Тайны Кремлевского централа. Тесак, Фургал и другие. Громкие дела и «Странные» смерти, в российских - Меркачёва Ева Михайловна

Потом прихожу — нет его, Васи. А те двое говорят: «Вася набил мозоль. Ему работать нельзя. Мы за него все сделаем». Ну, раз решили так, значит, так тому и быть.

Потом он все-таки пришел, спрашивает: «Механический цех есть?» Я говорю: есть. И показал ему никем не занятый токарный станок. Он на нем работал, вытачивал детали. Как-то он заметил, что пищу таскают вручную. Пожалел людей и решил сконструировать тележку. Сам придумал механизм, чертежи сделал. И вышла очень хорошая тележка, на которой развозят и сегодня пищу для заключенных.

Я потом понял, что его специально именно ко мне определили: у меня команда арестантов была маленькая. Они вопросов много не задавали. На обычном производстве его бы быстро разоблачили.

— Вы с ним много общались?

— У меня была небольшая комната, где лежали вещи, документы. Он туда ко мне приходил на перекур. А курил он часто и помногу. Анекдоты всегда рассказывал. Какие? Скабрезные. (Смеется.)

Но мы долго друг друга изучали. Василий не признавался, кто он, а я не спрашивал.

— Были с ним на «ты» или на «вы»?

— На «ты».

В один момент у меня сорвалось: «Вась, а за что тебя посадили?» Тут моя была ошибка. Но он не смутился, ответил: «За язык». Я ему: «Как это за язык? Что он у тебя, такой длинный, что ли?» Он: «Да сказал я в высших кругах, как, мол, вы можете править государством, если вы не смогли организовать похороны отца». А помните, что на похоронах Сталина было много жертв? Так я и узнал, что это сын Сталина.

— А до этого вы сомневались?

— Я догадывался, но сомнения оставались. А тут уже все вроде раскрылось, и он стал вести разговоры от себя как от сына Сталина.

Потом как-то ко мне заходит осужденный с хоздвора. Уселся и на Сталина внимательно так смотрит. И неожиданно вдруг говорит: «А ты разве не с такого-то полка?» Признал, стало быть, его. Вася ничего не ответил, встал и ушел в механическую. А этот парень мне: «А ты знаешь, кто это? Это же сын Сталина!» Я под дурачка, отвечаю ему: «Да полно трепаться. Как бы сын Сталина тут отказался?» А он на это: «Точно тебе говорю! Я служил у него в полку. И запомнил его на всю жизнь. Приключилась история. На мне были сапоги худые, и он увидел это, меня остановил, спросил, кто командир. Я ответил. Он позвал его и строго сказал: «Если увижу в таких сапогах солдата, то наденешь его, а свои ему отдашь».

— Что рассказывал о своей прошлой жизни? О руководителях страны?

— Много про Хрущева говорил. Что тот был вроде клоуна какого при его отце, не уважали его. Берию Вася не любит. Рассказывал, как у Берии был красивый офицер, майор. Тот ему доставлял девушек.

— Василий говорил это с осуждением?

— Не то чтоб с осуждением, а с таким, знаешь, вроде как с юморком.

— А про отца любил вспоминать?

— Вася воспитывался, по его словам, больше среди обслуги. Потому начал курить и пить рано. Отец немного обращал на него внимания. И когда уже Вася вырос, то натянутые были отношения между ними. Он так и говорил: «Мы с ним плохо жили». Особенно вспоминал историю, как ему (видимо, какие-то подхалимы) хотели присвоить очередное звание, а Сталин сказал: «Рано еще, пусть послужит».

— Свидания ему полагались?

— Да, к нему приходила женщина — бывшая жена. Сестра тоже была, но встреча с ней почему-то оказалась болезненной для него.

Справка: Светлана Аллилуева видела брата в тюрьме за все время один раз. Это единственное свидание проходило в кабинете начальника централа. «На стене висел портрет отца… Вася сидел на диване. Он был в отчаянии и не скрывал этого», — вспоминала Светлана».

— Что ему было тяжелее всего в тюрьме переносить?

— Сложно сказать. Нрава он был простого, веселого, а таким завсегда легче хоть на воле, хоть в тюрьме. Он вообще шутник был.

Однажды к одному осужденному жена на свидание должна была приехать. Вася ему: «Я тебе таблеток дам таких — супруга будет довольна! Вот. Принимай их так-то и так-то». Тот принял как сказано. И только на свидание идти — у него позыв в туалет. И всю ночь он ходил туда. Наутро Вася мне: «Спроси, как он там свидание провел?» А тот как давай ругаться на него! Но Вася сказал, что он типа нечаянно перепутал лекарства.

Много читал. У него там была целая библиотека. Но временами казалось, что он устал от неволи, от жизни. Я так думаю: если у человека отобрали свободу, он потерял уже все. Какими бы ни были его заслуги в прошлом.

— И все-таки хоть какие-то привилегии у него были? Может, он мог свободно передвигаться по тюрьме? Или ему за решетку спиртное приносили — знаю, что любил он выпить?

— Ключей от камеры у него не было. Его приводили к нам на производство и уводили. А по моей территории он, как и все, мог свободно передвигаться.

У Васи был специальный человек из хозобслуги, который по его заказу привозил ему продукты разные из магазина. Это было разрешено на самом верху. Но что именно он приносил — не знаю. Меня лично он никогда не просил что-то пронести, знал, что я не пойду на такое (у нас как раз был случай, когда осужденные завлекли одного сотрудника, втянули в связь, он им таскал разное, а потом его поймали и дали ему 4 года тюрьмы). Ел он и тюремную пищу, тогда не то чтобы совсем плохо кормили. Я там не ел, но Вася не жаловался. Ему хватало, мне кажется, того, что приносили.

— А на здоровье не жаловался?

— Нет. Но у него были проблемы с ногой. С палочкой ходил. Я спрашивал у него — что с ногой? Он объяснял, что это с войны. Где-то он делал в небе трюк, то ли «свечу», то ли еще что. В общем, что-то с позвоночником случилось. Его лечили в тюрьме. Моя супруга ему уколы делала. Он был послушным пациентом.

— Василий сидел в одиночной камере?

— Сначала нет. Но потом в одиночной. Одиночество его не тяготило. Он не очень любил общество. Только со мной и общался.

Кстати, на том этаже, где он сидел, до него были Константин Орджоникидзе (брат известного партийного деятеля, наркома), певица Лидия Русланова, а после — американский летчик-шпион Пауэрс. От шпиона я получил «спасибо». Ему разрешили в камере читать и писать, а мне приказали свет обеспечить. Вот я ему подводку настольной лампы делал. Он меня очень за это поблагодарил. Я подумал тогда: какой культурный шпион-то! А Русланова как-то в тюрьме громко запела русскую народную песню, за что ее чуть в карцер не посадили.

— Конфликты между Васей и другими заключенными были? Вообще спокойно они между собой жили?

— Не было. И Васю никто никогда не бил — ни осужденные, ни сотрудники. Так что все это байки, что над ним издевались тут.

А ситуации случаться могли разные. Как-то меня окружили арестанты, стали обрабатывать: принеси нам того, принеси сего. Я говорю: нет, ребята, обращайтесь к оперативным работникам. Один закричал: «Коли его, старого!» И мне кто-то в бок ткнул чем-то. Я тогда маленько испугался. Оправился — крови нет, это провокация, значит. Я им говорю: «Если сопоставить мой срок службы и ваш срок тюремный — вы супротив меня пацаны. У меня за 20 лет, а вы недавно. Я же только домой хожу ночевать, все время с вами. Давайте договоримся: я вас не видел, и вы ко мне не подходили». Так и порешили. Я на них рапорта не писал никогда. И на них никогда не орал, не ругался. Что я их буду воспитывать? Там, к примеру, один был, который мать родную за то, что деньги не дала, сварил в кипятке. И что такого воспитывать?

— Сколько времени Василий провел во Владимирском централе?

— Почти три года — до осени 1958-го.

Справка: Василий Сталин арестован 28 апреля 1953 года по обвинению в растрате государственного имущества. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР в 1955 году к 8 годам с формулировкой «за злоупотребления служебными полномочиями и антисоветскую агитацию». В конце 1958 года переведен в Москву. В январе 1960 года был освобожден досрочно.