Футбол – только ли игра? - Симонян Никита Павлович (полные книги TXT) 📗
А пенальти Сальников все-таки бил после того случая. Воздадим форварду по заслугам, бил отменно.
Сергей обладал редким свойством – всегда, в любой ситуации оставаться самим собой, не подстраиваться под общий тон.
Помню, перед игрой с «Локомотивом» Николай Петрович произнес патетическую комиссарскую речь и спросил: может, кто-то хочет что-нибудь добавить? «Я хочу, – поднялся Сергей. – Ребята, неужели мы их не обыграем? Я этому Рогову покажу сегодня за то, что он в первом круге сломал мне ребро!»
Вот так разбавил он комиссарский настрой, а воспитывать нападающего уже не оставалось времени.
Игрок, исповедующий красоту футбола, рыцарство на поле, иной раз не мог сдержаться и, устав от грубости, ответить обидчику. Причем ответить не «по-игроцки» (это его любимое слово), не высоким техничным приемом, а тем же методом, к которому прибегали иные его опекуны. Как говорится, око за око. Мог боднуть головой, выбив зуб… Естественно, из-за этого имел неприятности. Мне как капитану и товарищу приходилось внушать ему: «Сергей, не забывай, что ты Сальников. У тебя заслуженный, завоеванный авторитет. Неужели не можешь сдержаться?» Он на это отвечал: «А если ты видишь, что я теряю контроль над собой, ты должен меня останавливать». Но попробуй остановить мгновение в футболе.
В 1954 году, осенью, «Спартак» играл против красноярского «Локомотива». Было такое ощущение, что на поле выскочила разнузданная банда. Невежливое сравнение? А другое и подыскать трудно. Так называемые соперники с первых минут бросились на нас и начали охаживать по ногам. Сергей подбегает ко мне: «Если они ударят еще раз – уйду с поля! Надоело валяться на земле!» – «А что ты ко мне обращаешься? – отвечаю. – Есть судья». – «Ты капитан! Прими меры!» Вскоре сам получаю очередной удар сзади от защитника красноярцев. Не выдерживаю: «Слушай, парень, ты же в футбол играешь, бей по мячу – не по ногам». И вижу наглую ухмылку: «А ты что, в Англию собрался? – Команда должна была вскоре ехать в Англию. – Ты у меня отсюда в госпиталь отправишься, а не за рубеж». Я ответил: «Не провоцируй, не старайся! Драться не будем. Мы вас обыграем».
И обыграли – 4:1, но осадок от той игры остался на всю жизнь.
Не думаю, чтобы наши соперники извлекли из проигрыша какие-то нравственные уроки, но все-таки стоял и стою на своем: судья может применить к грубияну на поле определенные санкции, а у игрока против хамства есть единственное оружие – собственное достоинство, и «врезать» хаму можно лишь одним способом – переиграть за счет мастерства.
Грубость, жестокость, как правило, исходят от футболистов, не обладающих высоким классом игры. Не хватает умения, чтобы обыграть соперника, а победы и славы ох как хочется, тогда и «врезают». Такие и другим советуют: «Да ты дай ему пару раз…» В этом все их футбольное кредо. А порой, случается, и тренеры наставляют: «Прими его как следует, и он кончится». Но ведь это установка на бесчестье и подлость!
Обо мне нередко писали как о корректном игроке. В одной книге довелось прочесть: корректность моя якобы настолько действовала на соперников, что в последние годы игровой карьеры никто не решался ударить меня или нагрубить. Развею миф: может, на кого-то и действовала, но далеко не на всех. Били меня, как и остальных моих товарищей. Немало игр пропустил из-за травм. Немало страдал и терпел. Разбирала злость – сдерживался. Падал – вставал, играл дальше, не отвечая. Лишь однажды себе изменил.
Это случилось в Сочи, в весенний подготовительный период. «Спартак» играл с вильнюсской командой. Матч был товарищеским. Но к заложенному в этом слове понятию настрой наших соперников отношения не имел. При каждом приеме мяча я получал такие удары, что искры из глаз летели. И в очередной стычке сорвался, ответил своему обидчику, ударил его без мяча, повернулся и ушел с поля.
Может, судья не заметил бы моего удара и не удалил меня, но я счел, что сам обязан это сделать: я не прав, распустил нервы.
Настроение было муторным, и на следующий день поехал на базу к вильнюсцам. Нашел игрока, с которым схлестнулся, извинился.
По правде говоря, после визита был несколько обескуражен. Полагал, что в ответ на свое извинение услышу: «Забудем, я сам виноват, я тебя спровоцировал…» – или что-то другое в подобном духе. Не услышал. И все-таки о поступке не жалел: снял со своей души камень.
Некоторые удивлялись: ты южанин – южный темперамент, уязвимое самолюбие, как же ты сдерживаешься? Ведь тебя цепляют нарочно, со злым умыслом, как не ответить на обиду?
Некоторые говорили: если бы ты был игроком пожестче, то добился бы большего. В этом иногда звучал упрек. Прислушиваясь к замечаниям, я и сам чувствовал, что мне не хватает жесткости, даже допустимой правилами. Стань я жестче, цена мне была бы выше. Но здесь, наверное, проявлялся характер, воспитание. Мать с детства внушала: всякий чужой поступок надо понять, не озлобляться в ответ на зло, быть выше этого. Всегда знал: против меня выходит игрок, который получает от футбола столько же радости, сколько и я. Футбол – его призвание. Если нанесу ему травму, лишу возможности играть. Не знаю, приходило ли такое в голову тем, кто бил меня?
Чтобы стать другим, мне пришлось бы заново родиться. Вот и Серега Сальников, легко переигрывал соперников, но не всегда мог «переиграть» себя. То непосредственность его вела, то вспыльчивость.
А в той игре с московским «Локомотивом» он своему обидчику Рогову так и не «врезал», как обещал. На десятой минуте игры – смех и слезы – этот жесткий защитник двинул ему локтем в бок и сломал то же ребро.
Мы наносили удар за ударом, мяч не выходил из пределов штрафной площадки – то штанга, то отбил Маслаченко… Жарко было! И вдруг вижу, в углу вратарской площадки стоят Сальников с Мозером и дискутируют. «Ваня, – говорит Сергей, – ты должен был этот мяч пропустить, отдать мне». – «Да что вы, Сергей Сергеевич, у меня у самого момент был дохлый, я сам должен был бить». – «Ваня, но это же, пойми, не по-игроцки. Ты пропускаешь этот мяч, а я как на коньках въезжаю и кладу его словно в бильярдную лузу…»
Я подбежал к ним: «Вы что, будете митинговать или играть?» Сережа невозмутим: «Никита, ты же знаешь, у меня ребро сломано, я играть не могу». Вот так: не мог играть, но и не мог выключиться из игры.
При разборе матчей Сергей нередко искал причины поражения там, где не искали их другие. Разбираем проигрыш, анализируем ошибки, и я, уже будучи тренером, спрашиваю его, как он думает, отчего мы проиграли. Он мне совершенно серьезно отвечает: «Знаешь, старик, мы все были немножечко простужены». Я рассмеялся: «Тебя же как умного игрока спрашивают…» А Серега взвился: «Не хочешь принимать моего мнения, не спрашивай». Рассказал однажды об этом Якушину, он гомерически расхохотался: «Как, как? Немножечко простужены? Ну, оригинал!»
Без неординарных характеров жизнь была бы скучна. А ординарных личностей в «Спартаке» моей молодости, пожалуй, и не было.
Вспоминается матч с «Торпедо» в мае пятьдесят шестого года. За автозаводцев тогда выступали Валентин Иванов, Эдуард Стрельцов. (Команда в то время обещала стать выдающейся. Так потом и случилось.) Эдик Стрельцов был в тот день в ударе, из нашего бедного Анатолия Масленкина, центрального защитника, вил веревки. Мы проиграли 0:2. В Тарасовке, на разборе игры, Николай Петрович сказал Анатолию: «Можно ли было так играть против Стрельцова?! Ведь ты ему предоставил полную свободу и в приеме мяча, и в маневренности. И он, конечно, настолько разошелся, что ты его удержать не мог. Посмотри, как Хренов (центральный защитник „Торпедо“. – Н. С. ) играл против Симоняна. Он его брал в момент приема мяча и не давал хода». – «Николай Петрович, ну, что вы сравниваете? – обиделся Масленкин. – Против Симоняна и я бы сыграл!» Раздался дружный хохот. Анатолий нередко веселил всех своей непосредственностью, и обижаться на него было невозможно. Отсмеявшись, я напомнил Масленкину, как благодаря ему попал в основной состав сборной.
