Флагман футбола - Старостин Андрей Петрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Футбол еще был в младенческом возрасте, но яркие «звезды» и тогда уже горели на футбольном небосклоне. Кумирами петербургских болельщиков был Василий Бутусов, одесситов – Богемский и Злочевский, москвичей – Василий Житарев. Эти талантливые игроки выделялись своей блистательной своеобразной игрой. Но я говорю о них не для сравнения с нашими современниками. Такая аналогия ничего путного дать не может: другие времена, другие нравы. Но какими они представлялись своим почитателям, об этом рассказать считаю правомерным.
Первым, конечно, надо назвать представителя знаменитейшей футбольной династии Бутусовых, Василия, капитана русской национальной олимпийской сборной футбольной команды 1912 года.
Василий Павлович Бутусов типичный представитель первопроходцев русского футбола: игрок неукротимого духа и дерзновенной смелости. Ему были совершенно чужды какие-либо увертки или нечистые приемы для извлечения игровой выгоды. Он всегда стремительно и напористо шел вперед к воротам противника. Так, он грудью внес и мяч в ворота финских футболистов на Олимпиаде, забив престижный гол.
Василий Павлович из тех людей, о которых говорят – ладно скроен и крепко сшит. Быстрота его бега держала защитников в постоянном напряжении, знали: на полметра упустишь – не догонишь. Добавьте к этому «пушечный» удар, постоянное желание произвести его, незаурядное техническое мастерство. Когда он выбегал на поле, было видно, что он выбегает творить!
Внешне партнер по сборной России Василия Бутусова, Житарев, был совсем другим. Такой же рыцарь футбола по своей нравственной конституции, он в отличие от Бутусова был миниатюрного сложения. Его технические умения были более изощренными, финты в сторону почти неуловимы, стартовая скорость реактивной, он пулей срывался с места, успевая соизмерять стремительный бег с действиями по владению мячом. Наблюдая за ним со стороны, трудно было уследить взглядом за мельканием его иксообразных ног. Житарев обладал хлестким ударом с обеих ног, не затрачивая на замах ни одного лишнего мгновения.
Если сравнить центрального нападающего из Петербурга и левого инсайда из Москвы, прибегая к образному выражению, то первый – это скоростной бомбардировщик, а второй – истребитель. Но оба они из легенды о футболе.
Не меньше была слава и у упомянутых выше одесских футболистов первого поколения – Злочевского и Богемского. Оба «воспитанники» Куликовского поля, огромного незастроенного пустыря, на котором одесская ребятня развивала свои природные футбольные способности. Разнокалиберные по фигуре, они одинаково владели отточенным техническим мастерством и футбольной смекалкой. Мне довелось сыграть в двадцатых годах против знаменитого левого инсайда, и в тот единственный раз я ощутил, что еще не опустела пороховница «Злота», так любовно называла Александра Злочевского футбольная Одесса. Запомнилась его мощная фигура, крупная голова на крепкой шее. Подвижность, конечно, уже была не та, но ударом он продолжал пугать. После одного из них мяч пролетел возле штанги, как мне показалось, со скоростью и свистом снаряда. Сидящий на трибуне одессит коротко прокомментировал: «Большая Берта!» (Такое прозвище в народе получило дальнобойное орудие немцев, обстреливающих русские позиции в первой империалистической войне. Артиллерийские его снаряды – «чемоданы», – большого калибра (42 см), обладали огромной взрывной силой.)
Григорий Богемский вошел в историю русского футбола как непревзойденный дриблер. Его манеру игры опоэтизировал Юрий Олеша в своей замечательной повести «Зависть». Писательскому таланту автора в признании никто не откажет, в достоверности изложения сомневаться тоже нельзя: Олеша играл с Богемским вместе за гимназическую команду. Вот что пишет он в своей повести:
«…Что же, разве ты не видишь необыкновенного изящества его облика, его легкости, еще секунда – и он сейчас побежит, и все поле побежит за ним, публика, флаги, облака, жизнь!..»
Портретную галерею славы первопроходцев российского футбола можно и даже нужно дополнить еще несколькими портретами, но я сразу оговорил право вспоминать только о том, что с самого раннего возраста оставило наиболее глубокий след.
Мое сознание и мировоззрение, как и каждого мальчишки, формировалось под воздействием ближайшего окружения. Какие-то события оставили пожизненный след, какие-то забылись. По-видимому, вот такой неизгладимый след в моей душе процарапал футбольный катаклизм в Стокгольме, воспринятый мной как катастрофа жизненного порядка.
С того дня в моей душе угнездилось неприятное слово, своего рода жупел – «Цусима». Прошло три четверти века, а иногда нет-нет да и вспыхнет реваншистская неудовлетворенность. В особенности когда какая-нибудь осечка на международной арене.
Разумеется, никакая спортивная Цусима не должна лишать человека оптимизма, жизнерадостности. Я бы сказал, это основная ипостась спорта, футбола в частности. Именно спорт несет в себе заряд бодрости и целеустремленности на преодоление любых цусим. Но помнить о них надо, знать амплитуду футбольных колебаний от успеха до неудачи, ее неизмеримость, необходимо.
Однако все это последующие размышления. А пока я вслед за старшими братьями пошел в школу. За ними же я следовал и во внешкольной жизни. Она полнилась спортивными увлечениями.
Я на футбольную орбиту вышел не сразу. Со свойственной молодости пытливостью искал удачи во многих видах спорта, как и мои братья, которые долго делили любовь между коньками и футболом. Узкая специализация стала неизбежным требованием большого спорта. В былые времена лыжи и легкая атлетика, велосипед и коньки были родственными видами, поскольку многие чемпионы и рекордсмены совмещали выступления на беговой дорожке стадиона летом и на лыжне – зимой или соответственно на треке и на ледяной дорожке катка.
Увлечение конькобежным спортом привело Николая в Русское гимнастическое общество «Сокол», известное своими конькобежцами – Николаем Струнниковым, братьями Василием и Платоном Ипполитовыми, Николаем Седовым. Протоптал дорожку к Патриаршим прудам, где располагалось общество, и я. В РГО была футбольная команда. Команда так себе, с неба звезд, как говорится, не хватала. Но люди, в ней игравшие, самозабвенно любили спорт и беззаветно были преданы футболу.
Команду общество имело, а поля для игры не было. И тогда Николай подсказал руководителям РГО арендовать пустырь в Большом Тишинском переулке под названием «Горючка». Пустырь не застраивался, потому что все постройки сжигали дотла облюбовавшие «Горючку» уголовники и воры.
Секретарь общества, Николай Тимофеевич Михеев, заинтересовался предложением, район показался не дальним, и он доложил об этом меценату РГО, известному коньячному заводчику Шустову.
– У меня волосы дыбом встали, – говорил позднее один из руководителей общества. Павел Сергеевич Львов, – когда Михеев назвал этот знаменитый воровской пустырь, предлагая его арендовать под поле.
Но все же осмотр «Горючки» состоялся. От нашего дома до пустыря рукой подать. И активисты общества – II. С. Львов, Н. Т. Михеев и К. П. Квашнин – зашли к нам домой, чтобы посовещаться и обменяться впечатлениями.
Павел Сергеевич Львов, тихий деликатный человек, претерпевал прямо-таки нравственные муки при общении с завсегдатаями «Горючки», но «нес свой крест», по его признанию, во имя любви к футболу. «Искусство требует жертв!» – неоднократно повторял он, сокрушенно и примирительно вздыхая.
Сомнений было много. Поэтому Николай, посещавший РГО, приходил то радостный – «снимают «Горючку», то подавленный – «Шустов не хочет». Но так или иначе желание играть на «своем» поле взяло верх. Пустырь был арендован. Правление общества отпустило небольшие финансовые средства на постройку раздевалки и ворот.
В день открытия «Горючки» мы с братьями пришли туда, когда поле еще было пустынно. Наше нетерпение понятно: Николаю предстояло боевое крещение, он должен был впервые выступать за третью команду РГО. Но оказалось, что мы не первые. По полю одиноко бродил секретарь общества, он же секретарь Олимпийского комитета Михеев, в шикарном костюме, лаковых ботинках и котелке.
