Даймон - Валентинов Андрей (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Дорожка 11. "Танго Магнолия". Автор музыки и слов Александр Вертинский. Исполняет Олег Погудин. (2`34).
Можно по-разному оценивать «серебряный голос» Олега Погудина, но Вертинского он исполняет хорошо. Может, потому что он и сам несколько жеманен и фатоват.
Товарищ Север спрятал мобильник, на солнышко поглядел. Весеннее, ярко светит! Пусть воздух пока холодный, и ветер налетает, но все равно – хорошо. Почки набухли, вот-вот первые листья выклюнутся…
Весна!
Да, весна. Апрель. Желтая громада университета, маленький мостик, шум трамваев внизу. Варя еще не пришла…
…Черт знает что творится! Сколько взрывов было? Два? Четыре?
Рука нырнула в карман, нащупала кожаный футляр мобильника. Хорсту что ли звякнуть? Пусть своих ребят подбодрит. В самом деле! Виданное ли дело: командиру областного подполья обстановку доложить толком не могут. Взорвали – ясно. А где, сколько, главное же – кто и почему…
Опаздывает Варя. Непохоже на нее!
Вновь рука в кармане. Шоколадка на месте? На месте – "Свиточ" молочный с орехами. Смешно, если подумать. Можно белый "мерс" подогнать, устроить свиданку в новом ресторане на Лермонтовской. Целых три их там, новых: "Диканька", где Федя Березин парней из "Опира" спаивал, "Старгород" с пивом чешским, вдобавок ко всему "Венский дом" в четыре этажа. Выбирай – не хочу. Но не в "мерсе" дело, не в ресторане, и не в конспирации (кто смотреть станет?). Хотелось встретиться, как когда-то – у мостика, с шоколадкой в кармане. Для того и старую куртку надел, а не новое пальто из бутика.
Где же Варя?
Со взрывами, конечно же, ерунда получается, ерундовее не бывает. С утра мобильник ахтунгом завопил. Для подобных случаев товарищ Север поставил особую мелодию – "Танго Магнолия". Если не Хорст, не Женя (эх, Женя!), не мама, значит, ахтунг, ахтунг. "В бананово-лимонном Сингапуре" – или сержант Михаил Ханенко или Василий-антифашист. Вот и начали трезвонить, не утро – сплошной Сингапур.
Первый взрыв – в универсаме "Юси" на Алексеевке. Есть раненые.
«Это не мы, Алексей Николаевич! Не мы!..»
Второй – в "Сельпо"-мегамаркете, тоже на Алексеевке. И там раненые, больше десятка, двое – тяжело.
«Алексей Николаевич, может, наши менты из АГ-2 шкодят? Ох, не верю я им!»
Третий и четвертый – на Салтовке, поближе к Алешиной комнате. Без крови обошлось, только стекла разметало. "В бананово-лимонном Сингапуре, когда поет и плачет океан…"
– Здравствуй, Алеша!
– Здравствуй, Варя!
Изменилась! Пальто новое (тоже из бутика?), берет… Не в берете дело. Изменилась!
– Ну, як дела, малюня? Як твоя дивчина? Письма пишет?
– Какая? А! Она не моя, мы просто… Ты-то как?
В новостях после полудня сообщили. Не четыре взрыва, а два. И раненых всего ничего, то ли трое, то ли четверо. Все прочее – слухи, оснований не имеющие. Не поддавайтесь панике, дорогие сограждане!
– Я добрэ, Алеша, все в мэнэ хорошо. По тебе скучаю, но… Ничего, вважай, прошло. А та дивчина, ничего, справна. Неужели меня лучше?
– Варя! Мы просто… Просто друзья. Ей нужно помочь и… Спасибо тебе… Варя, что у тебя случилось?
А как панике не податься? Опустели супермаркеты, отхлынул народ подальше от смерти. Всякое в городе было, но бомбы с 1943-го не взрывались. Телепередачи прервали, вышел к экрану Нам Здесь Жить, новоизбранный мэр, понес околесицу. Послушать, так словно оправдывался: не я приказывал, без моего ведома…
А с чьего тогда? Кто в городе, товарищу Северу вверенном, шалит? Без Ивана Ивановича "эскадрон" притих, не своевольничает. Значит, есть еще кто-то – с бомбами наготове?
Ясное дело – есть. Эх, не оказалось бумаг при страшном человек! Словно чувствовал Иван Иванович, кол ему осиновый, ничего не захватил! Что там еще в пакете от Юрия Владимировича? Узнать бы!
– Случилось, Алеша. Хач тот… Артем Суренович… С жинкой развелся. Женимся мы с ним, после майских подадим заявление. Долго ты ждал, малюня, слишком долго!..
– Ты… С хачем, значит? С Артемом… Артемом Суреновичем? Он же тебя принуждал, он тебя насиловал! Как ты могла, Варя?..
Что в тревожном пакете неведомо, но подобного товарищ Север ждал. Чувствовал – не обойдется без особенной, штучной гадости. Не просто чувствовал – головастики из АГ-3 предупреждали. Типичная схема переворота. Сначала "тихий" террор, истребление всех опасных, потом "громкая" фаза. Там и до бомб дело доходит: посеять панику, ужас навести. Заорет народ благим матом, о помощи взывая – танки и подоспеют.
Классика!
Значит, правда? Значит, 26-го? Второй Чернобыль?
– Всяко случается, малюня. Взяв силком та стал милком… Серьезный он чоловик, обстоятельный, с квартирой. Маленькая квартира, правда, две комнаты всего. Диты будуть, повернуться станэ негде.
– Дети? Ну, если так… Поздравлять, извини, не стану… Возьми шоколадку. "Свитязь", ты такую любишь.
– Не шоколадка мэни нужна, Алеша. Квартиру покупать будем, только грошей не хватает. Нужно нам еще пятнадцать тысяч долларов.
Менты тоже ополоумели, не знают, что народу сказать. Уголовные, значит, разборки, никакой политики, следственные группы след взяли, вот-вот негодяев повяжут, доставят в суд.
Сказать-то сказали, но так, что глухому ясно: сами себе не верят.
Товарищ Север беспредел терпеть не собирался. Передал через связного, бывшего демократа Алексея Николаевича Лебедева, строгий и ясный приказ: выяснить, выявить, об исполнении донести. Сообщили Михаил Ханенко и Василий-антифашист: личным составом приказ понят правильно. Приступили!
Хорста-Игоря товарищ Север к работе привлекать не стал. В больнице у Жени парень. Плохи там дела!
Так сколько взрывов-то было? Два или четыре? Хоть это узнать можно?!
– Пятнадцать тысяч долларов, Варя? И когда?
– К маю. Лучше всего чтобы до девятого, до Дня Перемоги… Малюня, ты плохого не подумай. Брат хача моего, Артема Суреновича, сам знаешь, где служит. Навищо тебе и хлопцам твоим неприятности? И дивчине тоже. Как зовут ее? Нина Васильевна Семакова, кажется? Я на всякий случай паспорт ее подывылась.
Моргнул удивленно товарищ Север, такую новость узнав. Вот ты кто, оказывается, Джемина-подпольщица! Будем знакомы, Нина Васильевна. Нина…
Зря это, Варя! Ой, зря!..
– Хорошо, деньги будут, позвоню сразу после первого… Значит, так жизнь решила строить, Варя?
– Жаль, Алеша, що в нас с тобой не вышло. Любила я тебя, мой малюня, очень любила. Извини, только жизнь и справди строить трэба… А ця дивчина, Нина, гарна. Жаль, що с ребенком. Ты же не хочешь, малюня, чтобы с ребенком ее щось недобрэ сталося?
Дорожка 12. "Смело мы в бой пойдем". Авторы музыка и текста неизвестны. Исполняет хор Валаамского монастыря. (2`34).
Вариант знаменитой «Белой акации», одной из великого семейства, порожденного забытым уже романсом А. Пугачева. На этот раз белогвардейский. Слова, судя по всему, подлинные, встречаются в эмигрантских публикациях. Хорошо звучит!
Алеша хлопнул дверцей, наклонился к окошку, Василию-антифашисту кивнул:
– Подождите. Я недолго.
Потом сообразил, улыбнулся парню:
– Пожалуйста!
Волшебное словно не помешает. Не шофера личного просит, не положен таковой руководителю подполья…
…Собственно, отчего не положен? Подумать надо.
Василий-антифашист теперь его правая рука, пока Игорь из строя выбыл. Не его, конечно, не Алексея Лебедева – грозного товарища Севера. Что подвез, спасибо, очень уж не хотелось в метро толкаться. Настроение не то, и вообще…
В «Черчилль» можно на машине, там стоянка есть. Джемина говорила, что водит, причем неплохо.
Алеша взглянул на небо (опять тучи!), затем – на знакомую серую девятиэтажку. На часы не стал, уточнил уже, пока подъезжали. Итак, дом, куда его, битого-топтанного Женя-Ева привезла, двор, деревья, бабушки на лавочках, бомжи у мусорника…
