Злоключения добродетели - Браиловская Элина (книга бесплатный формат TXT) 📗
«Пусть будет так, – отвечала я, – попробуем рассуждать, следуя вашим же принципам. На каком основании вы полагаете, что моя совесть должна быть столь же закаленной, как ваша, если она не была приучена с детских лет преодолевать так называемые нравственные предрассудки? Отчего вы добиваетесь, чтобы я, наделенная отличной от вас душевной организацией, безоговорочно приняла вашу систему жизненных ценностей? Вы допускаете, что в природе существует некое разумное соотношение добра и зла, а значит, для поддержания баланса необходимо, чтобы определенное число людей служило идеалам добра, в то время как другой разряд людей предавался бы пороку. Таким образом, даже следуя вашим же нравственным правилам, мой выбор не противоречит интересам природы. Так не требуйте же, чтобы я свернула с пути, к которому призывает мой внутренний голос, и не навязывайте ваш образец счастья: он не годится для меня. Впрочем, не стоит обольщаться: бдительные законы не позволят преступникам долго наслаждаться покоем. Пример тому вы видели собственными глазами. Из пятнадцати фальшивомонетчиков спаслась только я одна, остальные же мошенники, среди которых я имела несчастье оказаться, позорно и бесславно погибли».
«И это ты называешь позором? Что значит бесчестье для человека, отвергающего всяческие принципы? Когда все мосты сожжены, честь – не более чем предрассудок, репутация – нечто зыбкое и туманное, а будущее – иллюзия, не все ли равно, где погибнуть: на эшафоте или в собственной постели? В мире существуют две разновидности злодеев. Первые, наделенные огромным состоянием и неограниченной властью, надежно защищены от трагической развязки, тогда как другие, попав в руки правосудия, никак не могут ее избежать. У этих последних, рожденных в нищете, голова соображает, и они хорошо понимают, что перед ними лишь два пути: богатство или эшафот. Если им удастся добиться удачи – они получат все, о чем мечтали, если же на их долю выпадет лишь позорная смерть, то сожаления неуместны, так как им все равно нечего было терять. А поэтому закон бессилен в борьбе со злом, ибо мерзавцы, достигшие власти и могущества, благополучно уклоняются от его карающего меча; те же несчастные злодеи, которые не имеют ничего, кроме своих страданий, не должны опасаться суровости правосудия, поскольку казнь для них явится лишь избавлением от мук нищеты и бесправия».
«И вы полагаете, что небесное правосудие оставит в лучшем мире безнаказанным того, кто не гнушался преступлениями здесь, на земле?»
«Я полагаю, что если бы на небесах действительно существовал Бог, то на земле было бы меньше зла. Но все мы свидетели тому, что в мире господствует хаос и злоба, а это значит, что-либо подобное вершится по воле Бога, либо он не в силах этому воспрепятствовать. В любом случае я отказываюсь от благоговейного трепета перед Богом, который просто-напросто слаб или зол, я без страха презираю его и смеюсь над его громами и молниями».
«От ваших слов, сударыня, меня бросает в дрожь, – поднялась я, чтобы уйти, – простите, но я не в силах далее выслушивать ваши бездоказательные суждения и богохульства».
«Не торопись, Софи, раз мне не удается одержать победу над твоим рассудком, я, по крайней мере, попробую обольстить твое сердце. Я нуждаюсь в твоей помощи, не отказывай мне в небольшой услуге. Вот сто луидоров, я на твоих глазах откладываю их в сторону. Они будут принадлежать тебе, как только моя затея благополучно реализуется».
Инстинктивно повинуясь врожденной склонности к добродетели, я, не раздумывая, попросила Дюбуа пояснить, о чем идет речь, надеясь сделать все, что в моих силах, для предотвращения готовящегося преступления.
«Итак, слушай внимательно, – начала Дюбуа. – Заметила ли ты молодого купца, приехавшего сюда из Лиона? Он уже третий день обедает за нашим столом».
«Господина Дюбреля?»
«Совершенно точно».
«И что же?»
«Он влюбился в тебя, и сам мне признался в этом. К тому же мне известно, что рядом с его кроватью стоит сундучок, где он держит шестьсот тысяч франков в золоте и ценных бумагах. Я позабочусь о том, чтобы он поверил: ты согласна его выслушать. Сделаешь вид, что увлечена; какая тебе разница? Я склоню его к мысли предложить тебе загородную прогулку и внушу, что там, на лоне природы, ваши дела продвинутся. Ты его развлечешь и будешь удерживать по возможности дольше, а я тем временем его обворую. В мои планы не входит немедленное бегство. Пока все, что я заполучу, не переправят в Турин, я останусь в Гренобле. Более того, мы употребим все возможные приемы, чтобы отвлечь от нас подозрения, и сделаем вид, что помогаем вести расследование, поэтому он нисколько не удивится, когда я объявлю о своем отъезде. Ты последуешь за мной, и, как только мы очутимся в Пьемонте, я тут же отсчитаю тебе обещанные сто луидоров».
«Я согласна, – ответила я Дюбуа, твердо решив предупредить несчастного Дюбреля о мошеннической проделке, замышлявшейся против него, и, чтобы получше обмануть злодейку, добавила: – Однако вы не учли, сударыня, что Дюбрель влюблен в меня, значит, предупредив его, а тем более уступив ему, я сумею сорвать куда более солидный куш, чем тот, что вы мне предлагаете за предательство».
«Вот это ответ! – воскликнула Дюбуа. – Кажется, я начинаю верить, что ты одарена еще большим талантом к преступлению, чем я сама. Ну, что же, – продолжила она, что-то подписывая, – вот тебе вексель на тысячу луидоров, попробуй-ка теперь отказаться».
«Все же я еще побаиваюсь, – сказала я, принимая от Дюбуа чек, – но помните, сударыня, что моя покладистость объясняется лишь моим бедственным положением, а также желанием угодить вам».
«Я предпочла бы приписать подобную заслугу твоему благоразумию, – заметила Дюбуа. – Тебе нравится ссылаться на нищету, что ж, дело твое, скажу тебе одно: слушайся меня – и в накладе не останешься».
Итак, как было условлено, я в тот же вечер начала кокетничать с Дюбрелем и вскоре убедилась в его расположении.
Надо заметить, что я оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны, я бы ни за что на свете не пошла на преступление, даже если бы могла на нем заработать в три раза больше. С другой стороны, мне была глубоко противна мысль о том, что, выдавая Дюбуа, я могу послать на эшафот женщину, которой десять лет назад была обязана свободой. Мне хотелось воспрепятствовать преступлению, при этом не изобличая его, и, имей я дело с менее законченной негодяйкой, чем Дюбуа, я бы наверняка в этом преуспела. Итак, я приняла свое решение, не ведая того, что тайные козни этой страшной женщины не только расстроят все мои добропорядочные замыслы, но и заставят пожалеть о том, что я дерзнула их вынашивать.
В назначенный для прогулки день Дюбуа пригласила нас обоих отобедать у нее в комнате. Мы приняли приглашение, и обед состоялся. Затем мы с Дюбрелем спустились вниз, чтобы сесть в экипаж. Дюбуа не пошла нас провожать, и таким образом я получила возможность переговорить с Дюбрелем несколько минут с глазу на глаз.
«Сударь, у нас мало времени, слушайте меня внимательно. Вам надлежит тихо, без всякой огласки, точно исполнить все мои предписания. Есть ли у вас в этой гостинице человек, которому вы полностью доверяете?»
«Да, это мой молодой компаньон. Я могу на него положиться как на самого себя».
«Отлично, сударь. А теперь извольте немедленно приказать ему не покидать вашу комнату, пока мы будем на прогулке».
«Но ключ от комнаты я держу в кармане, что означает эта излишняя предосторожность?»
«Сударь, дело обстоит куда серьезнее, чем вы думаете. Умоляю вас, прислушайтесь к моему совету, иначе я никуда с вами не поеду. Женщина, от которой мы только что вышли, – отъявленная злодейка, она устроила нашу прогулку с единственной целью: чтобы ей удобнее было вас обокрасть. Поторопитесь, сударь, она за нами наблюдает. Эта опасная преступница не остановится ни перед чем. Передавайте побыстрее ключ вашему другу, и пусть он, желательно в сопровождении еще нескольких человек, дежурит в вашей комнате до тех пор, пока мы не вернемся. Все остальное я вам объясню, как только мы сядем в экипаж».
