Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную (СИ) - Семибратов Владимир Викторович
– Ну про иуду это ты зря, – Истомин глянул Мерзяеву прямо в глаза. – Если уж кто из нас иуда, так это только ты и никто другой. Я-то за родину свою воюю, да, да, именно так. За родину, а не за советскую власть. А что касается того, что нам в Гражданскую англичане и американцы с красными воевать помогали. Да, было такое дело. Вот только мы не их форму носили и не как солдаты их армии в бой с красными шли. Чувствуешь разницу
– Так значит, ты за Деникина
– Какого Деникина – не понял Истомин.
– Антона Ивановича, – уточнил Мерзяев. – Он, как война началась, воззвание ко всей русской эмиграции сделал. Что раз Гитлер на Россию напал, то мы все должны, дескать, на её защиту встать.
– Да, за Деникина, – подтвердил Истомин. – И мне очень приятно слышать, что генерал Деникин Антон Иванович иудой не стал.
– Значит, ты меня убьёшь – упавшим голосом спросил Мерзяев.
– Нет, казню как предателя или… – Истомин, сделав паузу, положил руку на кобуру с трофейным «Парабеллумом», – можешь застрелиться, ты же офицер.
– Хорошо.
«Да, неоднозначная ситуация. – Истомин поднял с земли «Парабеллум». – И вроде бы правильно всё, враг он, однозначно враг, раз с немцами пришёл, и иуда в полной мере. Ну не слепой же он был, в конце-то концов, чтобы не видеть, что такое теперешние немцы есть, чтобы их с интервентами путать. Но с другой стороны вроде… Хотя нет, с какой стороны не крути, всё одно выходит не тех он союзников себе выбрал, чтобы с советской властью счёты сводить, ой, не тех. Злоба на большевиков разум ему затмила, не иначе. А злоба она ведь вещь такая, напрочь ум вышибить может. Вот как у вас, ваше благородие, например, – вмешался в ход мыслей Истомина внутренний голос. – Встали тут посреди леса и дискуссии сами с собой развели. Как да если бы да не так, ну прямо комиссар на политчасе. Только тот, у своих политику толкает, а вы, господин штабс-ротмистр, у немцев под боком. Ну и кто же вы после этого А ведь точно, – спохватился Истомин, – тут же до той поляны и пары километров не будет, а если немцы серьёзные поиски начнут, то… А я тут стою и о политике рассусоливаю. Да и вообще глупая это изначально идея была немцам допрос устроить. Ну чего они в сущности такого важного могли знать Положил бы их всех разом, шашлык в зубы – и ходу. Так нет же, вообразил себя мстителем всея Руси, и Бордо не попробовал, а оно наверняка марочное было. Ладно, всё, в дорогу», – и, сунув в вещмешок кобуру с «Парабеллумом», Истомин быстрым шагом углубился в лес.
Шёл долго, с максимальной осторожностью, часто делая петли, чтобы сбить со следа возможную погоню, и только отойдя от известного места километров на десять, Истомин решил сделать привал. Но не тут-то было. Сзади со стороны грунтовой дороги, которую он только что пересёк, послышался шум двух мотоциклетных моторов, а потом ударила пулемётная очередь. Влип, мгновенно упав на землю, Истомин взял на прицел мотоциклистов, но тут же понял, что стрельба ведётся не по его душу. Его немцы из-за деревьев не видели вообще, к тому же у них было занятие поинтересней, чем искать в придорожных зарослях одинокого бойца Красной армии.
Немцы охотились на человека. Именно охотились, по-другому не назовёшь. Человек бежал от них к лесу, а они гнались за ним на мотоциклах, периодически постреливая из установленных в люльках пулемётов под ноги бегущему. Всё равно, что гончие на зайца. Так, немецкая охота в русском лесу. Истомин усмехнулся. Ладно, шестеро уже шашлык съели, теперь очередь за охотниками.
Человек бежал как раз в сторону Истомина. То, что надо. «Ну, ближе, ближе. Ох ты, да он инвалид, и в возрасте, уже лет пятьдесят, не меньше». И действительно, правой руки ниже локтя у человека не было, а в левой он тащил кожаный мешок. «Да брось ты его, дурень, не добежишь ведь, что там, золото, что ли» – думал Истомин, выцеливая мотоциклистов. Всё, человек без сил рухнул на землю в каких-нибудь пятнадцати-двадцати метрах от Истомина. Немецкие мотоциклисты резко затормозили рядом. «Ваш выход, господин штабс-ротмистр». Истомин срезал всех шестерых одной очередью, а потом, выйдя из зарослей и на ходу сменив магазин автомата, добавил ещё. Так, с этими порядок, а как там «заяц» «Заяц» лежал на земле и тяжело дышал.
– Выпейте воды, – Истомин протянул ему открытую флягу. – Идти сможете – спросил он, после того как спасённый им человек прекратил пить.
– Да, – закивал тот, – могу. Спасибо вам, товарищ, только мешок мой возьмите, там… – он сделал паузу, – государственные ценности.
– Ладно, – Истомин поднял мешок. – Ну ничего себе, да в нём полпуда веса, не меньше. Госценности, значит. Точно золото или что-то в этом роде. Вот значит как. Но такую тяжесть в одной руке тащить, на нём даже лямок нет.
– Я сейчас, – Истомин подошёл к одному из мотоциклов, открыл багажник, достал оттуда немецкий пехотный ранец и, выбросив всё содержимое, сунул туда мешок. Так-то лучше. Полпуда на спине не то, что в руке, тем более, когда она у тебя одна.
– Всё, – Фёдор Иванович Рублёв, а так звали спасённого Истоминым человека, пошатнувшись, схватился за ствол дерева, – не могу больше, давайте хоть пять минут отдохнём.
– Не пять минут, а до утра, и не меньше, – Истомин огляделся. – Здесь ночевать будем. Мы по ручью шли, так что немцы нас даже с собаками не найдут. Да и вечер уже, привал.
Некоторое время оба лежали молча. Потом Истомин вынул из вещмешка трофейный паштет. Обед и ужин сразу, что же, давно пора. От голода уже подводило живот. Пеший переход для кавалериста – нет, всё же с первого раза трудновато. На продуктах решили не экономить, так как вдали стала отчётливо слышна канонада, а, следовательно, до фронта один день перехода или около того. Ну а в случае чего у немцев можно подхарчиться, если повезёт, конечно.
– Ну что же, – начал Рублёв, когда они покончили с едой. – Разрешите представиться ещё раз, Рублёв Фёдор Иванович, кассир госбанка. Как вы уже, думаю, догадались, в мешке…
– Золото – Истомин улыбнулся.
– Да, восемь килограммов драгметалла в слитках и деньги еще – пятьдесят серебряных рублей екатерининской чеканки, но это мелочь, главное, вы, Василий Андреевич, золото от немцев спасли. Как только до наших доберёмся, я буду ходатайствовать о награждении вас орденом, и не меньше. Это же настоящий подвиг. Ведь здесь, – Рублёв хлопнул по ранцу, – десятки танков, сотни орудий, тысячи снарядов, гранат и патронов. Огромный неоценимый вклад в фонд обороны.
– Ну, насчёт моего участия вы, Фёдор Иванович, несколько преувеличиваете, – возразил Истомин. – Уж кто-кто, а подвиг совершили именно вы. А я так, на подхвате был. Оказался в нужное время в нужном месте, и не больше.
– Может быть, может быть, – согласился Рублёв, – но и вы награды достойны, так что уж не скромничайте.
– Ладно, – согласился Истомин, – не буду. Вот только мне одно непонятно. Как так случилось, что вы один такие ценности переправляли, их же ведь с охраной транспортировать должны
– Должны-то должны, – вздохнул Рублёв, – да вот только тут такая история получилась. В общем, это клад.
– Как клад – не понял Истомин, – его что, перед войной нашли
– Нет, – мотнул головой Рублёв, – в войну, причём благодаря немцам. Они по нашему филиалу, а он у нас в старинном купеческом доме был, во время очередного артобстрела снарядом попали. Часть стены-то и рухнула, а оттуда слитки посыпались. Трое нас было я, охранник и шофёр. Так мы это всё в мешок, сами в эмку – и ходу. Да только далеко уехать не получилось. Мессер нас расстрелял. Я один живой остался. Вот и пошёл с золотом к линии фронта. А тут немцы, а тут вы, Василий Андреевич. Так что спасибо вам ещё раз, а то бы конец. Ну не врукопашную же мне против немцев с одной-то рукой идти. Так бы и угодил к ним в лапы. Я же с ними ещё в Империалистическую с самого четырнадцатого года воевал. Так что у нас в этом вопросе взаимные любовь и уважение, так сказать.
– Руку там потеряли – поинтересовался Истомин.
– Нет, на Гражданской, – снова вздохнул Рублёв. – Летом девятнадцатого, на Урале. Мы тогда беляков генерала Каппеля добивали. Вот тогда-то мне руку и посекли. 20 июля, аккурат в день рождения. Сшиблись мы тогда с белыми, наскочил на меня офицер один, как молнией шашкой махнул – и нет руки. Сразу видно, рубака был изрядный. Хорошо, что хоть клинок у него сломался, а то бы располовинил меня вторым ударом до седла, не иначе.
