И все они – создания природы - Хэрриот Джеймс (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Джордж, весело насвистывая, упорхнул к своему автомобилю, а мы вернулись к телкам.
Примерно через три недели я столкнулся с Клемом на рыночной площади: Он неторопливо шествовал по тротуару, заглядывая во все витрины. Костюм на нем был темный, щеголеватый и совсем не похожий на его рабочую одежду. До вечера оставалось еще порядочно, и я удивился: в этот час ему полагалось бы пригонять коров с пастбища и доить их. Но тут он обернулся, и я увидел, что рука у него в лубке.
– Что с вами приключилось, Клем? – спросил я сочувственно.
Он посмотрел на толстую гипсовую скорлупу.
– Да вот, руку угораздило сломать. Поскользнулся в коровнике. Хотите верьте, хотите нет – хлопнулся я ровнехонько через три дня, как взял ту страховочку. – Глаза у него расширились. – Получаю по двадцать фунтов каждую неделю, а доктор говорит, что раньше, чем через девять недель, работать начать я не смогу. Значит, получу двести фунтов с лишком. Неплохо, а?
– Бесспорно. Какое счастье, что вы послушались Джорджа Форсайта! Но ведь вам приходится платить кому-то за помощь?
– Ан нет! Сами управляемся.
И он пошел своей дорогой, тихо посмеиваясь.
Когда мне пришлась заехать к Хадсонам «почистить» корову, рука Клема успела срастись. Он принес мне ведро горячей воды, и я принялся намыливать руки, но тут в коровник вошел Дик. Мне следовало бы добавить «кое-как ковыляя», потому что вошел он на костылях.
Я уставился на него, и у меня по коже пробежали мурашки: как-то жутко становится, когда на твоих глазах вершит свое дело судьба.
– Ногу сломали?
– Угу, – лаконично ответил Дик. – Раз – и готово. Ярку ловил на верхнем лугу, ну и угодил ногой в кроличью нору.
– Значит, пока вы работать не можете?
– Угу. В гипсе мне ходить недель четырнадцать, не меньше. Морока, конечно, но вот двадцать фунтов в недельку очень кстати пришлись. Хорошо, что мы подмахнули ту бумаженцию.
В следующий раз я его увидел, когда как-то в базарный день он заглянул в приемную уплатить по счету. Гипс сняли, но Дик все еще прихрамывал.
– Как нога, Дик? – спросил я, выписывая квитанцию.
– Не очень чтоб. – Он поморщился. – Иной раз до того разболится, что хоть на стенку лезь. А так вроде покрепче стала.
– Ну что же! – Я отдал ему квитанцию. – Не надо только ее пока перетруждать.
– Это уж как получится. – Дик покачал головой. – Работа, она не ждет, а с Хербертом несчастный случай произошел.
– Что-о?!
– Ну да. Проткнул ногу вилами, и на тебе – заражение крови. Сам-то он ничего, только доктор говорит, что ходить он нескоро будет.
Действительно, выздоровел Херберт только через два с половиной месяца, но, как поведал мне Клем как-то вечерком в «Гуртовщиках», двести фунтов полученной страховки послужили им некоторым утешением.
– Поразительно! – вздохнул я. – В то утро вам Джорджа Форсайта не иначе как бог послал. Его страховая компания стала вам хорошей поддержкой.
Клем, однако, не только не выразил никакого восторга, но хмуро уставился на дно своей кружки.
– Я вам вот что скажу. Странные они какие-то, страхователи эти. Хотите верьте, хотите нет, при вас же он нас уламывал, а теперь они не желают нас больше страховать.
– Неужели? Как же так?
– Письмо прислали: дескать, не желаем возобновлять ваш полис. Вот и весь сказ. Это, по-вашему, как?
– Бывает, Клем, – сказал я, нисколько не удивившись. За взнос в двадцать пять фунтов Хадсоны еще до истечения года получили от страховой компании семьсот фунтов с лишним. Естественно, что она забила отбой.
– Только мы в конце года у других застраховались. Все прежние страховки на них перевели на дом, машину и прочее там.
– И против несчастных случаев тоже застраховались?
Клем поднял кружку и сделал большой глоток.
– Угу… – Он добавил с оскорбленным видом: – Только они за каждого лишний фунт содрали.
Несколько месяцев спустя после того, как новая страховая компания взвалила на себя такую обузу, Дик упал под открытый капот трактора. Он мог бы получить серьезные увечья, но отделался только трещиной в большом пальце на правой руке и восемь недель не мог работать.
Об этом поведал мне он сам, когда палец у него уже полностью зажил. Я пил с ним чай у них на кухне.
– Еще сто шестьдесят фунтов в копилку, – философски произнес он, пододвигая ко мне тарелку сдобных лепешек.
Вероятно, вид у меня был достаточно ошарашенный, потому что он добавил:
– И это, мистер Хэрриот, еще не все. Я машину разбил.
– Да не может быть!
– Ага. Врезался в дверцу Бесси Тренхолм. Радиатор и фары прямо в смятку!
– Нет, просто не верится! И еще страховку получили?
Дик улыбнулся странной улыбкой.
– Вот послушайте. Тут целая история вышла. Виновата была Бесси – вылетела из ворот на дорогу и не посигналила даже. Ну, а я застраховался только на тот случай, если вина будет не моя. И думаю, как мне доказать это? Свидетелей ведь нет, а Бесси девка молоденькая, хорошенькая, так кто же моим словам против ее слов поверит? И решил я страховки не требовать, однако своему страховщику сказал, как дело было.
– Так, значит, на этот раз вы ничего не получили?
Улыбка Дика расползлась до ушей.
– Я-то думал, что не получу, да только через пару дней приезжает страховщик и говорит мне, что у них там ошибка вышла, и мою машину застраховали против всех случаев, а кто виноват – неважно.
– Господи! Так вы опять получили?
– Ага. Еще полтораста фунтов. Не скажу, чтобы плохо. – Дик отрезал клин уэнслидейлского сыра и лицо его посерьезнело. – Одно нас тревожит: когда страховщик деньги выплачивал, что-то он мялся. Вроде бы не очень был доволен. Вот мы и опасаемся, как бы и эта компания нам не дала от ворот поворот, как та.
– Да, конечно, ответил я. – Это было бы неприятно.
– Не то слово, – сказал Дик, печально кивнув. – Уж очень мы с Клемом в страховку верим.
21
На койку я забрался в три утра и сразу провалился в сон. Но тут же – так мне, во всяком случае, показалось – снова открыл глаза, потому что судно вздыбливалось то кормой, то носом, словно взбесившаяся лошадь. Я выглянул в иллюминатор и увидел неистовую пляску волн.
Вдали, скрываясь из виду, мерцали огни Клайпеды. Помощник знал, что говорил: бушующий шторм нашего капитана не смутил.
До утра я все время получал наглядное подтверждение словам капитана, каково нам придется, если обратно мы пойдем против лобового ветра. По пути в Клайпеду качка была в основном бортовой, и, растопыривая локти и колени, я кое-как удерживался на койке, но теперь она стала килевой и оказалась в десять раз хуже. Вновь и вновь я скользил от изголовья вниз, а потом назад, и ничто не помогало. Зато я точно знал, когда наш нос задирался вверх, а когда ухал вниз и все за считанные секунды.
Снаружи ревела буря, по стеклу иллюминатора хлестали водяные струи, а мебель и мои вещи кружились в вольном хороводе. Я не стал им мешать. Наводить порядок было бы не только бесполезно, но и опасно. Кувыркаясь вместе с койкой, слушая лязг, стук, грохот, доносившиеся отовсюду, я распростился с надеждой уснуть, а когда рассвело, ничего утешительного не увидел.
Однако я понял источник одного из новых звуков, преследовавших меня всю ночь. Если прежде, при кормовом ветре, «Ирис Клоусен» плавно соскальзывала с гигантских волн, теперь она проваливалась килем в каждую зеленую пропасть и раздавался лязгающий удар, точно мы стукались о скалистое дно. Ну совсем так, как бывает, когда ныряльщик хлопается о воду животом. Ощущение было не из приятных.
Видимо, эта жуткая ночь породила у всех моих здешних доброжелателей мысль, будто я валяюсь на койке в полной прострации. Во всяком случае, в восемь часов в дверь вместо юнги поскребся Нильсен.
– Вы не вставайте, мистер Хэрриот, – сказал он сквозь дверь. Я сейчас подам вам позавтракать сюда.
– Спасибо, не надо, – ответил я. – Да входите же!
