После матча - Филатов Лев Иванович (читать книги без регистрации TXT) 📗
И я вошел во вкус сбора знаний о футбольной жизни во всех ее видах.
Тут снова полагается упомянуть людей, в общении с которыми я набирался ума-разума, помогших мне проникнуть и в закономерности футбола, и в его неприметные тонкости.
Борис Андреевич Аркадьев, основоположник тренерской профессии, интеллигент, мыслитель, на много лет вперед предугадавший, в каком направлении пойдет эволюция игры. Виктор Александрович Маслов, дважды создававший эталонные команды – «Торпедо» 1960 года и киевское «Динамо» 1966-1968 годов,- наделенный от природы интуицией и здравомыслием, что позволяло ему всю жизнь быть созвучным духу времени. Гавриил Дмитриевич Качалин, руководивший нашей сборной, когда она выиграла Кубок Европы и Олимпийский турнир, безукоризненная честность которого перед футболом стала примером, оптимист, в чем-то Дон Кихот. Михаил Иосифович Якушин, проницательный, замкнутый, суровый практик, от внимания которого не укрывалась ни одна мелочь, ибо он, как никто другой, умел мелочи обращать себе на пользу. Николай Петрович Старостин, знаток человеческих душ, высоко ставящий личность игрока, изучивший едва ли не все, что может влиять на жизнеспособность команды. Николай Гаврилович Латышев, наш верховный судья, безошибочно оценивающий любую игровую ситуацию, у которого я проверял все свои сомнения. Уже упоминавшийся Валентин Александрович Гранаткин, знавший лучше, чем кто-либо, что футбол – игра всемирного значения не терпит суеты, торопливого реформаторства, бойких наскоков высокопоставленных дилетантов, и немало вынесший, стоя на охране его интересов. Лев Яшин, Валерий Воронин, Альберт Шестернев, Михаил Месхи, Сергей Сальников – «звезды» футбола, умевшие каждый по-своему поведать о том, что происходило на поле, что они там испытали и вытерпели…
Перечисление это обрывать жалко. Любой человек из мира футбола, с которым меня сводила работа, приоткрывал краешек занавеса, и там оказывалась сценка, когда красочная, а когда и двусмысленная, то правда, то ложь.
Я сделался внимательнейшим слушателем и гордился, если написанное выглядело достоверным. Осведомленность ставила меня с людьми футбола на равную ногу, защищала от возможных попреков за то, что сам не играл, не тренировал, не судил, не руководил.
Сейчас вижу: наука давалась легко, была бы охота. И потому легко, что люди футбола простодушны, как само их занятие. Если же кто-то из них ловчила, плут, высокомерный молчальник, он обязательно разоблачит себя, разоблачит по контрасту с людьми открытыми, благожелательными, бесхитростными. Достаточно стать собеседником внимательным, тактичным, не употреблять во зло тебе доверенное, не перебивать поучениями, и жизнь футбола откроется, можно черпать сколько душе угодно. Только невод надо закидывать пошире, выслушивать полагается многих, а не приникать к кому-то одному, пусть и знаменитому. Никто, ни Пеле, ни Яшин, ни Блохин, не знает всего, и они заблуждаются, чего-то не понимают. Футбол лишь в схеме своей – точное занятие, живет же он в борьбе взглядов, вкусов, представлений. Учеба не в повторениях за кем-то, а в отборе.
И вдруг один крупный разговор. Произошел он в ту пору, когда я воображал, что знаю о футболе «почти все», достаточно, чтобы писать, не ведая сомнений.
Мартын Иванович Мержанов, первый редактор еженедельника «Футбол», относившийся ко мне как к журналисту с отцовским пристрастием, однажды устроил мне сцену. Он оказался нечаянным свидетелем моей беседы с тренером, пространно рассказывавшим о причинах злоключений его команды. Как только мы остались одни, Мержанов напустился на меня: «И вы ему поверили? И напишете? Мы с вашей помощью его пожалеем, а каково зрителям? Он довел команду до ручки, на нее тошно смотреть, а его отговорки – сплошное жульничество. Имейте в виду, тренеры живут, уткнувшись в пресловутую специфику, а журналист обязан быть выше. Тот из нас, кто станет их рупором, превратится во вредного человека!»
С Мержановым мне было не привыкать спорить, наши перепалки были частью общей любимой работы. На этот раз спора не получилось: мой дорогой старший товарищ выпалил то, что во мне копилось и вызревало.
Знания необходимы. Не владея предметом, начнешь бряцать общими местами, и правота твоя быстро наскучит. Однако ценность знаний для нас в том, что они заставляют выбрать точку зрения и отстаивать ее. А в футболе, этой удивительной игре для всех, совершенно необходимо руководствоваться категориями идейности, нравственности, понятиями о хорошей и плохой работе, о честности и ответственности – словом, всем тем, с чем встречаешься в любой сфере жизни. Таинственность, непознаваемость специфики футбола – это от лукавого. Когда какой-либо «спец» заводит речь о том, что он знает футбол «от ноги», желая тем самым себя выделить, это уловка наивная и хвастливая. Знать «от ноги» в иных случаях полезно. Скажем, когда идет спор о том, как надо было поставить ногу перед ударом. Но аудитория не судит о футболе «от ноги», точно так же, как театральные зрители не вдаются в тонкости мизансцен, а читатели книг не подсчитывают эпитеты. Чтобы вникнуть в футбол, полагается привлечь воображение, рассудок, совесть. Знание ножных движений не выручит. Люди, делающие футбол и в него играющие, частенько не отдают себе ясного отчета в значении своего занятия. Они склонны все объяснить спецификой, техницизмом, даже магией, тогда как журналисту полагается все происходящее истолковывать не с травки, а с трибунной, людной верхотуры.
И явилось время, когда я, как журналист, осознанно испытал потребность быть свободным и независимым в обращении с футболом, высказывать о нем то, что думаю, не по-футбольному, а просто по-человечески. И когда это время пришло, возникли замыслы книг, и стало возможным вкладывать в писания не какую-то частичку самого себя, а все, что повелевают вложить жизненный опыт, здравый смысл, образование, воспитание. Словом, писать так, как хотелось, как мог. Другое дело – насколько это удается.
Но во всяком случае вопрос «Почему вы пишете о футболе?» перестал царапать. А если и зададут, то незачем мямлить и отшучиваться. Ответ прост. Пишу потому, что это меня занимает, потому, что интересно, нет конца открытиям, футбольная жизнь – просто жизнь, все в ней подлинно и всерьез. И годится, идет в дело все, что есть за душой – привычка размышлять о жизни и о людях, пережитое и прочитанное, путешествия и встречи, пристрастие к стихам, живописи, музыке. Невозможно же допустить, что миллионы людей приникают к футболу из желания постичь искусственный офсайд, удар щечкой или розыгрыш штрафного. Большой, удавшийся матч они не смотрят, а переживают. Скорее всего, мы, журналисты, пока не знаем, как все это наивернейшим образом выразить. Но этого не миновать, не сегодня, так завтра…
…Нескончаемый город – Мехико. Тринадцать лет назад мы с корреспондентом «Правды» Львом Лебедевым жили в дешевеньком частном пансионате «Каза Адамс», наши комнатки были на втором этаже, а телефон – на первом, и мы на звонки из Мос'квы летели стремглав вниз по скрипучей шаткой деревянной лестнице, как матросы, так что весь домишко подрагивал. «Каза Адамс» находилась за пределами центра, и я тогда вдоволь побродил по улицам, которые куда более рисуют Мехико, чем проспекты Инсургентес и Реформа, запечатленные на всех цветных глянцевых открытках. Эти улицы прямые и длинные, завернешь за угол – и опять точно такая же. Дома легкие, тонкостенные, рассчитанные на вечное лето, малоэтажные, выкрашенные скромными приглушенными красками – серые, розовые, светло-коричневые, бледноголубые, вывески и витрины всюду одни и те же, ориентиров нет, и легко заблудиться.
Вот и сейчас по сторонам такие же улицы, и я не знаю, Мехико ли это, пригород или какой-то другой городок. Задавать Горанскому бесцельный вопрос не хочется.
