Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность - Яковенко А. В.
Впрочем, сам американский лидер подвергался не меньшей идеологической обработке, чем его сограждане, разумеется, через полковника Хауса. «США не могут допустить поражения союзников, оставив Германии роль господствующего над миром военного фактора, — утверждал Хаус в одном из писем к президенту, — следующим объектом нападения, несомненно, были бы мы, и доктрина Монро в самом деле превратилась бы в клочок бумаги» [236].
Пропагандисты не гнушались играть и на самом низкопробном национализме, подогретом беспочвенными сплетнями, в частности, был пущен слух о том, что полмиллиона проживающих в стране немцев, а вместе с ними ирландцы, голландцы, скандинавы и прочие «пособники кайзера» готовятся взять в руки оружие и устроить революцию. Странные взрывы, произошедшие на оружейных заводах в Нью-Джерси в 1916 и 1917 гг. были спешно приписаны германским диверсантам. Сам президент Вильсон сделал публичное заявление, в котором признал, что «США стали жертвами германских интриг, страна наводнена германскими шпионами». Газеты эксплуатировали даже самые абсурдные случаи, подобно таинственному капитану германского флота фон Стейнмецу, который, переодевшись женщиной, якобы проник через Владивосток на территорию США и принялся заражать сапом американских лошадей. Несмотря на то, что от подобного саботажа не пострадало ни одно животное, история нагнала страха на американцев, которым намекнули, что недалек тот день, когда немцы начнут распространять чуму и тиф среди граждан США.
Официально основным камнем преткновения в отношениях между Берлином и Вашингтоном оставалась неограниченная подводная война. Международная напряженность, спровоцированная гибелью «Лузитании» и рядом инцидентов меньшего масштаба, заставила Берлин на время отказаться от идеи неограниченной подводной войны. Однако на фоне неудач Второго рейха эта идея обрела второе дыхание в 1917 году. Начатая с новой силой охота на торговое судоходство в Атлантике в определенный момент поставила Антанту в тяжелое положение. Впервые с момента начала войны англичане столкнулись с реальной перспективой голода.
Тревожные новости приходили с восточного фронта. 15 марта 1917 года Николай II отрекся от престола. Россия почти три года оттягивала на себя огромные силы противника и несколько раз буквально спасала ситуацию на Западе неожиданными ударами. Однако после Февральской революции и начавшегося в стране брожения восточный фронт грозил рассыпаться на глазах.
С этого момента угроза поражения Антанты стала более чем реальной. Уолл-стрит дала понять Белому дому, что настало время подумать о непосредственном вмешательстве в ход боевых действий в Европе. Кроме того, американские олигархи понимали, что даже если война будет завершена победой Антанты, то отношения между ней и Вашингтоном так и останутся на уровне «должник — кредитор». Если же добавить к займам еще и крови американских солдат, то тогда взаимодействие примет качественно иной характер, и Соединенным Штатам уже никто не сможет отказать в игре на равных. Понимал это и Вильсон, продолжавший продвигать смелые проекты, призванные даровать человечеству «мир без победы», после чего будет создано наднациональное объединение государств — Лига наций, с помощью которой род людской сможет обойтись без войн. Но для того, чтобы завершить «войну, которая покончит с войнами», как президент именовал этот конфликт, требовалось вмешательство американской военной силы.
К 1917 году общественность Соединенных Штатов уже была подогрета бесконечными рассказами о зверствах германских подводников. Теперь же требовалась найти последний довод, который переполнил бы чашу терпения американцев. Такой повод был вскоре найден. В феврале 1917 года потрясенным американцам сообщили, что военно-морская разведка Великобритании перехватила и (благодаря ранее захваченным русскими на Балтике немецким шифровальным книгам) прочла телеграмму министра иностранных дел Германии А. Циммермана, адресованную германскому послу в Мексике. Содержание послания шокировало граждан США: в нем германский министр приказывал послу предложить мексиканскому правительству начать войну с США, обещая финансовую и материальную поддержку. В случае успеха мексиканцы должны были вернуть себе примерно половину территорий, утраченных по итогам войны 1846 — 1848 годов.
Телеграмма Циммермана стала той искрой, которая взорвала пороховую бочку. 2 апреля 1917 года Вильсон выступил в Конгрессе США. Избранную им риторику можно считать классикой того, что позднее будет названо «либеральным интервенционизмом». Президент начал с действий немецких подводных лодок: «Нынешняя германская подводная война против коммерческого судоходства, есть война против человечества. Есть один-единственный шаг, который мы не можем сделать, на который мы просто не можем пойти: мы никогда не выберем путь покорности и согласия с тем, чтобы были проигнорированы или нарушены наиболее священные права нашей страны и нашего народа.». Далее американский лидер заявил: «Мир должен быть спасен для демократии. Его состояние должно быть основано на испытанных принципах политической свободы. У нас нет никаких эгоистических целей. Мы не стремимся ни к завоеваниям, ни к господству. Мы не ищем ни прибыли для себя, ни материальной компенсации за те жертвы, которые мы добровольно принесем. Наша цель — защита прав человечества.» [237].
Конечно, даже в Конгрессе нашлись те, кто прекрасно понимал всю ложность этих возвышенных фраз. Из 435 представителей Конгресса 50 человек (впрочем, преимущественно изоляционистов) выступило против президентской инициативы. Этой оппозиции, а равно и шести голосов против, поданных в Сенате, было недостаточно для того, чтобы удержать страну от вступления в войну. США официально объявили войну Германской империи. Их примеру последовала почти вся Латинская Америка — Куба, Боливия, Перу, Уругвай, Бразилия, Эквадор, Панама, Гватемала, Никарагуа. К Антанте присоединились Греция, Китай и даже столь далекие от мировой войны страны, как Сиам (Таиланд) и Либерия. И хотя из всех перечисленных стран более или менее представительный контингент за океан послала лишь Бразилия, теперь война действительно стала мировой.
На первых порах большинство американцев не спешило вербоваться в армию для участия в войне в Европе. Оказалось, что средства массовой информации, умело раздувавшие воинственные настроения в обществе, одновременно тиражировали чрезвычайно натуралистичные описания происходившего на фронте. В результате американцы, узнававшие из газет о многочасовых обстрелах, во время которых солдаты лишались рассудка, самоубийственных атаках на немецкие позиции, химическом оружии, огнеметах и танках, не выразили особого желания вступать в армию. В итоге президент Вильсон получил почти столько же добровольцев, сколько удалось собрать в свое время Линкольну для борьбы с южанами — 73 тысячи человек. Очевидно, что для действий против Германии, которая только на западном фронте держала более трех миллионов солдат, это было ничтожно мало. Новости из Франции также не способствовали призыву — почти одновременно с вступлением в войну США союзные армии под руководством генерала Р. Ни-веля начали масштабное наступление. Более четырех с половиной миллионов французов, британцев, а также русский экспедиционный корпус атаковали германские позиции лишь затем, чтобы стремительно откатиться назад, потеряв в общей сложности около 340 тысяч человек. «Бойня Нивеля», как ее окрестили во Франции, произвела угнетающее впечатление — во французской армии начались бунты, охватившие более полусотни дивизий. Некоторые подразделения самовольно покидали окопы и направлялись к Парижу. Волнения охватили и русский экспедиционный корпус, который был использован в «бойне Нивеля» с особой жестокостью — из 20 тысяч солдат и офицеров на поле боя осталось лежать более четверти. Генералу А.-Ф. Петену, срочно назначенному вместо Нивеля на пост главнокомандующего, пришлось прибегнуть к жестким мерам вплоть до массовых расстрелов. С русскими союзниками вообще не церемонились — их лагерь был расстрелян артиллерией, оставшихся в живых вывезли частично в Грецию, частично в африканские колонии, где им предложили продолжить сражаться за «общее дело» Антанты.
