Зрелый возраст - Эммонс Генри (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Оставаться гибкими в переменчивом мире
Человек устроен так, чтобы испытывать страх. Но гибкость тоже дана нам от природы. Если мы научимся поддерживать баланс между биологически заданной гибкостью и навязанной страхом ригидностью, то будем успешнее приспосабливаться и адаптироваться к сложностям второй половины жизни. Существует немало причин тому, что разные индивидуумы проявляют разную степень гибкости — и даже один и тот же человек на протяжении жизни ведет себя то более, то менее гибко. Полученная при рождении сеть нейронных связей в совокупности с накопленным за годы жизни опытом образует то, что Майкл Мерцених, крестный отец нейропластичности, называет «программой». Другими словами, у нас есть генетическая предрасположенность и к страху, и к гибкости, но наш мозг может постоянно меняться под воздействием опыта157.
Нейропластичность — способность мозга адаптироваться и меняться, то есть перепрограммироваться. Но как это происходит? Когда мозг выделяет и заучивает новую модель реакции, а потом убеждается на практике, что такая модель действительно помогает достичь цели, удовлетворить потребность или решить проблему, тогда он словно издает глубокий неврологический вздох облегчения158 — возобновляется гармоничное мозговое излучение. Глубоко в мозге начинаются массивные нейропластические изменения159 160.
В процессе перепрограммирования мозг рассылает сигналы о синтезе новых белков и инструкции о включении или отключении генов, инициирует химические реакции на синапсах, которые соединяют между собой нейроны. Только что усвоенный способ производства той или иной операции кодируется в качестве новой модели функционирования мозга. В этом суть гибкости. Постепенно, после многократных повторений, этот новый способ становится старым (привычным) образом действий. В то же время стареющий, но моложавый мозг продолжает поиск нового. И так и идет это перетягивание каната между нашей неиссякаемой тягой к познанию и стремлению к максимальной безопасности, то есть довольством тем, что уже известно. Возникающее в результате напряжение лучше всего снимают психофизические практики.
С точки зрения нейробиологии человек устроен так, чтобы как можно скорее превращать получаемый через ощущения внешний хаос в предсказуемые и упорядоченные правила и привычки. Так экономится масса времени, потому что нам не приходится разбираться во всем каждый раз с самого начала. Еще важнее то, что так мы сберегаем ценную метаболическую энергию, ведь для большинства видов от этого зависит выживание. Мы не должны каждое утро заново вычислять оптимальный маршрут до работы — это знание в кодированном виде хранится у нас в мозге, оно просто вызывается из памяти и подгружается в нашу ежедневную программу, когда мы выходим из дома. Таким образом созданные нами схемы и правила дают нам ощущение предсказуемости и контроля.
Однако реальность такова, что жизнь в конечном счете непредсказуема и почти не поддается контролю. У доктора Кена Драка, известного психолога, вроде бы сложилась идеальная профессиональная и личная жизнь, но в 1996 г. случилось несчастье: в дорожном происшествии погибла его красавица-дочь, учившаяся за границей. Он говорит, что в тот день трагедия оборвала и его жизнь161,162. Но со временем эта утрата заставила доктора Драка взглянуть на жизнь глубже. Он разработал набор «правил», или принципов, помогающих жить полнее, несмотря на то что человек имеет лишь ограниченную власть над множеством непредвиденных событий (в частности, он обнаружил, что срыв может привести к прорыву). Эти принципы описаны в его книге «Настоящие правила жизни» (The Real Rules of Life). В книге доктор Драк учит нас смело встречать то, что несет с собой новый день, — встречать жизнь такой, какая она есть. В то же время он учит нас адаптироваться и реагировать так, чтобы строить жизнь такой, какой мы хотели бы ее видеть. Это и есть гибкость.
Тот, кто хочет быть гибким, должен уметь переносить неопределенность и неизвестность. Гибкость возникает из стратегии проб и ошибок при решении проблемы, когда мы не можем знать, каков будет результат. Кстати, подобные эксперименты с новыми моделями поведения — краеугольный камень любознательности. Поиск новой схемы, нового правила часто сопровождается тревогой и даже психологическим смятением. Лев Выготский, выдающийся русский психолог начала XX века, выдвинул идею о том, что развитие ребенка двигается по пути, который включает в себя как эволюционные этапы, так и революционные. То есть этот путь никак нельзя назвать ровным, предсказуемым ростом.
Рассуждения Выготского во многом применимы к задаче сохранения гибкости во второй половине жизни. Раз человеку необходимо адаптироваться к внешним переменам, то он должен уметь модифицировать свои знания и ожидания при встрече с новым и незнакомым. Многие люди стремятся избегать любых перемен, выстраивая жизнь в рамках привычного и безопасного распорядка, который не оставляет места тревоге (ментальной форме страха). Однако цена за такую неподвижную безопасность — риск стагнации, а стагнация — это усыхание и атрофия тканей мозга, ведущая к полной потере адаптивной гибкости. Другими словами, сформированные нашим страхом представления о том, во что мы можем превратиться, со временем реализуются в нашей биологии.
Натали пережила глубокий кризис, в основе которого лежал конфликт между новым и привычным. Но благодаря ему она открыла для себя возможности нейропластичных изменений. Более 50 лет отношения Натали с окружающими определялись ее красотой. Потом вскрылись многочисленные измены ее супруга, а вместе с ними вышла на поверхность тревожная неуверенность Натали. Страх заставил ее поверить, что вне брака она не выживет. Она прокручивала в голове эти мысли снова и снова, и в конце концов самовнушение сработало: Натали осунулась, ее волосы поблекли, мышцы ныли, появились признаки расстройства пищеварительной и сердечно-сосудистой систем. Она даже думать была не в состоянии! Страх загнал ее в стагнацию и не давал вырваться из оков старых правил. Целенаправленная психофизическая терапия помогла адаптивным силам организма взять верх. Когда Натали освободилась от изживших себя представлений о собственной красоте, ее тревожность понемногу ушла, а вместе с ней ушли и биологические симптомы утраты адаптивной гибкости.
Решившись допустить в свою жизнь неопределенность, мы пускаемся в неведомое. После того как мы поэкспериментируем с новыми идеями или занятиями, наступает момент, когда мы обретаем наконец некоторую компетентность, быть может, даже мастерство. Однако до того чудесного момента будут и тяжелая работа, и отчаяние, и нетерпение или раздражение. Наградой же за развитие гибкости станет блистательная игра на пианино — как будто наши пальцы сами знают, что делать, или план продаж для нового клиента, ради составления которого не пришлось сидеть ночи напролет. Придет время, когда то, что давалось с трудом, покажется нам легким, естественным, даже приятным делом.
Человеческий мозг наделен неутолимым аппетитом к познанию — он хочет учиться на протяжении всей жизни. Он устает от рутины и жаждет нового — заставляя нас расти. Стремление мозга получить новый опыт толкает нас к тому, что неизвестно, непривычно и неудобно. Этот процесс наглядно прослеживается на электроэнцефалограмме. Когда мы принимаемся за что-то новое, упорядоченная волновая активность мозга становится хаотичной. Возрастают энергетические затраты. Активизируется метаболизм глюкозы, чтобы питать те области мозга, которые штурмуют новые проблемы или изобретают новые решения старых проблем. Мозг усердно трудится над тем, чтобы распознать и выделить модель, которая впоследствии может стать привычкой.
Творчество, новаторство и метроном в мозге
Развитие гибкости — не такой уж прямолинейный путь. Некоторые шаги в нем могут показаться довольно неожиданными. Из всех музыкальных жанров самым импровизационным является джаз. Джазовая мелодия не следует нотной записи, и хотя музыканты периодически возвращаются к базовой музыкальной теме, в основном они изобретают ее вариации. Творческое напряжение между основной мелодией и импровизированными фрагментами и есть главное чудо джаза. Пианист Дэйв Брубек говорил: «Можно играть безопасно, можно играть с разными трюками, а можно играть так, как люблю это делать я: играть опасно, когда приходится идти на риск совершить ошибку ради того, чтобы создать нечто такое, чего еще не создавал никогда».
