Новая эпоха (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (книги полностью .TXT) 📗

— Ты сам, Деметрий, позволил бы подобное на нашем месте? Город кониев уже влился в нашу турдетанскую Оссонобу, с финикийским Советом Пятнадцати тоже идут переговоры о присоединении Старого города к нашему, да и эллинский квартал начинает склоняться к такому же решению. Мы не можем позволить себе инородных анклавов на нашей земле, а ты хочешь создать именно его.

— Да ещё и с обычаями, подрывающими ваши устои?

— И это тоже, хотя и не совсем так, как ты себе это представляешь. Эта ваша полисная демократия мало чем отличается от собраний турдетанских общин, а охлократии вы не захотите и сами. Не так страшно и декларируемое вами равноправие женщин — сами в большинстве своём откажутся, если равные права уравновесить равными обязанностями и ответственностью, а иного ведь у нас не будет. Вам претит рабство? Ну так и не держите рабов, кто вас заставляет? Не в этом главная проблема, а в вашем чрезмерном гуманизме и в слишком уж категоричном понимании добра и зла.

— Чем же плох гуманизм?

— Тем, что он способствует размножению черни. Ведь если ВСЯКИЙ человек — брат, которому дозволено жить, как ему вздумается, поскольку свобода, но о котором всё равно сограждане ОБЯЗАНЫ заботиться, поскольку брат — так при таких порядках как раз ВСЯКИЕ и размножаются. Три с половиной года назад мы как-то побывали в Коринфе и повидали тамошних ВСЯКИХ — чуть ли не на каждом углу попрошайничают, а то и вовсе нагло вымогают — прохода нет порядочному человеку. Так то ещё Коринф, гражданином которого надо родиться, а представь себе, сколько подобной шантрапы стечётся отовсюду к вам с вашим гуманизмом и общечеловеческим братством? Ну и зачем нам нужен такой рассадник человеческого мусора на нашей земле?

— А под категоричностью ты подразумеваешь наше учение о карме?

— Да, прежде всего прочего. У нас кто не служит и не воюет, если придётся, тот не обладает и всей полнотой гражданских прав. И вот, представь себе, вы проповедуете своё учение — кто-то его принимает, кому-то оно безразлично, кто-то отвергает, но знают о нём все. И вот, зная о нём, как посмотрят наши турдетаны на вас, отсиживающихся за их спинами и мирно философствующих ради улучшения своей кармы, пока они портят свою, защищая сограждан и вас в их числе? Как бы ты сам посмотрел на подобное безобразие, будучи на их месте? Это ведь уже вопрос элементарной справедливости.

— Но ведь не всем же быть грубыми воинами! Если всё ваше государство будет большим военным лагерем, кто тогда будет развивать в нём культуру, науку, искусства и философию? Кто будет учить людей Добру?

— Те, у кого есть к этому природные способности и склонность, но — в свободное от воинской службы время.

— А если кто-то болен, немощен или неумел в воинском ремесле?

— Значит, он болен, немощен и неумел и для полноправного гражданства.

— Но ведь это же просто варварство какое-то!

— А мы и есть варвары, Деметрий. И живём среди варваров, и сами варвары.

— И правда нам в глаза не колет! — сообщил по-русски прямо с порога как раз вернувшийся с прогулки мой старший спиногрыз, отчего сопровождавшие его Кайсар и Мато прыснули в кулаки.

— За кем сегодня победа? — спросил я его тоже по-русски.

— За нами, папа! — и все трое деловито разоблачаются в прихожей, вешая на ккрючки свои кожаные цетры, панцири, шлемы и деревянные мечи, и у всех троих свежие фингалы и ссадины, но настроение — бодрое и весёлое, — Видел бы ты, как мы крепость штурмовали!

— А, эту недостроенную инсулу? — ухмыльнулся спецназер.

— Так точно, дядя Володя! И стены, и лестницы, и зубцы, — это он, конечно, о недостроенном этаже говорит, у которого над оконными проёмами ещё нет перекрытий, и получается в натуре как зубчатый парапет крепостной стены.

— Я тоже в детстве любил на стройке в такую старинную войнушку поиграть, — пояснил я выпавшим в осадок Юльке с Наташкой, — Чем не рыцарский замок?

— Только тем, что ворот нет, — заметил Васькин.

— А мы сделали и ворота, дядя Хренио, — похвастался Волний, — Мы сплели из прутьев большой щит и подпёрли его палками. А с ребятами договорились, что это у нас будут настоящие ворота — ни плечом их не высадишь, ни мечом не прорубишь — ну, чтобы никто этого и не делал.

— А как же вы их тогда штурмовали?

— Так у нас же онагр есть — мы и его сделали. Договорились, что шестой снаряд ворота выносит, так что после шестого попадания их убирают, и можно идти на приступ.

— И что, камнями стреляли? — ужаснулась Наташка.

— Да ты чего, орудие их по дороге не видела? — прикололся Володя, — Оно тот камень и не метнёт. Маленькие вязанки палочек примерно с тот камень величиной. Всё продумали, молодцы.

— И отдубасили друг друга до синяков, — вставила свои двадцать копеек Юлька.

— На войне — как на войне, тётя Юля, — тут уж мы рассмеялись всей компанией.

Философ вопросительно глянул на Аглею, которая служила нам переводчицей при обсуждении сложных для моего хромого греческого понятий, та на меня, и я кивнул ей — типа, можешь переводить ему всё. И по мере того, как она ему переводила, грек всё сильнее выпадал в осадок.

— То, что ваши дети играют в войну, меня уже не удивляет. Но вы учите их в столь малом возрасте ещё и механике?

— Ты имеешь в виду их игрушечный онагр? А почему бы и нет, если им это интересно, а устроен он достаточно просто для их понимания? — пожал я плечами.

— Разве? — даже Аглея не без труда сдержала смех — млять, ну вот сразу видно, что гуманитарий! Я ведь уже упоминал, кажется, что у нас, прожжённых технарей, слово "гуманитарий" относится к числу весьма обидных ругательств? Вот как раз за это…

— Наши дети, как видишь, такие механизмы понимают. И изучают их в наиболее интересной для них игровой форме.

— И вырастут воинами, склонными решать любой спор силой, а не диспутом.

— Ты разве не понял, Деметрий, что здесь второе невозможно без первого? Кто станет вести диспуты с теми, кому нетрудно просто навязать свою волю силой? С нашими детьми диспуты вести будут. Именно потому, что они не будут бессильными.

— Но ведь должен же кто-то и руководить этой силой, и направлять её на добрые дела? И разве не должны этим заниматься люди, понимающие в этом толк?

— И теперь мы знаем, кто мечтает стать руководящей и направляющей силой нашего общества! — схохмил Володя по-русски, — Макс, тебе это ничего не напоминает?

— Ага, повеяло кое-чем приснопамятным, — подтвердил я, — И этим тоже хочется быть профессиональными идиологами — строить занятых реальным делом в две шеренги на подоконниках, выносить им мозги за малейшее несоответствие единственно верному учению и ни за хрен собачий не отвечать самим. Так, Аглея, этого ты ему не переводи, а скажи просто, что "руководить и направлять" у нас всегда найдётся кому, а нужны нам — механики, зодчие, кораблестроители, мастеровые, крестьяне и солдаты.

Я, конечно, сознательно утрировал. И сам этот Деметрий куда больше похож на искреннего мечтателя-идеалиста немного не от мира сего, чем на рвущуюся к непыльной и почётной синекуре хитрожопую обезьяну, и ученики его в основной своей массе того же, скорее всего, сорта, поскольку наверняка ведь нигде их, таких правильных, не жалуют, и обезьянам среди них мёдом не намазано. Но если намазать тем мёдом — стекутся ведь на такую халяву отовсюду, и глазом хрен успеешь моргнуть. Ну и нахрена нам этот зародыш будущего обезьянника, спрашивается? У нас в зверинце таких уже целых два — вольер для бабуинов и вольер для макак, и без третьего мы уж как-нибудь перебьёмся, гы-гы!

— В любом деле лучшим становится тот, кто занимается им постоянно, а не от случая к случаю, — продолжал попытку гнуть своё грек, — Это верно и для военного дела, и для управления людьми, и для совершенствования самого себя. Хорошо ли бывает, когда не самые совершенные из людей учат и воспитывают других? Мы же, дети Неба, не одну только загробную карму совершенствуем, но и дух в этой жизни. Один из моих учеников, например, укрепил свой дух настолько, что может даже сдвинуть с места лёгкий предмет, не касаясь его. Правда, смотреть лучше тогда, когда он не подозревает о наблюдении…