Всеволод Бобров – гений прорыва - Пахомов Владимир Николаевич (книги серии онлайн txt) 📗
Могли ли соперники армейцев в той игре, зрители, работники уютного стадиона в березовой роще, симпатии к которому Бобров сохранил на всю жизнь, предполагать, что они – первые свидетели дебюта в большом спорте самого, наверное, талантливого советского футболиста и хоккеиста. Шла вторая неделя после салюта Победы…
«Сталинец» считался в ту пору далеким от центра стадионом, ибо от него было рукой подать до тогдашней границы Москвы. Болельщики, отправляясь на этот стадион, ехали на метро до «Сокольников», потом на трамвае их путь лежал по Стромынке, далее через Преображенскую площадь по Большой Черкизовской улице, посередине которой лежала полоса чахлого сквера. Потом трамвай сворачивал влево, а болельщики шли по Большой Черкизовской дальше, через небольшую плотину, мимо заболоченных прудов, на месте которых со временем появилось искусственное озеро с кинотеатром «Севастополь» на берегу.
Несмотря на отдаленность от центра, стадион в Черкизове любили и футболисты, и зрители. Его трибуны вплотную подходили к футбольному полю. «Сталинец» открывал сезон раньше динамовцев, которым поручалось проведение более значительных матчей.
Хотя машин в первое послевоенное время в Москве было мало, но на улице Горького и Ленинградском шоссе всякий раз возникали пробки, когда на стадионе «Динамо» предстоял футбольный матч. Плотным потоком растекались болельщики из двух вестибюлей станции метро «Динамо», а сотни людей, которым не достался билет, терпеливо стояли у ограды динамовского комплекса, прислушиваясь к шуму переполненных трибун и словно переживая заодно с владельцами билетов.
А какие тогда болельщики приходили на трибуны «Динамо»! Генералы, руководившие взятием Берлина, офицеры, начинавшие войну рядовыми, бывшие солдаты в застиранных гимнастерках с орденами Славы и медалями «За отвагу» или «За боевые заслуги». А сколько зрителей было на костылях!
Люди, прошедшие войну, познавшие за неполных четыре года столько, что хватило бы в иное время на долю нескольких поколений, приходя на стадион, символ мирной жизни, любовались молодостью, порывом, жизнелюбием. Пожалуй, никогда еще у нас в спорте, в том числе и в футболе, не появлялось столько ослепительных самородков, как в первое послевоенное лето, словно восполняя тяжелые людские потери. В сезоне победного года впервые заиграли у московских динамовцев Хомич и Карцев.
Впервые появился Бобров, установив рекорд, державшийся несколько лет, – в чемпионате СССР 1945 года он забил 24 мяча. В каждом из двух матчей второго круга дебютант поражал ворота соперников один-два раза. Затем начался розыгрыш Кубка СССР и Бобров в пяти играх отличился шесть раз (с «Зенитом» четырежды).
Вчерашние фронтовики с восхищением смотрели на неудержимые прорывы Боброва. Защитники нещадно лупили его по ногам, хватали за футболку, а он все же убегал от них, чтобы забить мяч. Этот дерзкий нападающий со своими 30 голами в сезоне, в глазах зрителей, олицетворял отвагу русских парней, которые шли с гранатой на танк, закрывали амбразуру вражеского дота, выносили под свист фашистских пуль немецкого ребенка, оказавшегося на нейтральной полосе, поднимали красный стяг над рейхстагом.
Боброва трибуны сразу полюбили, он вызывал симпатии не только игрой. Нравилась его внешность: высокий, плечистый русский парень, курносый, со стрижкой под «бокс», популярной у бывших воинов. Он никогда не грубил, и это тоже нравилось. Единственный раз Боброва удалили с поля 3 июня 45-го года во встрече с «Зенитом». Видимо, тогда он что-то сказал арбитру Николаю Латышеву, который потом всегда категорично заявлял: «Я никогда не удалял Боброва». Но вот однажды, во время встречи ветеранов футбола с болельщиками в киноконцертном зале «София», Всеволод, слушая выступление Латышева, тихо произнес соседу: «Выгнал ведь, такой-сякой меня однажды с поля».
Был еще один секрет популярности Боброва – он играл за команду, представлявшую Красную Армию. Тогда, в 45-м, была особая любовь к Вооруженным Силам.
Днем 9 мая 1945 года я был на Красной площади, от края до края заполненной народом. Есть снимок, сделанный там, ставший едва ли не хрестоматийным: над толпой ликующих москвичей взлетает военный. Отчетливо помню, как в разных местах Красной площади качали офицеров. А вот наград у них не помню. Быть может, их вообще не было, или они были, но очень скромные, неприметные, а потому мне не запомнившиеся. Наверняка, в тот день на Красной площади не оказалось ни одной знаменитости из участников войны, а откуда им было взяться, если с момента объявления об окончании войны прошло всего несколько часов. Еще кое-где в Европе гремели пушки – Красная Армия добивала гитлеровцев, не желавших признавать капитуляцию Германии, спешила в Прагу на помощь жителям восставшего города.
Но москвичам было совершенно безразлично, кто в этот день в военной форме оказался на Красной площади. В любом человеке с погонами они видели участника самой тяжелой в истории войны, одного из славных победителей.
Команда ЦДКА, за которую стал играть Бобров, тоже относилась к победителям. Правда, ее игроки, за редким исключением, не были на переднем крае, но в самые тяжелые месяцы 41-го они охраняли наркомат обороны, Генеральный штаб. Футболистов ЦДКА на трибунах окрестили «командой лейтенантов». После окончания войны лишь Федотов имел звание капитана, остальные были младшими лейтенантами, как, например, Бобров, лейтенантами или старшими лейтенантами. Они играли в красных футболках со звездочкой, что нравилось вчерашнему воину.
Писатель Василий Аксенов вспоминал: «Самым, конечно, любимым был лейтенант Сева Бобров, который на футболе мог метров с двадцати, перевернувшись через себя, вбить «дулю» в «девяточку», ну, а на хоккее, заложив неповторимый вираж за воротами, влеплял шайбу вратарю прямо «под очко». Да и внешностью молодой человек обладал располагающей: бритый затылок, чубчик на лбу, квадратная, наша, русская ряшка, застенчиво-нахальная улыбочка: Сева такой!».
А когда закончился сезон, Боброва из «команды лейтенантов», завоевавшей Кубок СССР, откомандировали в команду московского «Динамо» – чемпионы СССР отправлялись на родину футбола.
Самый модный цвет в футболе
Духовный подъем победителей обязывал динамовцев выступить с честью. Но никто ничего конкретного не знал о будущих соперниках. Таинственным в то время представлялся весь зарубежный футбол, не только английский. Правда, первые контакты наших и зарубежных спортсменов начались уже в первые годы существования советского государства, но до войны мы встречались лишь с рабочими клубами. Иных соперников у нас и не могло быть, поскольку советских спортсменов не признавала ни одна из международных федераций. Любому спортсмену или клубу, который осмелился бы встретиться с нами, грозило строгое наказание вплоть до пожизненной дисквалификации.
То, что англичане первыми прорвали блокаду вокруг нашего спорта и пригласили советских футболистов провести четыре игры еще до принятия тогдашней секции футбола СССР в международную федерацию, было неслучайно. В первую очередь, сказались всемирно-исторические победы Красной Армии, разгромившей фашизм и освободившей народы Европы, включая английский, от нацистского порабощения.
В Англии преклонялись перед Советскими Вооруженными Силами. Сталинград, жителям которого в свое время король Георг VI подарил большой двуручный меч с инкрустированными ножнами, выкованный самыми опытными, потомственными английскими оружейниками, стал на Британских островах символом стойкости, мужества. В Англии с удовлетворением отмечали, что фельдмаршал Монтгомери после окончания войны был награжден советским полководческим орденом Победы. Первые демобилизованные из британской Рейнской армии тепло рассказывали о своих встречах с советскими воинами.
Англия, одна из стран антигитлеровской коалиции, стремилась играть активную роль в устройстве послевоенного мира. Английские дипломаты вместе с представителями Советского Союза, США и Китая на конференции в Думбартон-Оксе в 1944 году участвовали в разработке Устава ООН, который вступил в силу 24 октября 1945 года.
