Футбольный театр - Сушков Михаил Павлович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Я часто думаю: если б они, поклоны, имели вещественное выражение и могли храниться в музее, только по ним одним будущие историки сумели б составить довольно точное представление о социальных особенностях минувших времен. Холодные и горячие, низкие, от поясницы, и сдержанные кивки, движение набок склоненной головы и горделивое откидывание затылков назад, длительные, короткие и молниеносные, резкие и мягкие, со снятием картуза, приподниманием его или прикосновением к козырьку, а то и вовсе без прикосновения, они подтверждались точной, недвусмысленной игрой мимики и отражали, кто чего стоит.
Разумеется, в такие приветствия вкладывался и второй смысл – симпатий и антипатий, но он во многом зависел от первого. Эта непостижимая для нас грамматика поклонов усваивалась тогда, вероятно, без труда, как легко усваивается детьми речевой язык.
По дороге в церковь было место, где мы, мальчишки, попадали в область действия некой «магнитной аномалии» – нас начинало тянуть в сторону, в переулок направо. Мы знали: этим переулком можно пройти к площадке, которая называлась «игры». Здесь администрация фабрики Цинделя создала нечто подобное стадиону – футбольное поле, где часто проводились состязания по кожаному мячу между городскими командами.
Отпрашиваться на футбол у отца мы и не пытались: знали, что за одну только мысль об этом – греховную! – будем наказаны. И потому покорно следовали дальше. Однако бывали случаи, когда шествие в церковь возглавляла мать. Тогда мы всю дорогу приставали к ней: отпусти, дескать, на площадку Цинделя. Поначалу мать вяло, приличия ради противилась, потом, предупредив, чтобы – боже упаси! – не говорили отцу, соглашалась.
Теперь я расцениваю этот частный и внешне незначительный случай в своей биографии как своего рода символ разгоревшейся борьбы двух эпох – старого и нового времени. Да, уж тогда, в начале века, церковь недосчитывалась немалого числа своих прихожан…
По мере нашего приближения к храму божьему улица становилась все более многолюдной. Казалось, все торопятся на богослужение. Но… за квартал до церкви толпа редела – молодежь, к неудовольствию пожилых, пропуская мимо ушей злые реплики – «Это что ж такое творится?! Молодежь от бога отвернулась!», – уходила в переулок направо. А там…
На поле, что у фабрики Цинделя, обычно по воскресеньям проходили футбольные состязания. Играли порою команды, широко известные в городе. Площадку плотным кольцом окружала толпа зрителей.
Нынешний класс игры в кожаный мяч, как известно, складывался постепенно, футбольное мастерство росло от года к году в течение многих десятилетий. Искусство «боления», по-моему, достигло сегодняшней своей высоты сразу на самой же первой игре. Выше оно не стало. Выше некуда!
Да, уже в ту пору непосвященный, глядя на футбольного зрителя, мог бы себе сказать: одно, дескать, из двух – то ли я попал на сбор религиозной секты, обряд которой понуждает ее членов доводить себя до полного исступления, то ли стал свидетелем какого-то таинственного коллективного помешательства. И он, непосвященный, чтобы скрыть негодование, вызванное столь разнузданным поведением зрителя, бранное слово «сумасшедшие» заменял более корректным «больные». Отсюда, наверное, и пошло «болельщик»… Впрочем, тогда говорили: «болейщик».
В ту пору у болельщика еще не было, так сказать, узкой специализации, как это нынче. Большинство завсегдатаев трибун не только «болели», но и сами играли. Многие играли без всяких претензий на звание спортсмена – занимались этим так же, как ходили, скажем, на каток. Но многие уже значились в списках постоянных команд и участвовали в официальных соревнованиях.
Сейчас число болельщиков во много раз превышает число играющих. Футбол стал игрой спортсменов или детей, а болельщик предпочитает только смотреть состязания. Сам же в часы досуга затеет скорее игру в лото, домино, сгоняет партию-другую в бильярд… Но развлекаться футболом? Несолидно!
В те же времена, особенно в дачный сезон, за городом, где места для игры хватало, молодые и не очень молодые люди, среди них отцы семейства, встречаясь друг с другом, говорили: а не составить ли нам футбольную партию?… И составляли и играли…
Год от года все быстрее росла популярность кожаного мяча. Нынче любители его исчисляются астрономическими цифрами. Сотни миллионов приверженцев! Только вот характер приверженности с тех времен изменился. Основная масса с футбольного поля перешла на трибуны…
Думаю, этот исторический процесс разделения любителей на две «специальности» – игроков и болельщиков – не только закономерен, но и неизбежен. И на заре своего развития футбол создавал лишь видимость простоты и доступности – гоняй себе мяч ногами. Но поскольку между нынешним и прошлым футболом дистанция огромного размера, то сейчас каждому с первого взгляда ясно: это сложнейшая игра, которая требует мастерства, нелегко и не скоро достигаемого. Любитель понимает: бить по мячу не значит играть в футбол. Он рассуждает так: чем заниматься самодеятельностью (пойди еще найди, где ею заниматься!), лучше «профессионально» «болеть»…
Площадка Цинделя редко когда пустовала – там почти всегда или тренировались, или состязались. А уж в воскресенье наверняка! И мы, братья Сушковы, выпущенные на волю, не бежали – летели птицами, боялись потерять минуту, ибо с окончанием богослужения пробивал час и нашего возвращения домой. Редкий случай, когда нам хотелось, чтобы служба продлилась как можно дольше.
Верили ли мы тогда в бога? Возможно. Но одновременно и посмеивались над ним, точь-в-точь как посмеиваются, скажем, над близким, но незадачливым человеком.
Зато на футбольной площадке наши души переполнялись истинной святостью, благоговейным чувством к людям в ярких, даже крикливых (по тем временам особенно) майках с черно-красной продольной расцветкой, длинных трусах, бутсах и гетрах с шингардами (по нашему – щитки). К людям, в поведении которых нет ничего от присущей взрослым церемонности, – обнаженная, первородная искренность. К людям, непонятная, непознаваемая сложность которых свелась к простейшему, однозначному и, казалось, пустому (ведь над этим серьезным испытанием сил и возможностей человеческих тяготеет немного смешная условность) порыву: завладеть мячом и гнать его к воротам. Нас захватывал царивший на поле дух самоотрешенности, ошеломляли стремительность, пугающее столкновение скоростей. Нам хотелось поклоняться людям, в глазах которых светилось нечто такое, чему я не знал названия тогда, но знаю теперь – готовность к самопожертвованию.
Мы считали себя счастливчиками, когда попадали на матч с участием команды Британского клуба спорта (БКС). Англичане, приглашенные русскими промышленниками как специалисты (они-то и завезли в Россию футбол), играли на голову выше. У них и учились. Учились прилежно, с верой в учителей, без тайной игры ущемленного самолюбия. Учились, надо сказать, неплохо.
Англичане играли красиво – это бросалось в глаза даже нам, неискушенным мальчишкам. Играли без суеты – мастерски. На таких матчах мы постигали тонкости футбола, замечали, что стихия событий на поле подчинена людям, она управляема, что здесь воплощается в жизнь заранее разработанная тактика. Разумеется, мы тогда не могли сформулировать то, что понимали, но главное понимали!
И не было ничего удивительного в том, что, вернувшись домой, мы копировали своих кумиров и у себя во дворе гоняли «в футбол» до изнеможения…
Не помню, в каком точно возрасте я увидел настоящий матч спортсменов, но свои первые мальчишеские голы стал забивать, когда мне было лет восемь.
«Мяч», который я снял с ноги соперника, обладал своеобразным свойством: он был начисто лишен возможности подпрыгивать, стало быть, и скакать, поскольку представлял собой плотно сбитый комок тряпок. Прочность его была все же немалая – мяча хватало на две-три игры.
Игровая площадка представляла собой двор магазина, где мой отец работал бухгалтером и третий этаж которого занимала наша семья. Поэтому доморощенный мяч имел даже преимущество перед надувным, ибо последний принадлежал к классу «земля – окно», наш же относился к классу «земля – земля» и позволял бить по нему без оглядки, не опасаясь стекольных скандалов.
