Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 — апрель 1901 - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич (е книги txt) 📗
«Нужно строго охранять наше призвание, выраженное в известном высочайшем манифесте, – бескорыстно служить народу. Корыстное служение этому противоречит»… «У сословия, имеющего в прошлом такие заслуги, как ратная служба его предков, вынесшего на своих плечах великие реформы императора Александра II, есть почва для исполнения и в будущем своих обязанностей перед государством».
Да, бескорыстная служба! Раздача поместий, пожалование населенных имений, т. е. подарки тысяч десятин земли и тысяч крепостных душ, образование класса крупных землевладельцев, имеющих сотни, тысячи и десятки тысяч десятин земли и доводящих миллионы крестьян своей эксплуатацией до полной нищеты, – вот проявления этого бескорыстия. Но особенно мила ссылка на «великие» реформы Александра П. Например, освобождение крестьян – с каким бескорыстием наши благородные дворяне ободрали их как липку: заставили выкупать их собственную землю, заставили платить за нее втридорога против настоящей цены, награбили себе крестьянской земли в виде всяческих отрезков, пообменивали свои песочки, овраги и пустоши на хорошие крестьянские земли, а теперь еще имеют наглость хвастаться подобными подвигами!
«Патриотического сфера питейного дела ничего не представляет»… «Наши традиции основаны не на рублях, а на государственной службе. Дворянство не должно превращаться в биржу».
Зелен виноград! Превращаться в биржу дворянство «не должно», потому что на бирже требуются солидные капиталы, а господа вчерашние рабовладельцы прожились в пух и прах. Для широкой массы их не превращение в биржу, а подчинение бирже, подчинение рублю стало давно совершившимся фактом. И в погоне за рублем «высшее сословие» давно уже занимается такими высокопатриотическими делами, как производство сивухи, устройство сахароваренных и других заводов, участие во всяческих дутых торгово-промышленных предприятиях, обивание порогов у представителей высших придворных сфер, у великих князей, министров и проч. и проч. ради добывания концессий и правительственных гарантий для таких предприятий, ради выпрашивания себе подачек в виде льгот дворянскому банку, премий за вывоз сахара, кусочков (в тысячи десятин!) какой-нибудь башкирской земли, выгодных и теплых «доходных местечек» и т. п.
«Дворянская этика носит на себе следы истории, социального положения…» – и следы конюшни, приучившей дворян к насилиям и надругательствам над мужиком. Впрочем, вековая привычка властвовать выработала в дворянах и нечто более тонкое: уменье облекать свои эксплуататорские интересы в пышные фразы, рассчитанные на одурачение темного «простонародья». Слушайте дальше:
«Зачем ускорять превратность времен? Пусть это будет предрассудок, но старые традиции не позволяют помогать этой превратности…»
В этих словах г-на Нарышкина (одного из мужей совета, отстаивавших государственную точку зрения) видно верное классовое чутье. Конечно, боязнь должности сборщика (или даже целовальника) есть, по нынешним временам, предрассудок, но разве не благодаря предрассудкам темных масс крестьянства держится неслыханно бесстыдная эксплуатация крестьян помещиками в нашей деревне? Предрассудки вымирают и без того; зачем же ускорять их вымирание, открыто сближая дворянина с целовальником, облегчая для крестьянина посредством этого сопоставления процесс (и без того уже начавшийся процесс) усвоения той простой истины, что благородный помещик такой же ростовщик, грабитель и хищник, как и любой деревенский мироед, только неизмеримо более сильный, сильный своим землевладением, своими, веками сложившимися, привилегиями, своей близостью к царской власти, своей привычкой к господству и умением прикрывать свое нутро Иудушки целой доктриной романтизма и великодушия?
Да, г. Нарышкин, несомненно, муж совета, и его устами вещает государственная мудрость. Я не удивляюсь, что «маршал» орловского дворянства отвечал ему – с такой изысканностью выражений, которая сделала бы честь английскому лорду, – следующее:
«Возражать против тех авторитетов, которые мы здесь слышали, было бы смелостью с моей стороны, если бы я не был убежден, что, возражая против их мнений, я не возражаю против их убеждений».
Вот это верно, и притом в гораздо более широком смысле верно, чем воображал г. Стахович, который, поистине, нечаянно правду сказал. Убеждения у господ дворян одинаковы у всех – начиная от практиков и кончая романтиками. Все твердо верят в свое «священное право» на сотни или тысячи десятин земли, награбленной предками или пожалованной грабителями, в право эксплуатировать крестьян и играть господствующую роль в государстве, в право на самые жирные (а при нужде и нежирные) куски казенного пирога, т. е. народных денег. Расходятся же они только в мнениях о целесообразности отдельных мероприятий, и их прения при обсуждении этих мнений так же поучительны для пролетариата, как и всякий домашний спор в лагере эксплуататоров. В таких спорах наглядно выступает различие между общими интересами всего класса капиталистов или землевладельцев и интересами отдельных личностей или отдельных групп; в таких спорах пробалтывается нередко то, что, вообще говоря, тщательно скрывается.
Но помимо этого орловский эпизод проливает еще некоторый свет и на характер пресловутой питейной монополии. Каких только благ ни ждала от нее наша официальная и официозная пресса: и увеличения казенных доходов и улучшения продукта и уменьшения пьянства! А на деле вместо увеличения доходов до сих пор получилось только удорожание вина, запутанность бюджета, невозможность точно определить финансовые результаты всей операции; вместо улучшения продукта получилось ухудшение, и вряд ли правительству удастся особенно импонировать публике тем сообщением об успешных результатах «дегустации» новой «казенки», которое обошло недавно все газеты. Вместо уменьшения пьянства – увеличение числа мест тайной продажи вина, увеличение полицейских доходов с этих мест, открытие винных лавок вопреки воле населения, ходатайствующего о противном [163], усиление пьянства на улицах [164]. А главное – какое новое гигантское поприще для чиновничьего самодурства и произвола, подхалимства и хищения открывает это создание новой отрасли многомиллионного казенного хозяйства, создание целой армии новых чиновников! Это настоящее нашествие целых туч чиновнической саранчи, подлизывающейся, интригующей, грабящей, изводящей паки и паки моря чернил и горы бумаги. Орловский проект – не что иное, как попытка облечь в законные формы то стремление урвать более или менее жирные кусочки казенного пирога, которое охватывает нашу провинцию и неминуемо грозит стране – при условии чиновнического самовластия и общественной безгласности – дальнейшим усилением произвола и хищения. Вот маленький примерчик: еще осенью проскользнула в газетах заметка о «строительном анекдоте в области винной монополии». В Москве сооружаются три винных склада, которые должны обслуживать всю губернию. На постройку этих складов министерством было ассигновано 1 637 000 руб. И вот оказывается, что «определилась потребность в дополнительном кредите в размере двух с половиной миллионов» [165]. Очевидно, здесь должностные лица, которым вверено было казенное имущество, хапнули немножко побольше, чем 50 шаровар и несколько штук сапожного товара!
III. Объективная статистика
Наше правительство привыкло обвинять своих противников в тенденциозности – и не только революционеров, но и либералов. Случалось ли вам, например, видеть отзывы официальной печати о либеральных (легальных, конечно) органах? В органе министерства финансов, «Вестнике Финансов» {121}, бывали иногда обзоры печати, и всякий раз, когда ведший эти обзоры чиновник говорил об оценке бюджета или голода или какой-либо правительственной меры в одном из наших либеральных (толстых) журналов, он всегда с негодованием отмечал их «тенденциозность», противопоставляя ей «объективное» указание не только на «темные стороны», но и на «отрадные явления». Это, разумеется, – не более как маленький примерчик, но он иллюстрирует обычное отношение правительства, обычное стремление его кичиться своей «объективностью».
