Педант на кухне - Барнс Джулиан Патрик (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Но все же мы по-прежнему признаем и одобряем то, что отстаивал Конрад, — простоту, добросовестность, умеренность: мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть. Внутри каждого из нас теплится мечта о сельской пасторали, о домике с огородиком у подножья холма, где жизнь сообразна временам года: пашешь, сеешь, собираешь урожай, стряпаешь и ешь; выращиваешь ровно столько, чтобы хватило себя прокормить, а лишнее выменять на что-то полезное. Во времена Конрада это еще как-то можно было осуществить. Его ближайший друг Форд Мэдокс Форд [51] после Первой мировой войны именно так и жил в Западном Суссексе — вместе с австралийской художницей Стеллой Боуэн, о чем писал лирично, но без сентиментальности. У них были коза и свинья, а также мальчик, помогавший копать огород, а еще — Форд оставался верен себе — он строил грандиозные, безумные и неосуществимые планы: собирался вывести устойчивый к болезням картофель, мечтал отыскать “философский камень земледелия” и разработать метод “комплексного применения удобрения”.
Он и на кухне был бог. В книге “Вдали от суеты” Боуэн пишет, что Форд был “бесподобный кулинар”. Когда он готовил, то “никогда не жалел масла. И на кухне все переворачивал вверх дном, так что служанка еле успевала за ним прибирать. Однако он отдавался процессу, не жалея себя, и в дело шло все. Срезанный жир, капустная кочерыжка отправлялись в чугунок, всегда стоявший на огне”.
Страсть к кулинарии Форд пронес через всю жизнь. Накануне уже следующей мировой войны, после литературной конференции в Боулдере, штат Колорадо, он приготовил для прощального ужина Chevreuil des prés-salés [52]. Там присутствовал и двадцатипятилетний Роберт Лоуэлл [53]. Четверть века спустя он писал, что это был “лучший ужин в его жизни”. Форд был великим писателем, и элемент художественного вымысла присутствовал даже в его блюдах. “И могло ли кому-нибудь прийти в голову, — продолжал Лоуэлл, — что оленину Форд приготовил из баранины?”
Филип Ларкин полагал, что “поэзия — удел здоровой души”, здесь он спорил с теми, кто полагал, что поэзия доступна лишь святым безумцам. Стряпня — тоже удел душевно здоровых, причем в буквальном смысле. У Стеллы Боуэн был один знакомый поэт с Монпарнаса, у которого случился нервный срыв, и его поместили в клинику. А когда отпустили, он поселился в комнате, окна которой выходили на boulangerie [54]. Поэт почувствовал себя окончательно выздоровевшим в тот день, когда, увидел в окно женщину, покупающую хлеб. Он рассказывал Боуэн, что “вдруг позавидовал тому, с какой серьезностью она выбирает буханку”.
В этом-то и суть. Выбираешь хлеб. Не жалеешь масла. Переворачиваешь на кухне все вверх дном. Пускаешь в дело каждый кусочек. Кормишь друзей и родственников. Вы не просто сидите за столом — вы участвуете в общей трапезе. Несмотря на все свои придирки и занудство Конрад был прав. Это — нравственный акт. Это — свидетельство душевного здоровья. И давайте предоставим Конраду последнее слово. “Добросовестная стряпня, — писал он, — способствует ясности ума, благородству мысли, терпимости к недостаткам ближних, что есть истинная и неподдельная форма оптимизма. Чем и вызывает наше уважение”.
По правде говоря, тут есть к чему придраться, но — вы уж извините, у меня суп выкипает, так что я вас покину. Готовлюсь к очередному праздному застолью.
© by Julian Barnes, 2003
© Вера Пророкова. Перевод, 2007
