской стороне выдавались неопределенные устные обещания, были живы. Горбачев поверил Бушу и канцлеру ФРГ Гельмуту Колю на слово, не добился письменного закрепления обещаний, которые ему давались, и вынужден был признаться, что его провели [28]. Российское общественное мнение пришло к более жесткому выводу: Запад лицемерил и в конце концов обманул, Горбачев был попросту одурачен. Так упор западных элит на легализм столкнулся с российским представлением о правде. В результате доверие между новыми партнерами дало трещину.
Расширение НАТО стало первым серьезным ударом по новым отношениям. На Западе, в свою очередь, негативную реакцию России на расширение НАТО расценили как подтверждение «наивности» идеи превратить РФ в «стратегического партнера» и одновременно как свидетельство наличия у Москвы остаточных имперских комплексов. Логика была вывернутой наизнанку, но простой: если Россия противится вступлению бывших сателлитов СССР в союз демократических государств (НАТО), то это означает, что она сама вынашивает замыслы о восстановлении своей сферы влияния.
С точки зрения западных реалистов, логика баланса сил и в 1990-е годы предполагала продолжение соперничества с Россией и в Европе, и в Азии, но уже с позиции явно превосходящей силы Запада. Возражения Москвы по поводу расширения НАТО стали свидетельством того, что «у России не было ни желания, ни возможностей для того, чтобы вступить в глобальное партнерство с США», – как сделала вывод бывший британский премьер-министр Маргарет Тэтчер [29]. Глобальное партнерство, согласно такой логике, означало следование в русле внешней политики Вашингтона, подобно «особым» англо-американским отношениям, закрепившим после Второй мировой войны международный статус Великобритании как младшего союзника США.
В результате вместо интеграции в общую систему безопасности Россия и НАТО после долгих переговоров в 1997 году подписали соглашение фактически о мерах доверия в ходе расширения НАТО на Восток. НАТО пополнился новыми членами [30], но западные страны обязались учесть российские интересы безопасности и не размещать на территории новых членов альянса ядерное оружие или крупные военные контингенты. Был создан еще один консультативный орган – Совместный постоянный совет Россия – НАТО. Соглашение 1997 года ограничило ущерб российско-западным отношениям, но не устранило его.
Вторым мощным ударом по доверию России к Западу стала воздушная война НАТО против Югославии в ходе Косовского кризиса (1999 год). Дело было не столько в особых исторических связях между русскими и сербами – за предыдущие полвека они существенно ослабли. Более важным для россиян снова стал вопрос о справедливости действий Запада.
С точки зрения российского руководства 1990-х годов и большинства населения, ответственность за новые балканские войны ложилась на лидеров всех основных групп – сербов и хорватов, боснийцев и косоваров. Страны Запада, напротив, однозначно возлагали главную вину за кровопролитие на сербов, помогая при этом хорватам, боснийским мусульманам и косовским албанцам и прощая им многие прегрешения. 78-дневная (март – июнь 1999 года) воздушная война сил НАТО против Сербии и Черногории стала настоящим потрясением для сторонников западной интеграции России.
Потрясение было исключительно сильным. Во-первых, операция НАТО против Югославии стала первой войной в Европе после 1945 года. Западная авиация бомбила Белград – столицу европейской страны. Во-вторых, эта война была противоправной, начатой в обход Совета Безопасности ООН, где Россия обладала правом вето и была готова заблокировать военную интервенцию Запада. В-третьих, в оправдание своих действий Запад выступил с новаторской концепцией «гуманитарных интервенций», позволявшей «международному сообществу», т. е. коллективному Западу, произвольно и силовым путем вмешиваться в конфликтные ситуации во всем мире. Посткоммунистическая Россия, только что присягнувшая на верность традиционному международному праву и осудившая силовые акции СССР в Восточной Европе и Афганистане, была ошеломлена.
Результатом был демарш премьер-министра России Евгения Примакова в марте 1999 года, когда с началом натовских бомбардировок Югославии он развернул свой самолет, летевший в США, над Атлантикой и вернулся в Москву. Полноценная российская военная доктрина, принятая в 2000 году взамен «Основных положений» 1993 года, вновь стала рассматривать действия НАТО как опасность. Прежде чем уйти в отставку, Борис Ельцин в ноябре 1999 года посоветовал президенту США Биллу Клинтону «ни на минуту, ни на секунду» не забывать о ядерном арсенале РФ. Девяностые годы заканчивались глубоким разочарованием российского руководства и большинства общества в Западе как партнере.
К этому времени, однако, многие и в США были готовы «списать Россию» со счетов. Дефолт 1998 г. был почти повсеместно воспринят там как «крах российского посткоммунистического транзита». Россия, казалось, стояла на грани нового и уже окончательного распада, превращения в несостоявшееся государство, failed state. США «отплывали» от России, готовые запастись «стратегическим терпением» [31] и смотреть вперед – и в другую сторону. Разговоры о «мире без России» стали в этот период почти общим местом.
