Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли - Шамир Исраэль (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Приморский туризм, по моему – самая отвратительная форма туризма, потому что уже в силу простоты он привлекает сверх-эксплуатацию и уничтожает побережье. Десять атомных бомб не смогли бы разрушить Коста де Соль так основательно, как “прогресс” и “развитие”. И это тоже вызвано происшедшим без малого пятьсот лет назад изгнанием мавров – у земли не было хозяина, который смог бы пресечь эксплуатацию и захват. Ведь Юг Франции, побережье Италии и Греции, хоть и пострадали от приморского туризма, все же остались частью Франции, Италии, Греции; народы этих стран были слишком сильны, их связь с землей была слишком сильна, чтобы отдать ее за доходы. Но бесхозная, завоеванная мечом Андалусия по сей день не нашла себя.
Выселенные мавры, пережившие травму изгнания, не смогли воссоздать своей культуры в Магрибе, и Северная Африка осталась диким Варварским берегом. Они расточили свой культурный потенциал в Кордове и Гранаде. Испанцы, разрушив мавританскую культуру, вошли во вкус и уничтожили позднее цивилизации Южной Америки, и, в конце концов, превратили свою страну в отсталые задворки Западной Европы. Интересно, что переселенные пятьсот лет назад северяне в Гранаде и Севилье активно поддерживали фашистский режим Франко и отличились жестокостью в расправах с республиканцами. Учрежденная для борьбы с маврами и евреями инквизиция просуществовала до наполеоновских войн и успешно гарантировала стагнацию испанского общества, его интеллектуальную и техническую отсталость.
Заметим, что первая фаза реконкисты не нанесла большого ущерба Испанки и испанцам. Когда Толедо перешел в руки христианских королей через три с половиной века после победы ислама, город не зачах, но продолжал развиваться, и лишь немногие мусульмане бежали на юг. В атмосфере терпимости и рыцарственности войны между Севером и Югом не были тотальными, и хотя города и села меняли суверенов, население относилось к этому спокойно. И здесь изгнания и стремление к единообразию, а не политическая трансформация оказались губительными – по крайней мере вплоть до наступления на последние мавританские анклавы в Андалусии, где, возможно, и политический захват без изгнания мог бы обернуться катастрофой.
Израильтянину и палестинцу урок Испании должен быть ясен – изгнание масс населения губит страну не на годы – на века, и приобретенные богатства изгнанников оборачиваются проклятием. Борьба с чужой культурой легко оборачивается разрушением собственной, и угнетение этнического меньшинства может привести к гибели свобод большинства.
ГЛАВА XXII. ВОСТОЧНЫЕ ЕВРЕИ ЗАПОЛНЯЮТ ВАКУУМ
На землях Иерусалимского коридора возникли городки и деревни восточных евреев и кибуцы и пригороды европейских евреев. Восточные евреи составляли – и составляют – около 10% всех евреев мира. Большинство евреев Палестины до начала сионистской иммиграции, они были оттеснены европейскими евреями и составляли 10% от всего еврейского населения страны в 1948 году. Но, после изгнания палестинцев, правительство Бен Гуриона нуждалось в людях – не столько для работы, потому что народное хозяйство не могло занять столько человек, сколько для создания еврейского большинства в стране. Других желающих не было – западно-европейские и американские евреи не стремились в Страну Обетованную, где не было работы или заработка; советские евреи не могли выехать. Поэтому сионисты организовали массовую иммиграцию из стран Востока, в основном из двух стран – Ирака на востоке (130.000) и Марокко на западе (260.000).
Правительство могло бы дать восточным евреям землю, попробовать воссоздать крестьянство, изгнанное в 1948 году. Но большинство приезжих были городскими жителями и к земле не стремились. Для восточных иммигрантов возвели сначала бараки – маабарот, – а потом многоквартирные блоки и бетонные дома. Их традиции осуждались как «варварские», патриархальные семейные отношения пошли на слом, восточные евреи были радикально освобождены от своего культурного наследия. «Не позор быть марокканцем, – говорили европейские евреи, и добавляли – но и большой чести в этом нет»
Многие из восточных иммигрантов стали мелкими торговцами на базарах. Другие работали на полях и заводах кибуцов – у тех были деньги, кредиты, техника, земля. Так возник антагонизм между восточными и европейскими евреями.
Помни, как меня когда-то удивило, что восточные евреи не считают себя – израильтянами. Я работал тогда в винограднике кнбуца Эн Гев в долине Кинерета. Ранним утром мухтар, староста, привозил в Эйи Гев десятки женщин из Тиверии в окрестных городков на уборку винограда. Здоровые, смуглые, немолодые и некрасивые, все до одной еврейки из стран Востока, они говорили между собой по-арабски, и мухтар был единственным посредником между ними и кибуцниками – выходцами из Европы и их детьми. Женщины снимали виноград с лоз, клали гроздья в ящики, а кибуцники ставили ящики на подводу. Затем я приторачивал свой допотопный трактор к подводе и вез виноград в Цемах, на перекресток дорог, ведущих на Бет Шеан, Тиверию, Эль Хамму и Курси – там, где раньше стояла арабская деревня Саммак, а теперь – районный кибуцный завод по упаковке винограда.
Дорога Цемах – Эн Гев, узкая, неровная, была тогда единственной дорогой на Голанское плато, по ней то и дело шли грузовики наверх. Они противно гудели, требуя, чтоб я освободил дорогу. С точки зрения правил дорожного движения они были правы, но если бы я то и дело съезжал на обочину, виноградный сок вместо спелых гроздьев привез бы я в Цемах. Поэтому весь день занимался я нескончаемой бескровной дуэлью с шоферами грузовиков – кто первым свернет с дороги. В пору уборки винограда температуры у Кинерета легко заходят за 40 градусов. У трактора не было ни крыши, ни навеса, ни кабины, поэтому я гонял в одних шортах и сомбреро и загорел дочерна. Женщины спрашивали меня: “Миэйзо эда ата?” (“Какого ты роду-племени”?) и предлагали выбор: марокканец, ливиец, румын или израильтянин. Русских тогда еще не было, а израильтянами они называли выросших в Израиле детей европейских – ашкеназийских – евреев. Когда я говорил им, что они и их дети – тоже израильтяне, они с сомнением в голосе соглашались: “Да, но...” С годами это ощущение – что ни сами восточные евреи, ни их дети не станут израильтянами – крепло, в особенности в так называемых городах развития – в черте оседлости восточного еврейства. Амос Оз, “израильтянин”, как сказали бы сборщицы винограда из Эн Гева, описал в одном из очерков своей книги “Где-то в стране Израиля” визит в такой неразвивающийся городок Бет Шемеш.
Там он столкнулся с безумной, животной ненавистью к “ашкеназам”. Молодые восточные евреи говорили с Озом, как с врагом – по восточному обычаю, даже врагу, если он приезжает в гости, не перерезают горло, а предлагают кофе, но вражды это не отменяет. Они рассказали ему свою версию Сотворения: ашкеназы привезли их родителей насильно в страну Израиля, чтобы здесь их эксплуатировать, выжимать их пот, использовать на черных работах. Затем пришла Шестидневная война 1967 года и освободила их – появились арабы, более дешевая рабочая сила, и надобность в эксплуатации восточных евреев исчезла. Потому теперь ашкеназы требуют отдать арабские земли арабам – чтобы снова эксплуатировать восточных евреев.
О том, как организовали “привоз” восточных евреев рассказывает Том Сегев в своей книге “1949”. «Израиль делал все, чтобы евреи Ирака не смогли остаться в Ираке, чтобы они опротивели населению. Этой цели служила шумная кампания против Ирака и его представителей за рубежом. Хотя израильские руководители прекрасно знали, что ничего подобного не происходит, они распространяли слухи о массовых казнях евреев в Багдаде, устраивали демонстрации перед ООН и перед иракскими посольствами, угрожали погромами арабского населения Палестины. В результате этого иракский парламент принял решение об изгнании иракских евреев. Уже после этого произошел взрыв в багдадской синагоге, в чем упорно обвиняли посланцев израильского “Мосада”. И хотя это обвинение доказано не было, сам факт его указывает, что иракские евреи считали его вполне возможным».
