Божественный кулак Масутацу Ояма - Горбылев Алексей (версия книг TXT) 📗
Ояма Масутацу
Кёкусин–эномити. Ватакуси–но каратэ тэцугаку ("Путь к абсолютной истине. Моя философия каратэ")
Уважение ученика к учителю — идея не новая, и Ояму Масутацу в этом отношении оригинальным не назовешь. Скорее, наоборот: это типичный подход японского консерватора–традиционалиста, коренящийся в конфуцианской этике и давно ставший неотъемлемой частью культуры каратэ, да и вообще боевых искусств Дальнего Востока. Убедиться в этом легко. Раскройте книги Фунакоси Гитина, Мабуни Кэнва, Мияги Тёдзюна, Ямагути Гогэна и т. д. и т. п., и вы всюду найдете рассказы об учителях автора, обильно сдобренные разнообразными выражениями почтения.
Думается, после столь декларативного выражения почтения по отношению к своим учителям, мы вправе ждать и от Оямы Масутацу подробного отчета, когда и у кого он учился, но… Не тут-то было! В многочисленных работах Оямы трудно отыскать имена его наставников. Более или менее подробно основатель Кёкусинкай распространяется лишь о годах своего детства и лишь вскользь упоминает, что изучал школы каратэ Сётокан–рю и Годзю–рю «и другие», но, в конце концов, пошел «собственным путем». Из разрозненных упоминаний о занятиях боевыми искусствами Оямы, которые обнаруживаются в его собственных сочинениях и в воспоминаниях его учеников и коллег по каратэ, очень сложно составить цельную картину о пути мастера, поскольку даже утверждения самого мастера порой полностью противоречат друг другу. Более того, создается впечатление, что Ояма сознательно замалчивал имена своих наставников. Попробуем же реконструировать, хотя бы в самом общем виде, путь, который мастер прошел в постижении боевых искусств.
Какие боевые искусства Ояма Масутацу изучал в детстве?
Когда же Ояма начал заниматься боевыми искусствами и какими именно? В своей книге «The Way of Kyokushin» он утверждает: «Я начал свои занятия с так называемых Восемнадцати приемов (видимо, имеется в виду китайский стиль ши–ба лохань шоу — Руки 18 архатов) и системы чакурики (вероятно, имеется в виду чхарёк или, по–японски, тякурики)».
В разных вариациях эту информацию повторяет и большинство публикаций об основателе Кёкусинкай. Например, в работе Джона Коркорана и Эмиля Фаркоса «The Original Martial Arts Encyclopedia: Tradition -History — Pioneers» сообщается, что Ояма приобщился к занятиям боевыми искусствами в период учебы в начальной школе, когда жил в Маньчжурии у своей старшей сестры. В возрасте 9 лет он начал изучать чаби (чакурики), а также ушу шаолиньского направления у наемного рабочего из Северной Кореи по фамилии И, работавшего на его отца, и овладевал этими стилями до 12 лет. Некоторые авторы добавляют, что после переезда в Сеул в 1935 г. Ояма некоторое время занимался каким-то корейским боевым искусством.
Однако в своей книге «Сэйкэн итигэки» («Удар кулаком») Ояма неожиданно «изменяет показания»: «В Маньчжурии, на островке Хадзамасима, и прошло мое детство, впечатления которого я бережно храню и по сей день, так как уже тогда я понял, что мой путь жизни — боевое искусство. Воспоминания эти прочно связаны с одним человеком, которого все звали Сумомо–сан. На вид ему было лет тридцать шесть, и столько же, как говорили, знал он различных приемов боя… Господин Сумомо был личностью неприметной. Помню, он всегда держался в стороне, никогда не лез вперед, и нам, детям, не мог не показаться тогда чрезвычайно загадочным. Мы просто умирали от любопытства при каждой встрече с ним, ждали чего-то внезапного, необычного. Но всякий раз ничего особенного не происходило. Однако, в один прекрасный день, когда все работники фермы и мы, дети, собрались праздновать какое-то мелкое событие в одной из чайных, в помещение вошел незнакомец. Сначала он вел себя вполне пристойно, так что все о нем скоро забыли и перестали разглядывать. Но, выпив изрядную порцию спиртного, незнакомец вдруг принялся приставать к окружающим. Поначалу безобидно: достаточно было от него отмахнуться, и он уже отходил в сторону, присматривая себе новую жертву. Так продолжалось минут двадцать, пока, наконец, он не перешел все границы и не дернул господина Сумомо за его маленькую очаровательную косичку… Лучше бы он этого не делал. Да он и сам очень скоро сообразил, что сделал ошибку, но было уже слишком поздно. Молниеносным рывком Сумомо–сан вскочил на ноги и столь же молниеносным ударом уложил незнакомца наземь. Тот даже пикнуть не успел. Шуму не было почти никакого, все произошло в какой-то странной тишине, раздался только мягкий, приглушенный звук падающего тела, да еще дружный вздох окружающих: «Вот это да»!
Именно «Сумомо–сан», согласно «Сэйкэн итигэки», и стал первым учителем Оямы. У него он учился до 13 лет и не какому-нибудь чаби или шиба лохань шоу, а… японскому каратэ!
«Если раньше личность господина Сумомо вызывала у нас тихое обожание и глубокое уважение, то с этого момента… мы просто стали его боготворить, уже не было дня, чтобы мы стайкой не носились за ним, умоляя:
— Господин Тридцать Шесть! Ну, научите нас Вашим приемам! Это большая тайна, да? Ну, пожалуйста! Что Вам стоит? Это же не трудно! Мы Вам сделаем все, о чем ни попросите! Покажите только свои знаменитые тридцать шесть приемов!..
Завидев нас, он не пускался наутек, а наоборот, напускал на себя важный и таинственный вид, будто хотел и дальше держать нас в состоянии того беспредельного обожания, которое ему, что и говорить, ужасно нравилось. По крайней мере, нам всем так казалось. Он отшучивался, но ни разу не сделал попытки отмахнуться, уйти. Терпеливо сносил все наши приставания… Однако дальше такого общения дело у нас с ним не шло. Так или иначе, он всячески увиливал от прямого разговора и уж тем более от показа каких-либо приемов, так прошло несколько недель. И вот, когда мы совсем уж было потеряли надежду, однажды мы с моим братом увидели его отдыхающим от своих обычных дел. Рядом не было никого, кто мог бы помешать нам беседовать, и мы снова принялись за свое, стали жалобно упрашивать его показать хоть что-нибудь.
— Что толку в показе? Тут нужно много знать. И он стал вдруг рассказывать нам об искусстве драться… В рассказе я впервые услышал слово «каратэ», доселе мне незнакомое. Дело в том, что Маньчжурия …расположена в Китае… Так вот, о японских каратистах здесь мало рассказывали и, как я теперь понимаю, Сумомо–сан был кем-то вроде белой вороны…
Где-то через два-три дня он собрал нас в небольшую команду — человек восемь — и принялся показывать то, чего мы так долго ждали, мы с жадностью ловили каждый его жест, каждое слово. Монотонность упражнений нас вовсе не пугала — так велика была жажда научиться побеждать в бою кого угодно. Он, конечно же, перемежал занятия с рассказами о своих победах и победах своих товарищей. Говорил, как один выходил против нескольких человек и всех неизменно укладывал наземь. Тут я снова услышал название «Сэйкэн» — «Справедливый кулак»… Это его школа, оказывается, так называлась. Потом, правда, школу переименовали, но за ним это прозвище… закрепилось надолго», — пишет Ояма.
Из дальнейшего рассказа Оямы становится ясно, что этот «Сумомо-сан» был не просто заурядным учеником какой-нибудь школы каратэ, а настоящим мастером, бывшим на короткой ноге с ведущими японскими мастерами: «Однажды во время тренировки к нам зашел человек лет тридцати, как впоследствии оказалось, один из лучших мастеров каратэ того времени. Мы все, конечно же, напряглись, многие засуетились, пытаясь выделиться, показать себя незнакомцу с лучшей стороны. Не отставал от них и я. И вот, к моему удивлению, он, пошептавшись с учителем, указал на меня. Я делал вид, что ничего не замечаю. Затем послышалось:
— Вон тот, маленький, пожалуй, самый лучший!
