Убить фюрера - Курылев Олег Павлович (читаемые книги читать txt) 📗

Олег Курылев

Убить фюрера

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КОМПАНЬОНЫ

Он прошел под массивными сводами проезда Старогородской башни, вышел на мост короля Карла и остановился, завороженный открывшимися перед ним видами города. Воздух был почти недвижен, и редкие снежинки тихо опускались с низкого темно-серого неба. Прага стояла покрытая снегом, обесцвеченная сумерками пасмурного декабрьского вечера, словно запечатленная на старинной черно-белой, слегка тонированной панорамной фотографии, оттенки которой казались то кремово-теплыми, то синевато-холодными. Неяркие белые покрывала, шапки, шапочки и накидки лежали на черепичных крышах Старого города, на большом круглом куполе орденского храма Святого Креста, покрывали головы, плечи и сутулые спины безмолвных мостовых скульптур. Два ряда каменных епископов, королей, рыцарей и монахов тянулись вдоль моста в сторону Малостранской башни, очертания которой были размыты мглистым пространством зимнего вечера, так что хитросплетения гранитной вязи, вуалью наброшенной древними мастерами на мощную кладку ее стен, почти не различались.

Он смахнул снег с ограждения, облокотился и посмотрел вниз. Далеко вперед выдавались острые, будто форштевни перевернутых броненосцев, каменные волноломы моста, обтекаемые черными водами Влтавы. Перед каждым из них на некотором удалении торчали из воды мощные деревянные брусья, сбитые большими железными скобами. Они выступали из воды очень полого, словно нацеленные на мост орудия затонувших кораблей, и, вероятно, предназначались для взламывания наползающего на них льда в период ледохода. Вода бурлила вокруг, и через некоторое время начинало казаться, что мост и ты сам оказываешься вовлеченным во встречное движение.

«Как все же странно, — думал он, снова всматриваясь в панораму растворяющихся в пространстве мостов и башен. — Четыре дня назад я был здесь, стоял на этом самом месте под летним солнцем, а в обе стороны текла бесконечная многоцветная толпа. И вот, четыре дня спустя, но двумя веками раньше, я снова здесь. Стою на пустом мосту и ломаю голову: когда впервые я ступил на эти камни? Тогда, четыре дня назад, или сейчас, двумя столетиями раньше?»

Он усмехнулся, поежился, смахнул с плеч снег и вынул из кармана часы. Оставалось десять минут.

«А ведь там уже изрядно нервничают», — вспомнил он сотрудников института, вечно недовольную физиономию заместителя директора, пренебрежительную ухмылку оператора Столбикова, намакияженное лицо ассистентки Вероники, толпящихся в коридоре охранников и прочей публики. Теперь все это в прошлом. Вернее, в будущем. В очень далеком, уже недостижимом для него будущем. Через десять минут окно закроется, но и теперь, даже если он бросится бежать из всех сил, то ни за что не успеет к месту реинсталляции.

Жребий брошен. Пути назад уже не существовало. Десятое декабря 1911 года стало точкой отсчета второй половины его жизни. Станет ли эта половина действительно половиной или окажется жалким огрызком — этого он не знал. Будет ли она лучшей или скоро он поймет, что совершил величайшую глупость и погубил себя? Теперь это было уже не важно. Он, Савва Викторович Каратаев, сам сделал осознанный выбор и стал невозвращенцем.

Это была первая командировка Каратаева, старшего научного сотрудника центрального ИИИ — Института исторических исследований при Академии наук. Командировка настолько простая, что главный оператор Столбиков, видя волнение усаживаемого в кресло новичка, покровительственно наставлял его:

— В твоем распоряжении пять часов, так что можешь особенно не напрягаться, — нудно бормотал он себе под нос, инсталлируя программы и загружая физико-химические, антропометрические и прочие данные объекта хронопортации. — Но к четырем вечера по тамошнему времени чтобы был как штык. Понял? В крайнем случае (но это только в самом крайнем случае) я смогу продержать окно еще час. Потом, как говорится, пишите письма.

Этому компьютерному придурку даже не могло прийти на ум, что волнение клиента вызвано не боязнью перед его первой экскурсией в прошлое, а принятым им решением. Решением, выстраданным в течение многих бессонных ночей. Много месяцев ждал он этого момента. Несколько раз вопрос об его отправке откладывался, потом его снова начинали готовить, но точка времени и место назначения становились другими. То считалось, что отправляться слишком опасно, то чересчур дорого, то сложно для неопытного новичка, которого в последний момент заменяли кем-то из бывалых. А он, всякий раз узнавая о новой дате и месте, снова начинал лихорадочно готовиться к встрече с ними, сутками просиживая в электронных архивах института в поисках всего, что может ему пригодиться там, в прошлом.

И вот — десятое декабря 1911 года. Не самое лучшее время, чтобы начать все сначала, но и не самое худшее. Впереди мировая война, а если повезет, то к шестидесяти годам еще и вторая. И все же это гораздо лучше, чем, скажем, 1915 или 1918 год. Еще есть время, чтобы адаптироваться и как следует подготовиться к тяжелым временам.

Суть его задания и в самом деле была достаточно проста. После тщательной проверки — нет ли в этом месте какого-либо предмета или человека — он инсталлировался на одной из тихих улочек Праги. Под видом сотрудника немецкого исторического музея ему нужно было пройти в читальный зал Национальной библиотеки в Клементинуме и спокойно поработать там с несколькими единицами хранения. С теми, что бесследно исчезнут после немецкой оккупации Чехословакии. Ему предстояло просто-напросто скопировать некоторые тексты, главными из которых являлась секретная переписка Наполеона и Александра I в период «Ста дней». Оказывается, в то время когда неумолимая судьба подталкивала три армии к маленькой бельгийской деревушке Ватерлоо, два означенных императора что-то коварно замышляли. В нагрузку к основному заданию прилагалась куча дополнительных. Какие-то материалы относительно «Венского конгресса», тексты средневековых майстерзингеров с Вальтером фон Фогельвайде во главе, религиозные опусы раннехристианских схоластов и прочее в том же духе. Все это были не его темы, но в командировки направляли, как правило, знатоков данной эпохи, а не специалистов по извлекаемым из этой эпохи историческим или лингвистическим материалам. А поскольку Центральная Европа первой половины двадцатого века имела к специализации Каратаева самое прямое отношение, его и послали.

На свою голову.

Савва еще раз взглянул на часы. Все. Началось.

Беготня, звонки. Растерянный Столбиков доказывает, что у него все в полном порядке, параметры в норме, никаких сбоев не зафиксировано. Замдиректора вытирает платком взмокшую лысину, терроризируя бестолковыми командами окружающих, но уже прекрасно понимает, что ничто не поможет и ему не избежать грандиозных неприятностей. У всех в головах один вопрос: что случилось? Отказ системы, роковая случайность типа подвернутой ноги, когда командированный не успевает в срок прибыть к месту хронопортации? А может, он там попал под лошадь? А может, поел чего-нибудь и отравился. А может, выпил да свалился с моста…

Он поднял воротник и в последний раз осмотрелся вокруг. Сказочные, словно из Диснейленда, шпили Тынского храма и Старогородской ратуши, колокольни Святого Вита над крышами Королевского замка, десятки растворяющихся в серой пелене башен и башенок. Как все же здорово, что все это благополучно переживет войны и оккупации на зависть сотням других городов, судьбы которых не будут столь счастливыми. Они, эти города, стоят сейчас, такие же прекрасные, по берегам Рейна, Эльбы, Изара, Дуная, Вислы, Эмса, Мотлавы, и никто на земле не в состоянии помыслить, что золотой век их архитектуры уже начал отсчет своих последних десятилетий.

Каратаев тряхнул головой и решительно направился обратно, в сторону вокзала. Проходя Клементинум, он подумал было поискать такси или экипаж, но времени оставалось еще достаточно, и он предпочел сэкономить несколько лишних крон.