Контрапункт - Любецкая Татьяна Львовна (мир книг TXT) 📗
Впоследствии Аркадьев с удовольствием обнаружил, что в новичке счастливо сочетаются неистовая любознательность и самостоятельность мышления. Тренировка была для него священнодействием. Он довольно быстро сумел оснаститься фехтовальной эрудицией. С первых же своих шагов по дорожке был в состоянии помогать товарищам в постижении законов поединка. И все это на фоне бурной общительности и приязни к окружающим. Уже тогда в нем просматривалась склонность к тренерству, что отнюдь не мешало ему тренироваться самому и в конце концов стать чемпионом страны и серебряным призером чемпионата мира.
Он не был наделен одним из ценнейших фехтовальных качеств – скоростью и двигался по дорожке с торжественной размеренностью робота. Зато обладал другим, неизмеримо более ценным, достоинством: глубоко понимая психологию боя, предельно быстро реагировал на замыслы, действия противника – словом, был прирожденный тактик.
Быстроногие саблисты могли исполнить, быть может, самый резвый, самый стремительный «танец с саблями», а он их – передумывал. Это был на редкость надежный боец, и потому Виталий Андреевич всегда старался ставить его на решающие поединки. Кроме того, Тышлер был из тех, кто побеждал тем скорей, чем ответственней была ситуация. Если ему сказать перед боем: «От тебя зависит все, исход всей командной встречи», он прибавит вдвое и уж непременно выстоит. На памяти Виталия Андреевича, впрочем, есть один эпизод, когда Тышлер «не устоял», но сражен был тогда отнюдь не противником. В первом ряду у самого помоста сидела Она и своим присутствием обрекла надежнейшего из бойцов в самый разгар боя гарцевать на невидимом коне, величаво-галантно повернув голову в ее сторону. Этот «выезд» стоил ему победы, и, возможно, не только в бою…
Между Тышлером и Аркадьевым очень быстро сложились отношения единомышленников, влюбленных в один «предмет» – фехтование. Они оба воспринимали его не только как «вариант физического упражнения», но как обширнейшую область человеческой культуры, человеческого познания – со своей историей, географией, теорией, с элементами военной подготовки и театрально-художественным аспектом…
Когда они между собой разговаривают, непосвященный может их и не понять, ибо не знает ни аллегорий их, ни подтекстов, а также ни конца, ни начала беседы, которая длится, с точки зрения Тышлера, всю жизнь.
«У нас никогда не было темы полностью исчерпанной, – говорит Тышлер. – Я учусь у Аркадьева уже десятки лет, прекрасно знаю стиль и методы его работы, но не могу сказать, что уже всему научился.
Фехтование – очень старый вид спорта, внести здесь что-либо новое без обобщения всего предыдущего опыта невозможно. Эффект новизны, прогресса может возникнуть только на уровне синтеза. А для этого нужен метод. Вот этому-то – методу синтеза, а также анализа, оценок – и научил нас Аркадьев. В этом единственном все мы, его ученики, ставшие тренерами, схожи. Во всем же остальном каждый действует в соответствии со своим опытом, наклонностями, вкусами… Поэтому тренеры, учившиеся у него, такие разные…»
Однажды, лет этак двадцать пять назад, Аркадьев и Тышлер о чем-то поспорили; тема, естественно, была фехтовальная, но более точно причину спора сейчас никто не припомнит. Известно лишь, что Аркадьев был, как всегда в спорах, упорен, но при этом, как и всегда, ничуть не повышал голоса (его ученикам даже незнаком звук повышенного аркадьевского голоса, так же как, впрочем, и ученикам Бориса Андреевича). Тышлер же с трудом сохранял спокойствие и в конце концов запальчиво бросил: «Все равно вашим наследником буду я!». И теперь Виталий Андреевич признает, что так оно, в общем, и случилось. Методы работы Тышлера, то, что он, как некогда Аркадьев, заведует кафедрой фехтования в Центральном институте физической культуры (в ГЦОЛИФКе), его увлеченность сценическим фехтованием и, наконец, его тренерские успехи – все говорит о том, что он оказался прав.
Кстати, тренировать, помогая Аркадьеву готовить ребят к соревнованиям, Тышлер начал задолго до того, как бросил выступать сам. Казалось, он не мог не учить, словно опыт – непосильный для него груз, и эти свои уроки всегда охотно разбавлял всевозможными байками из фехтовальной жизни, ибо память его ревниво хранит все, что касается или, скажем, может коснуться фехтования.
В конце концов Тышлер обзавелся внушительной по численности и по спортивным доблестям «фехтовальной семьей»: Ракита, Сидяк, Кровопусков, Бурцев – это все чемпионы мира и олимпийских игр, и все они брали уроки у Тышлера.
А когда в 1974 году он оставит ЦСКА и уйдет в институт физкультуры, то всех своих учеников передаст сошедшему к тому времени с фехтовальной дорожки Раките…
На Олимпиаде в Мельбурне советские фехтовальщики – команда саблистов – впервые поднялись на олимпийский пьедестал, им вручили бронзовые медали.
А затем настал черед триумфа (также «бронзового») для нашего «личника» – ученика Аркадьева Льва Кузнецова.
Это был фехтовальщик широкого репертуара, с хорошей техникой и великолепным чувством боя (характеристика Виталия Андреевича). Дрался самозабвенно, с настроением, однако этим своим настроением владел отнюдь не всегда. И в отличие от Тышлера, например, не любил решающих боев, его оптимальным условием для выигрыша являлось сознание того, что все уже в порядке и его бой ничего не решает. Вот тогда он мог дать неслыханный концерт (Виталий Андреевич пользовался не раз этим нехитрым рычажком) – выиграть красиво и убедительно. И опять же в отличие от Тышлера крайне скуп на слова, предпочитает все сказать саблей. На Олимпийских играх в 1956 году это ему вполне удалось. Его сабля была там самой красноречивой среди наших сабель.
Пройдя все предварительные ступени, Кузнецов стал у нас единственным финалистом. А затем, победив в решающем финальном поединке непревзойденного мастера фехтовальных реприз француза Жана Лефевра, добыл советской команде еще одну бронзовую олимпийскую медаль. Поистине наши саблисты были на той Олимпиаде в ударе.
Бой за личную бронзовую медаль оказался столь эффектен – полон стремительных завязок и финтов, а также хлестких экстравагантных реплик, которые в перерывах между фехтовальными фразами позволял себе француз, – что привлек, по рассказам очевидцев, наибольшее в сабельном финале внимание. И концовка была достойна этого фантастического вихревого поединка.
При счете 4:4 Кузнецов бросился в отчаянное наступление: Лефевр, теряя на ходу свои реплики и репризы, обратился в бегство, а Кузнецов, угрожая ударами со всех сторон, летел следом за ним, наконец у самой границы дорожки вытянулся во флешь и, падая, нанес решающий удар по падающему, в свою очередь, с помоста Лефевру. Оба повержены, оба лежат, оба безоружны – сабли вылетели из рук. Но есть маленькая разница: один, падая, нанес удар, другой – получил.
Сейчас Лев Кузнецов – один из ведущих тренеров сборной страны, и с его стороны «внуками» Виталия Андреевича можно считать известных советских фехтовальщиков, чемпионов мира и олимпийских игр Эдуарда Винокурова и Владимира Назлымова. Назлымов к тому же дважды выигрывал личный чемпионат мира.
Как уже говорилось, в Мельбурне наиболее ярко фехтовали наши саблисты, хотя самые смелые надежды в советской команде связывались тогда с выступлениями рапиристок. И это не удивительно. Всего за месяц до Игр они впервые в истории советского фехтования стали чемпионками мира (в команде) – тогда еще все у наших фехтовальщиков было впервые, – победив грозных и искусных в диалоге клинков француженок. И казалось, впереди советских фехтовальщиц ждут новые славные победы. И так оно, в общем, и случилось. Только восхождение к этим победам оказалось не столь стремительным, как ожидалось. Попросту говоря, выступление наших рапиристок в Мельбурне было как две капли воды схоже с дебютом в Хельсинки, то есть две – Шитикова и Растворова – «застряли» в четвертьфинальной ступени, и лишь одна – Ефимова – сумела дойти до полуфинала…
Эмма Ефимова – единственная из учеников Виталия Андреевича – всю свою фехтовальную жизнь от начала до конца брала уроки только у него и потому в аркадьевском «роду» занимает совершенно особое место.
