За закрытой дверью. Записки врача-венеролога - Фридланд Лев Семенович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Полюбил я там одну женщину, стенографистку, раньше была она женой офицера. Потом тот исчез с белыми. А она переехала в Саратов. Дошла она до моего сердца. Человек она хороший и неглупый. Легко было с ней говорить, хоть и сидело в ней что-то непростое, — порода, должно быть.
Что-ж тут было долго гадать и думать. Сказал я ей: «Давайте, поженимся, завтра же, если согласны. Только, пожалуйста, не невольтесь. Этого не надо. Уеду через неделю, и никогда больше не увидимся. И все пройдет. Баста!» Она засмеялась, а потом сказала: «Хорошо, завтра я вам дам ответ». Ну, и поженились.
Моя командировка окончилась. Вернулся я в Москву для доклада. Ее оставил, потому что вскоре должен был отправиться в Ленинград тоже на ревизию. Мы так решили: по окончании последней ревизии я вернусь в Москву, а она тем временем уладит свои саратовские дела и по телеграмме моей выедет в Москву. Люблю я ее. Тоскую по ней. Вот, думаю, нашел, наконец, жену, друга, женщину. И ужасно детей мне хочется. О семье мечтаю. О своей семье, именно, чтобы с детишками. Чувствую, что это хорошо.
Да-с. Вот здесь, в Ленинграде, подвернулась мне тоже одна. Защекотала нервы, что называется. Знакомых у меня в городе нет никого. А она забавная. Устает, должно быть, от своего Ундервуда, выстукивая целый день в управлении. Проболтал я с ней раз, другой, — она мне разные бумаги выполняла на машинке… Пригласил я ее как-то в кино. Оттуда зашли ко мне в гостиницу. Я враг ложной морали. Она тоже просто смотрит на вещи. Ну, остальное ясно…
Случилось это дней десять тому назад. Потом повторилось. И еще раз. Дня через четыре заметил я у себя крошечную не то царапину, не то язвочку. Особенно не беспокоился. Думал, пройдет. А она становилась все больше и больше.
Вот про эту нелепость я и говорю. Ведь не нужна была мне эта минутная связь. И вот теперь как же быть с женой? Через неделю-другую она приедет в Москву. И я вернусь. Приедет она здоровая, полная ожиданий. Я люблю ее. Думал о семье, о детях. А теперь? Ведь у меня сифилис. Си-фи-лис.
Он схватился за голову и умолк. Молчание длилось бы, вероятно, очень долго. Но мне было некогда. За дверью ждала еще длинная очередь. Тогда я кашлянул и повторил:
— Так кто же все-таки разрушил ваши мечты?
Лицо его было хмуро и серо. У угла губ залегла морщина. Он ответил с некоторым удивлением:
— Ваш вопрос странен, доктор. Я открыл вам все без утайки. Не пробуйте защищать эту машинистку. Ей ничто не угрожает. Ведь я не собираюсь ни убивать ее, ни преследовать за то, что она меня заразила.
Я спокойно оказал:
— И правильно поступаете. Это вполне логично. Человека, который не виноват, убивать или преследовать не за что.
Он сначала не понял, потом вздрогнул и, бледный, выпрямился на стуле.
— Как не за что? — тихо и раздельно проговорил он. — Что вы хотите сказать? Ведь если не она, то…
— …Ваша жена, — закончил я. — Безусловно. Заражение произошло, по крайней мере, месяц тому назад.
На него словно удала тяжесть. Он склонил голову. Плечи его опустились. Я продолжал:
— Если бы вы не были ослеплены любовью или тем, что вы называете любовью и вашей мечтой, вы не нашли бы здесь ничего невероятного. Сколько времени вы знали вашу жену? По вашим же словам, ваше знакомство продолжалось два месяца. До вас у нее была целая жизнь, были другие люди, другие мужчины. Вы подумали об этом? Конечно, когда любят, многое не приходит в голову. Кто думает о болезнях! Быть может, то, о чем говорю я, это верх трезвости. Я согласен. Но тогда будьте готовы получить все, что только ни шлет вам судьба, не взятая под контроль.
Он замотал опущенной головой, как бы отбиваясь от этих слов. Руки его лежали на столе. Лица его я не видел. Из-под черной линии волос выбегали две вздувшиеся вены, исчезавшие в складках переносья. Я продолжал:
— Конечно, это — большой житейский скандал, это — горе. Но что же делать? В конце концов, будете лечиться и вылечитесь; вылечится и ваша жена. Но я должен вам напомнить еще об одном лице. Вы заразили машинистку. Пожалуйста, не забудьте этого. Пока она еще в неведении. Но болезнь скоро проявится. Я думаю, вам следовало бы открыть ей глаза заблаговременно. Ведь вы враг ложной морали и, надеюсь, враг ложного стыда. Ждать, пока сифилис у нее разовьется, не обязательно. Это опасно. Медицина в состоянии предупредить это; предупреждать же лучше, чем лечить. Вы ее заразили. Это на вашей совести. Поэтому ваш долг заставить ее обратиться к врачу теперь же. Вы должны во что бы то ни стало убедить ее в этом.
Вот как статистика о легкости половых связей отражается жизнью. И таких случаев много, так много, что раздаются голоса о необходимости обязательного освидетельствования, вместо обязательного осведомления, при регистрации брачных актов. В настоящее время происходит борьба мнений за и против этой меры. Исход столкновения этих течений, вероятно, скоро найдет свое выражение в каком-нибудь законодательном постановлении.
Вас удивляет моя фраза: «Медицина в состоянии предупредить сифилис»? Представьте себе, это не фантазия. Вы об этом не слышали? Ну что-ж, это указывает только на новизну того завоевания науки, о котором мы сейчас говорим.
Машинистке посчастливилось. Она вовремя принялась за лечение. Она явилась ко мне дня через два после моего разговора с неудачным мечтателем. Это была молодая, со свежим румянцем женщина; когда она говорила со мною, в глазах у нее были слезы, а на лице застыло выражение ужаса. Комкая платок, она беспрерывно вздрагивала, точно она уже ощущала в себе пронизывание бесчисленных бацилл.
Я успокоил ее.
Вот уже почти год, как она закончила профилактический курс. Она совершенно здорова и, конечно, останется здоровой.
Совсем недавно она принесла мне из лаборатории записку с результатом вассермановской реакции. Это быль уже четвертый анализ крови; как и в предыдущие разы, показания были вполне благоприятные.
Амбулатория была полна посетителями. Воздух ожидальни был сиз от табачного дыма и пыли. Где-то хлопала дверьми уборщица. Вечерело.
— Ну что-ж, вы довольны? — опросил я посетительницу и добавил: — Вы хорошо отделались.
Она смущенно перебирала нитку кораллов. Светлые волосы завитками ложились ниже висков и оттеняли нежную линию щеки. Взгляд ее продолговатых серых глаз был несколько печален.
— Я отравилась или бросилась бы с моста, — тихо сказала она. — Но и сейчас я не спокойна, — голос ее задрожал, — иногда, как вспомню, внутри что-то так и сорвется.
Она посмотрела на меня испытующе.
— Доктор, голубчик, как страшна эта болезнь! Я боюсь, что когда-нибудь потом она откроется… Я вот читала об этих параличах… Я ведь теперь без конца читаю обе этих вещах, во все словари заглядываю, и там столько написано ужасного. Может ли отозваться когда-нибудь?
Ее губы сжались. Она снова зарыдала.
— Успокойтесь, — оказал я. — Что вы плачете? Слезы не вода, зачем их зря лить? Будьте же умницей. В любую минуту я дам вам удостоверение, что вы не больны. А удостоверение — это документ. Я несу за него ответственность. Если я даю его, значит, вы совсем здоровы. Вы сейчас такая, какою вы были бы, если бы никогда вас не коснулся мужчина. Утрите же ваши противные слезы.
Слеза бежала по щеке, а взгляд уже посветлел. Она вытерла глаза.
— Объясните мне только одно, — продолжал я. — Вы молоды, трудитесь, вы вовсе не кажетесь распущенной или любительницей легких забав. У вас довольно уравновешенный темперамент. Чувственность тоже не бьет из вас. Отчего же все это у вас так просто? Увидели человека раз, другой, и уже готово. Ну, я допускаю любовь с первого же взгляда, забурлившая страсть, но ведь ничего подобного, по вашим же словам, не было. Вот вы нарвались на сифилис. К счастью, все вероятно обошлось благополучно. А что, если бы к тому же оказалась еще беременность? Ведь это уже целая революция организма. Что бы вы делали тогда? Прибегли бы к аборту? Но рисковать здоровьем ради минутного наслаждения, разве это дело? Если за каждое мимолетное удовольствие вы будете расплачиваться такою ценою, что же от вас останется? Я вас не понимаю. Объясните мне все это, пожалуйста.
