Форвард № 17: Повесть о Валерии Харламове. - Дворцов Владимир Александрович (читаемые книги читать .TXT) 📗
Газеты были единодушны в своих комментариях. «Нью-Йорк таймс» писала: «Триумф террора над стилем». Журнал «Спортс иллюстрейтед» отмечал: «…болельщики были жестоко обмануты своими кумирами: то, что могло стать одним из самых лучших матчей мирового хоккея, превратилось в жалкий инцидент международного спорта».
Весной 1976 года армейский клуб в очередной раз выиграл чемпионский титул. Ранее сборная СССР завоевала золотые медали на зимней Олимпиаде в Инсбруке. На чемпионате мира в Катовице, хотя он не был победным для нашей команды, Харламов был признан лучшим форвардом.
Май. Весна. Валерию 28 лет. Он вошел в пору спортивной и человеческой зрелости. Он офицер Советской Армии, заслуженный мастер спорта. Любимец публики, и где бы он ни появлялся, обязательно его окружали поклонники. У него много друзей, в хоккее и вне хоккея, потому что характер у него незлобивый, потому что любит шутку, любит общение с людьми.
Он муж и отец маленького Сашкм.
Кончился сезон, отнявший так много сил, и наступит короткий отпуск, когда можно чуточку расслабиться, не смотреть на часы, посидеть с друзьями за столом, поболтать.
Двадцать восемь – еще молодость, человеческая и спортивная, и майские весенние дни наполняли его радостью бытия, и он целиком отдавался бесконечным дням отдыха. Но судьба уготовила ему жестокое испытание.
Он ехал на машине с женой Ириной. Пошел неосторожно на обгон, не заметив, что из-за поворота навстречу выскочил грузовик.
Тот, кто никогда не бывал в автомобильной катастрофе, не сможет представить себе эти короткие и такие растянутые мгновения, когда знаешь, что столкновение уже неизбежно, и все сжимается внутри в парализующем ужасе.
Удар, скрежет металла, провал в темноту. Пришел в себя Валерий на асфальте, и первой мыслью было: жив, где Ирина? Попытался было встать, пронзила острая боль. Не мог пошевельнуться. Вот она, Ирина. Стоит, к счастью, цела. Гудки. Взвыв сирены. Наверное, «скорая». Наверное, за ним. Если бы только можно было повернуть время вспять. Всего на несколько минут. Он бы ни за что не пошел на этот проклятый обгон. И вообще не надо было ехать. Надо было остаться дома, как предлагали Татьяна и Борис Михайловы, приехавшие в гости. И не было бы сейчас завывания сирены, не лежал бы он на асфальте и не гнал бы от себя ледянящую мысль о ноге, которой не мог пошевельнуть. Не было бы острой нестерпимой боли, которая властно корежила его. Он бы сидел сейчас за столом, и Борис рассказывал бы… Какие-то люди… Ах да, это же за ним, это его поднимают. Куда, зачем? Ну конечно же, это «скорая», а всхлипывает Ирина. Хорошо, что она на ногах.
Он хотел спросить жену, как она себя чувствует, но почему-то не мог пошевельнуть губами.
В госпитале диагноз. поставили довольно быстро: перелом ноги, двухлодыжечный сложный оскольчатый перелом.
Он лежал с ногой, закованной в гипс, смотрел в белый больничный потолок и изо всех сил гнал от себя мысли о будущем. Но чем яростнее он гнал их, тем упорнее они осаждали его. Врачи лишь вздыхали и качали головами. Конечно, кости срастутся, он будет ходить, может быть даже не особенно хромая, но хоккей…
Будет ходить. Сказать хоккеисту, что он будет ходить, – то же самое, что сказать пианисту: вы сможете держать в руке ложку. Ноги хоккеиста – тончайший и вместе с тем мощнейший инструмент. Именно они позволяют игроку мчаться по льду, мгновенно набирать скорость, менять направление, резко тормозить! Именно они помогают удержаться, когда его толкают, оттирают от шайбы. Для этого мышцы должны выполнять в ничтожную долю секунды целую гамму команд, а кости выдерживать космические перегрузки. Будете ходить…
По натуре своей Валерий был оптимистом, депрессии были ему чужды. После первого шока он начал постепенно приходить в себя. Вначале, когда нога его была недвижима и сама мысль об игре казалась такой же странной, как, скажем, мысль о полете при помощи взмаха рук, он говорил себе: «Что ж, это не катастрофа. Ты уже поиграл немало, кое-чего достиг, не мальчик, будешь тренировать».
Но вскоре понял, что это были только слова, самозакли,нания. Он еще не смирился с вынужденной остановкой, он еще хотел играть. Долгие годы хоккейной жизни, когда каждая клеточка, каждая мышца привыкли к напряженному физическому труду тренировок и бурной разрядке накопленной энергии во время игры, не давали ему даже возможности представить себе другое существование.
Врачи, рассматривая в пятый, десятый раз рентгеновские снимки ноги Харламова, каждый раз пожимали плечами. Кто знает, а вдруг это случай, который противоречит учебникам? Конечно, немалую роль сыграло и то, что всем им очень хотелось, чтобы их пациент сотворил чудо. Не надо ведь было быть особенным знатоком хоккея, чтобы знать, что такое для него Валерий Харламов.
И вот пришел день, когда они сказали своему пациенту:
– Все зависит от вас. Шансов вернуться на лед немного, но они есть. Вам предстоит нелегкий путь.
Валерий только усмехнулся: нелегкий путь. Можно подумать, что до катастрофы он шел легким путем. Можно подумать, что бесконечные тренировки, когда кажется: все, больше не могу, были легки. Приходилось ведь все время насиловать не только уставшие мышцы, но и сознание. А сознание шептало, настаивало, соблазняло: ну сколько же можно горбатиться? Хватит, отбарабанил свое, можно и срезать угол. И нужно было усилием воли свертывать шею этим соблазнам, и снова и снова идти путем трудным и не смотреть на тот, что полегче.
Пришел момент, когда ему разрешили подняться, потом дали костыли. Поразительно, как быстро слабеют мышцы, лишенные привычной нагрузки. Он сидел на кровати и смотрел на ноги. Даже на глаз было заметно, как уменьшились в объеме мышцы, какими мягкими они стали. Он уперся костылями о пол и медленно встал. Он напряжения немножко кружилась голова, и все вокруг плыло, покачивалось, как на волнах.
На секунду мелькнула мысль: не зря врачи сомневались, не смогу. К черту. Но тут же привычно подавил ее. Чему-чему, а этому спорт его научил. Большой спорт – это ведь в первую очередь постоянное преодоление себя, жизнь «через не могу». Да и стыдно стало. Вспоминался Алексей Маресьев и Владислав Титов, чью книгу «Всем смертям назло» он прочел еще до катастрофы. Им-то в тысячи раз тяжелее было, даже сравнивать нельзя.
Он встряхнул головой и сделал первый шаг. Первый шаг за долгие дни и недели глядения в больничный потолок и борьбы с сомнениями. Потом второй.
Через неделю он проковылял сотню метров до скверика и обратно. Это уже была победа. Если сегодня коекак прополз сто метров, значит, завтра можно одолеть сто двадцать. Потом – сто пятьдесят. А там Можно будет все меньше и меньше опираться на костыли, постепенно перенося тяжесть тела на дрожащие от слабости ноги. Это, как говорится, дело техники. Техники и воли.
В конце концов нечто похожее приходилось испытывать каждый год после такого короткого летнего отдыха. Казалось бы, играешь уже столько лет, привык к нагрузкам, ан нет. Возвращаешься после отпуска – а ведь и в это время следишь за весом и стараешься не потерять форму, – и так трудны эти первые втягивающие тренировки! И ничего, терпишь. Потому что знаешь: иначе нельзя.
Валерий ходил все больше и больше, и врачи постепенно переставали качать головами, начали улыбаться.
Но врачи врачами, упорство упорством, а колоссальную помощь оказали ему друзья. Не только ходили подкармливать вкусненьким в госпиталь, подбадривали, но Михайлов и Петров имели с ним серьезный разговор.
– Сборная собирается ехать за океан в сентябре, на Кубок Канады, – сказал Михайлов.
– Знаю, – сказал Харламов. – На этот раз без меня. У меня пока что другой курс-на ноги встать как следует.
– Знаем, – усмехнулся Петров. – Поэтому-то и решили тебе сказать, что без тебя не поедем.
– Спасибо, ребятки, но…
– Без всяких «но». Ты не можешь ехать, и мы не поедем, – сказал Михайлов. – Все-таки мы тройка, а не двойка…
