Утренняя фея - Касона Алехандро (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗

Алехандро Касона.

Утренняя фея

испанская народная легенда

в четырех действиях

Перевод с испанского Владислава Левитова

Действующие лица

Странница.

Тельба.

Мать.

Адела.

Анжелика.

Дорина.

Первая девушка.

Вторая девушка.

Третья Девушка.

Дед.

Мартин.

Квико.

Андрес.

Фалин.

Первый парень.

Второй парень.

Третий парень.

Моей Астурии, ее земле, ее людям, ее духу.

Действие первое.

Астурия. Первый этаж солидного деревенского дома. Крепкие стены из беленого камня и де­рева. В глубине большая дверь и окно в поле. Направо винтовая лестница, ведущая в верхние комнаты, на первом плане (справа же ) в ыход на скотный дв ор. Налево вход в кухню. На стен е висит коса. Грубая ореховая мебель и старые стенные часы. На полу боль­шие мотки шерсти. Ночь. Свет лампы. Мать, Дед, Андрес, Дорина и Фалин кончают ужинать. Тельба прислуживает за столом.

Дед. (разрезая хлеб). Хлеб все еще горячий. Он пахнет, как цветущий дрок.

Тельба. Дрок и сухая лоза — нет ничего лучше, чтобы топить печь. А что вы скажете об этом цвете? Золото. Это последнее зерно из амбара.

Дед. Пшеница хороша, но не только в ней дело. Господь придумал твои руки для того, чтобы печь хлеб.

Тельба. А яичные гренки? Зимой нет ничего лучше, если смочишь их в горячем вине. (Смотрит на Мать, которая с отсутствующим взглядом опирается локтями о стол.) Что же, хозяйка ничего не будет есть?

Мать молчит. Тельба тихо вздыхает. Наливает молоко в чашки детей.

Фалин. Можно крошить хлеб в молоко?

Андрес. А можно, кот будет есть со мной вместе?

Дорина. Место кота — на кухне. У него лапы всегда золой испачканы.

Андрес. А ты чего суешься? Кот мой.

Дорина. Зато скатерть стираю я.

Дед. Ну, уступи сестре.

Андрес. Почему это? Я старше ее.

Дед. Но она женщина.

Андрес. Всегда одно и то же! Коту нравится есть за столом — нельзя, мне нравится есть на полу — тоже нельзя!

Тельба. Ну, ладно, вырастешь — будешь распоряжаться в доме.

Андрес. Вот-вот, все время говоришь одно и то же.

Фалин. А когда мы вырастем, дедушка?

Дед. Скоро. Когда научитесь читать и писать.

Андрес. Если мы не пойдем в школу, никогда не научимся.

Дед (Матери). Дети правы. Они уже большие и должны идти в школу...

Мать (как одержимая). Не пойдут! В школу надо ходить через реку... А я не хочу, чтобы мои дети приближались к реке.

Дорина. Все другие ходят. И девочки тоже. Почему мы не можем ходить через реку?

Тельба. Хватит, хватит говорить об этом. (Дорине, собирая чашки.) Ты не хочешь испечь кукурузную! лепешку? А то печка скоро остынет.

Андрес (встает). Мы ее снова распалим докрасна. Я тебе помогу.

Фалин. И я!

Дорина. Можно, я положу сверху немного меду?

Тельба. А вниз — лист смоковницы, чтобы не подгорела. Ты должна учиться. Скоро ты станешь женщиной... и будешь одна в доме. (Уходит с детьми в кухню.)

Дед. Ты не должна была говорить об этом при детях. Они все время! дышат воздухом, отравленным горечью.

Мать. Она была их сестрой. Я не хочу, что­бы ее забывали.

Дед. Но они должны бегать на солнце и громко смеяться. Ребенок, который спокоен, — это не ребенок.

Мать. По крайней мере, около меня они в безопасности.

Дед. Не бойся, пуля никогда не попадает в одно и то же место дважды. Не думай об этом.

Мать. А ты не думаешь? Я знаю, о чем ты думаешь, когда часами сидишь молча с пога­шенной трубкой во рту.

Дед. К чему оглядываться назад? Что было, то было, но жизнь продолжается. У тебя есть дом, и он должен снова стать счастливым, как раньше.

Мать. Раньше все было так просто. Тогда здесь была Анжелика.

Дед. У тебя есть еще трое. Думай о них.

Мать. Сегодня я могу думать только об Анжелике, это ее день. Была такая же ночь. Четыре года назад.

Дед. Уже четыре года... (В задумчивости сворачивает самокрутку около огня.)

Со скотного двора входит парень с мельницы. Это Квико.

Квико. Отличная лунная ночь. Как раз для путешествий. Лошадь уже оседлана.

Мать (поднимает голову). Оседлана? Кто приказал?

Дед. Я.

Мать. Зачем?

Дед. Мартин хочет подняться в горы, чтобы самому отобрать быков для праздника.

Мать. И именно сегодня? В такую ночь он мог бы посидеть дома.

Дед. Но праздник завтра.

Мать (ворчит). Что же, если он так хочет, пускай...

Входит Тельба.

Квико. Хозяйка что-нибудь - прикажет?

Мать. Ничего. Пойдешь на мельницу в такой час?

Квико. Всегда найдется работа. А когда ее нет, приятно поспать под звуки цикад и воды.

Тельба (язвительно). И, кроме того, мель­ница стоит рядом с усадьбой алькальда... а у алькальда есть три дочери, одна другой хуже. Говорят, они отравили собаку, потому что она лаяла, когда какой-нибудь парень лез ночью через забор.

Квико. Говорят, говорят... Еще говорят, что ад вымощен женскими языками. Храни вас бог, хозяйка.

(Уходит, весело насвистывая.)

Тельба. Да, да. Будто я вчера родилась. Когда он идет на мельницу, глаза так и свер­кают.

Дед. Ты не помолчишь?

Тельба (убирая со стола). Я ни на кого не наговариваю. А если и говорю лишнее, так для того, чтобы стало легче... это - как бить по­суду. Разве тут жизнь? Хозяйка сидит, уставив­шись в стену, вы все время молчите по углам... И дети отвыкли говорить громко, стараются не шуметь, будто они ходят голые. Если я за­молчу, дом будет как мертвец.

Мать. В этот день не надо говорить громко. В тишине легче вспоминать.

Тельба. А вы думаете, я забыла? Но жизнь не останавливается. Зачем опускать шторы и твердить, что ночь? За окном каждый день встает солнце.

Мать. Не для меня.

Тельба. Послушайте меня, хозяйка. Рас­кройте настежь двери комнаты Анжелики, вы­тащите на балкон простыни, сотрите пыль

с сундуков.

Мать. Даже солнце не имеет права войти в ее комнату. Эта пыль — единственное, что мне осталось от того дня.

Дед (Тельбе). Зря стараешься. Она как человек, который не дает выдернуть занозу.

Мать. Прекрасная заноза! Лучше каждый день чувствовать ее вонзившейся в тело, чем забыть, как все вы.

Тельба. Молчать не значит быть бесчувст­венным. Когда я вышла замуж, мне казалось, муж не любит меня, потому что он никогда не говорил красивых слов. Но он всегда приносил мне первую гроздь винограда, и за семь лет он мне оставил семерых детей — все маль­чишки. Каждый выражается по-своему.

Дед. Да, у, тебя был муж что надо. Мужчины такими всегда были на этой земле.

Тельба. Как дуб. Его и топор бы не взял.

Мать. Муж приходит и уходит. Это не плоть от плоти, как дитя.

Тельба (медлит какой-то момент). И вы мне будете говорить, что такое дитя? Мне! Вы поте­ряли одну, мир ей и покой. А я потеряла семерых в один день! С землей в глазах, чер­ных от угля их вытаскивали из шахты. Я сама вымыла семь тел, одно за другим. И что же? Я покрыла голову и села около двери плакать? Я оплакивала их стоя, работая! (Её голос прерывается. Она утирает слезу краем передника и продолжает убирать приборы.) Я уже не могла иметь других, и я посадила на своем огороде семь деревьев, высоких и красивых, как семь юношей. (Еще тише.) Летом, когда сажусь вязать в их тени, мне кажется, что я не так одинока.