О всех созданиях – прекрасных и удивительных - Хэрриот Джеймс (версия книг TXT) 📗
– Нету. Мне эти телефоны ни к чему. Не верю я в них. – Он выудил из кармана жестянку из-под табака, извлек из нее видавшие виды часы и уставился на циферблат. – Да и чего ж вам к семи в Дарроуби не вернуться?
– Но… но… это невозможно. А заставлять их ждать я никак не могу… Мне необходимо позвонить.
– Не кипятитесь так, молодой человек! – Длинное худое лицо Теда сморщилось в умиротворяющей улыбке. – Говорю же вам, успеете вовремя.
Я взмахнул рукой.
– Он же только сейчас сказал, что быка скорее чем за час не изловить!
– Как бы не так! А Эрнест, он такой – ему только тогда хорошо, когда плохо. Быка я вам через пять минут приведу.
– Через пять минут?! Быть не может! Я… я съезжу до ближайшего телефона, а вы его пока ловите.
– И думать не моги, малый! Поди-ка присядь вон там! – Тед указал на каменную поилку у стены. – Передохни, а я через пять минут тебе его представлю.
Я уныло опустился на шероховатый камень и закрыл лицо руками. А когда снова посмотрел вокруг, старик как раз выходил из коровника позади коровы весьма почтенного возраста. Судя по кольцам на рогах, ей было лет пятнадцать, худой таз торчал, как подставка для шляп, а обвислое вымя почти мело землю.
– Иди, иди, старушка, – сказал Тед, и старая корова трусцой направилась на луг, а вымя раскачивалось на каждом шагу. Я следил за ней, пока она не скрылась в лощине, а потом обернулся и увидел, что Тед накладывает в ведро питательные брикеты.
Затем он пошел с ведром к воротам. Под моим недоуменным взглядом начал греметь по нему палкой и почти запел жиденьким тенорком:
– Сюда, сюда, моя умница! Поди сюда!
Почти тут же над краем лощины появилась корова, а за ней по пятам шагал бык. Тед загрохотал по ведру, и, к моему изумлению, корова припустила тяжелым галопом. Мой пациент держался чуть сбоку от нее. Добравшись до старика, она сунула голову в ведро, а бык, хотя почти ее перерос, подсунул нос ей под брюхо и забрал в огромный рот один из сосков. Вид был на редкость нелепый, но корова словно не замечала, что бык, почти опустившись на колени, сосет ее, как новорожденный теленок.
На него же этот напиток оказал самое умиротворяющее действие, и, когда корову увели в коровник, он последовал за ней, а затем без малейшего протеста позволил мне продеть ему в нос кольцо и завинтить винт, который, к счастью, никуда из кепки Герберта не укатился.
– Без четверти семь! – пропыхтел я весело, прыгая за руль. – Я еще успею! – И я представил себе, как мы с Хелен поднимаемся на крыльцо Ходжсонов, дверь гостеприимно распахивается и из нее вырывается небесное благоухание отбивных и жареного лука.
Я взглянул на обтрепанную тощую фигуру, на глаза, безмятежно выглядывающие из-под обвислых полей бывшей шляпы.
– Мистер Бакл, вы просто чудо сотворили. Я бы не поверил, если бы сам не видел! Поразительно, как это бык вот так пошел за коровой…
Старик улыбнулся, и на меня словно пахнуло мудростью самой земли.
– Да чего тут удивляться-то? Самая что ни на есть натуральная штука. Корова-то ему матерью доводится.
9
Его называли «понедельниковой хворью» – этот невообразимый отек задних ног упряжной лошади, простоявшей в конюшне субботу и воскресенье. Внезапное прекращение обычной нагрузки и неподвижность вызывали резкий лимфостаз и отек, который в первый рабочий день недели не одного фермера ставил в безвыходное положение.
Но был уже вечер среды, и могучий мерин мистера Крампа заметно поздоровел.
– Ну, эта нога уже наполовину тоньше, чем была, – сказал я, проводя ладонью по внутренней стороне пута, ощущая вдавленности, которые мои пальцы оставили на еще не рассосавшемся отеке. – Вижу, вы тут потрудились!
– Делал, как вы сказали, – ответил мистер Крамп с обычной лаконичностью. Но я знал, что он несколько часов клал припарки на ногу, массировал ее и заставлял лошадь ходить, как я посоветовал ему в понедельник, когда ввел ей адреналин.
Я начал наполнять шприц для вторичной инъекции.
– Рожь вы ему не даете?
– Нет. Только отруби.
– И отлично. Думаю, еще день-другой и все пройдет, если вы будете продолжать лечение.
Фермер только крякнул, а его багровое лицо сохранило обычное чуть удивленное выражение, словно мои слова его вовсе не обрадовали. Но я знал, что он доволен. Мерин был его любимцем, и в понедельник он не сумел скрыть, как тревожился и как принимал к сердцу страдания и испуг животного.
Я вошел в дом, чтобы вымыть руки, и мистер Крамп проводил меня на кухню, грузно шагая впереди. С медлительностью, свойственной крупным людям, он подал мне мыло и полотенце, отступил немного и молча смотрел, как я наклоняюсь над неглубокой, но длинной керамической раковиной коричневого цвета.
Я кончал вытирать руки, когда он кашлянул и спросил робко:
– Может, попробуете моего винца?
Не успел я ответить, как из комнат вышла миссис Крамп, хлопотливо надевая шляпу. За ней появились их сын и дочка лет четырнадцати-пятнадцати, тоже одетые для улицы.
– Альберт, ты опять! – сердито сказала фермерша. – Не хочет мистер Хэрриот пробовать твое вино. Довольно, кажется, пичкать им всех и каждого!
Мальчик ухмыльнулся.
– У папаши это пунктик. Все время высматривает новую жертву!
Его сестра присоединилась к общему смеху, и мне стало неловко при мысли, что мистер Крамп у себя дома лишний.
– Мы идем в клуб на школьный спектакль, – энергично заявила его супруга. – И уже опаздываем, так что всего хорошего!
Она быстро удалилась в сопровождении детей, и грузный мистер Крамп смущенно уставился им вслед.
Руки я кончил вытирать в полном молчании, но затем спросил:
– Ну, а как насчет обещанного?
Он нерешительно посмотрел на меня, и лицо его приняло еще более удивленное выражение.
– А вы… вы, правда, хотели бы попробовать?
– С большим удовольствием. Я еще не ужинал, и посошок на дорожку будет не лишним.
– Так я сейчас!
Он скрылся за дверью кладовой в глубине кухни и тотчас вернулся с бутылкой янтарной жидкости и рюмками.
– Это мое ревенное, – сказал он, наливая щедрой рукой.
Я осторожно попробовал, сделал глоток побольше и охнул, словно проглотил жидкий огонь.
– Крепкая штука! – сказал я, переводя дух. – Но вкус очень приятный. Да, очень.
Под одобрительным взглядом мистера Крампа я отпил еще.
– В самый раз, – сказал он. – Выдерживалось почти два года.
Я допил рюмку. Вино уже не прокладывало огненной дорожки до желудка, но словно плескалось в пустоте о его стенки, а ноги вьюнком оплетала приятная теплота.
– Прелесть, – сказал я. – Чудо!
Фермер даже плечи расправил. Он снова наполнил рюмки и с восторженным вниманием следил, как я пью. Когда рюмки опустели, он вскочил на ноги.
– А теперь я вас угощу кое-чем другим! – Он легкой рысцой направился в кладовую и вернулся с другой бутылкой – на этот раз с бесцветным содержимым.
– Бузинное, – объяснил он, слегка отдуваясь.
Я попробовал и был поражен тонким букетом: на языке у меня словно танцевали сверкающие пузырьки.
– Просто потрясающе! Настоящее шампанское. Нет, у вас талант! Я даже не представлял себе, что домашнее вино может быть таким вкусным.
Мистер Крамп секунду смотрел на меня молча, и вдруг уголок его рта задергался, и все лицо осветилось неожиданной застенчивой улыбкой.
– От вас первого я такое слышу. А то можно подумать, что я людей травлю, когда предлагаю им своего винца. Так и воротят нос, а виски и пиво пьют и не морщатся.
– Ну, им же хуже, мистер Крамп! – я смотрел, как он вновь наполняет мою рюмку. – Ни за что бы не поверил, что такую прелесть можно делать дома самому. – Я посмаковал глоток бузинного. – Нет, правда, не хуже шампанского…
Я еще не допил и половины, как мистер Крамп вновь зарысил в кладовую, откуда тотчас донеслось позвякивание. Он появился с бутылкой, полной чем-то кроваво-красным.
– Ну-ка, попробуйте! – пропыхтел он.
