По прозвищю "Царь" - Мостовой Александр (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Я только кивал головой, А когда пообвыкся, уже начал отвечать:
— Конечно, сплю. Чтобы тебе на тренировке забить побольше.
Ринат улыбался:
— Посмотрим, молодой, посмотрим.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Когда Саша уехал в «Пресню», он как-то сразу возмужал. Там играли очень крепкие ребята. Для второй лиги команда была весьма приличной. Саша закалился, повзрослел. А попав в «Спартак», где-то на второй год заматерел уже полностью. Освоился, узнал ребят. Стал выполнять установки Бескова, и там уже у него все пошло словно по маслу. Бесков к Сашке очень хорошо относился.
…Хотя в «Спартаке» всегда во главе угла стояла дисциплина, многие ее нарушали. И будут нарушать. Это естественно. Но за игроками следили. Был у нас в команде тренер — Федор Сергеевич Новиков, маленький такой, но с большими ушами. Мы за глаза его так и звали Ушастик. Легендарный человек. Он готов был три часа сидеть под дверью и слушать, кто там и что говорит.
Случались совсем забавные эпизоды. При Бескове мы утром выходили на зарядку. Все должны были пробежать по кругу и в конце занятия сделать растяжку. Многие филонили. По кругу пройдутся — и все. А Новиков придумал вот что: выходил из базы на тридцать минут раньше и прятался в кустах — сидел и ждал, когда ребята выйдут. А потом записывал, кто и как тренировался. И если видел, что все уже окончательно расслабились и никто ничего не делает, то рассекречивался и выбегал из кустов с криками «А-а, попались!» Но мужик был интересный, смешной, веселый.
Вообще, коллектив в «Спартаке» оказался классный. Разница между звездами и молодыми почти не чувствовалась. Конечно, у всех были свои характеры. Дасаев был импульсивным, и мне это нравилось. Он очень не любил пропускать голы, сразу заводился. По-настоящему жил в воротах. Мне нравилось бить ему на тренировках. Мы постоянно на что-то спорили — на кувырки, отжимания. И я не раз заставлял Рината кувыркаться.
Дасаев был едва ли не единственным человеком в «Спартаке», который мог спорить с Бесковым. На разбоpax игр никому не позволялось говорить лишнего — а он мог. Как-никак капитан. Да и лучший вратарь страны.
Хидя, Вагиз Хидиятуллин, был более жесткий и взрывной. Мог «напихать» кому-то из молодых. Многие из ребят моего возраста на Хидю обижались. Он держал грань: если ты молодой, то должен знать, что молодой. Вагиз мог резко ответить и тренеру, но Бесков сразу ставил его на место, не давал особо высказаться, как Дасаеву. Константин Иванович знал, что Хидя способен сказануть лишнее. Если Дос мог поспорить-посмеяться, то Хидя порой был готов вспылить и огрызнуться. Поэтому Бесков моментально его осаждал.
Буба, Александр Бубнов, казался более конструктивным. На поле выглядел строгим, жестким, как защитник, а в быту любил прийти к нам, молодым, рассказать, что и как надо делать. Короче говоря, лапшу на уши повесить. Сейчас он такой же философ в своих газетных комментариях, критик-аналитик. Он тоже пытался на разборах отвечать Бескову, но в долгие дискуссии с тренером не лез, уступал.
Федор Черенков — тихоня. Многие в Тарасовке его даже не всегда узнавали, настолько незаметно он себя вел. Приходил, раздевался, шнуровал бутсы, и на поле. Два слова скажет, зато обыграет пятерых, отдаст голевой пас пяткой, и все смотрят, раскрыв рты.
Радик, Серега Родионов, был столь же скромным, как и Федор, Он и сейчас не изменился.
Дедовщины в «Спартаке» не было, были нормальные футбольные порядки. Если ты молодой, то без лишних слов должен брать сетку с мячами и нести ее на поле. Я тоже поначалу так и делал. До тех пор, пока не стал игроком основы. С этого момента я с радостью начал уступать это «право» дублерам, которые тренировались вместе с основной командой. Еще бы — статус-то у меня сразу повысился.
Кстати, это отразилось и на зарплате. В «Спартаке» было три ставки: дублера, игрока «под основой», и твердого футболиста основного состава. Я поначалу был на ставке дублера. Она составляла шестьдесят рублей. Столько же получал и в «Пресне». Но в «Спартаке» меня достаточно быстро, уже месяца через четыре, перевели на зарплату игрока основного состава. Разницу я почувствовал сразу. Эта ставка составляла уже сто восемьдесят рублей. Понятное дело, у моих сверстников эти изменения вызвали неоднозначные эмоции. Раньше мы получали зарплату в один день. И все друг у друга спрашивали: «Тебе сколько дали? А тебе»? И тут — неожиданные изменения.
В один прекрасный день приезжаю в клуб, захожу в кассу, мне, как обычно, говорят: распишись вот здесь. Смотрю: а у меня там значится совсем другая сумма, гораздо больше, чем у других молодых ребят. Очень я удивился. Спрашиваю:
— Не ошибка?
— Нет, мы не ошибаемся, — улыбаются. — Дело в том, что с этого момента ты переведен на ставку игрока основного состава.
— Ну, спасибо.
Пацаны, узнав об этом, сразу начали возмущаться:
— А-а, как же так?!
А я в шутку, но с пафосом:
— Играйте лучше, молодежь!
То есть переход от дублера к футболисту основы у меня получился более чем резким. Своей игрой я заставил себя уважать, невзирая на то что был молодой. В то время в «Спартаке» многих моих сверстников подпускали к основе. Но они не могли проявить себя, так и оставаясь в восприятии ветеранов молодыми. А ко мне начали относиться иначе, практически как к равному. Я никогда не чувствовал себя ущемленным. Были, конечно, в игре моменты, когда кто-то кричал на меня — и Хидя, и Буба. Мол, давай, Мост, что стоишь, беги вперед! Бежал беспрекословно. Но вместе с тем ветераны поняли: я тоже игрок, который в сложной ситуации сможет правильно разобраться, и для этого на меня вовсе не обязательно повышать голос, а порой достаточно подсказать. Вдобавок я практически сразу начал забивать — причем важные, решающие мячи. Меня в том сезоне даже прозвали палочкой-выручалочкой.
Кстати, о прозвище «Мост». Так меня начали называть еще в «Пресне». И поначалу это страшно не нравилось. Когда говорили «Мост», я думал, что меня унижают. Своим одногодкам отвечал: еще раз назовешь меня Мостом, по рогам настучу. Старшим, понятное дело, так не скажешь. Но мне не нравилось, когда ко мне обращались подобным образом. Со времен школы негативно относился к кличкам. Если кто-то пытался в отношении меня что-то такое придумать, я всегда мог дать этому товарищу по физиономии. Ну а кликуха «Мост» со временем ко мне приклеилась, и я стал воспринимать ее спокойно. И потом я даже счастлив был, что меня так звали и зовут до сих пор. В Испании же ко мне обращались или Алекс, или Мосто. Я даже так расписывался — Мосто, чтобы не было длинно…
Как только я начал проявлять себя в «Спартаке», на уши поднялось цээсковское начальство: мол, упустили парня! И начались волнения: раз он воспитанник ЦСКА, давайте-ка вернем его назад. Руководители «Спартака» говорят:
— Как же так? В свое время вы от Мостового отказались, а теперь, когда он заиграл у нас, спохватились. Поздно, ребятки.
А генералы в ответ:
— Ладно, раз так, мы его сейчас быстренько в армию заберем.
Тогда в «Спартаке» насторожились. И начали меня всячески скрывать. Я жил на базе, а в город не высовывался. На игры ездил на автобусе. А родители стали чаще приезжать ко мне в Тарасовку. Домой, правда, тоже иногда выбирался вечерами. Рисковал? Возможно. Знаю массу примеров, когда людей элементарно останавливали на улице, сажали в машину и увозили. Но меня это так и не коснулось.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Когда Саша заиграл в «Пресне», а потом попал в «Спартак», руководители ЦСКА опомнились. Ко мне лично подходил тренер армейцев Валентин Бубукин и говорил:
— Мы его сейчас в армию заберем. Он наш воспитанник, и мы хотим его вернуть.
Ветеран клуба Альберт Шестернев подтвердил, что армейские начальники очень сильно разозлились. Их просто-таки возмутил тот факт, что Саша, пройдя армейскую школу, играет в «Спартаке». Я усмехнулся:
— Ну, вам-то он был не нужен. В свое время вы четко сказали про него и других пацанов: «Сырые».
