Тень (СИ) - Номен Квинтус (книги онлайн без регистрации полностью TXT, FB2) 📗
После праздника работы у девушек меньше не стало: началась серьезная доработка программ под управление ракетой не только от координатных датчиков, но и от данных с устанавливаемого на ракете радара — так что все они по шесть дней в неделю трудились под «бодрячком» и спать отправлялись с помощью «тормозухи». Однако работа была очень интересной, их никто не принуждал трудиться с такой интенсивностью — но они сами на предмет «химии» Таню теребили. Ну с этими-то препаратами проблем не было…
В начале марта к Тане зашел опечаленный Николай Николаевич:
— Как врач, тут такое дело… у Леона Абгаровича Орбели, ты его знать должна, он тоже врач известный, дочка приболела.
— Внимательно слушаю.
— Он пытался сам что-то придумать, но… у девушки лучевая болезнь.
— Интересно, где это она ее в Ленинграде-то подхватила? Там же, наверное, причется полгорода срочно лечить начинать!
— Не придется, уже всех, кто в работе этой участвовал, проверили.
— Так, что за работа?
— Маша занималась исследованиями осколков при делении тория.
— Ну почему глупые тетки лезут туда, где написано «проход запрещен»! Ясно же было написано: к торию в ближайшие лет двадцать не лезть, опасно для жизни! Пока не будут доступны плутониевые экраны… вы знаете, каково ее состояние?
— Жива пока, но… Леон Абгарович особо не распространяется.
— Дикий народ, дети гор: у него дочь умирает, а он… Николай Николаевич, меня тогда где-то с недельку в университете не будет, я этой дурой займусь. Сколько ей лет?
— Тридцать два вроде бы… а почему «дурой»?
— Потому что даже когда я ее вылечу, детей у нее не будет. В ряду тория столько гадости получается, там радиацией ей все яйцеклетки уже испорчены. Они же у женщин все еще до рождения закладываются… а их восстановлением мне пока заниматься некогда. Хотя… может, годам к пятидесяти я и это починить смогу, посмотрим. Ладно, я в Ленинград сейчас слетаю, посмотрю, может еще не все так плохо. А если этот врач будет резко возражать против того, чтобы я эту великовозрастную… в госпиталь себе забрала, мне кому звонить чтобы ему по рукам надавали?
— Он сам мне звонил, спрашивал насчет тех, кого ты уже вылечила.
— Еще не вылечила, пока лишь живыми оставила. Надеюсь, и ее смогу. Ладно, я побежала.
В доме Орбели царило уныние. Леон Абгарович даже не удержался, позвонил едва знакомому академику Семенову — ходили какие-то слухи, что у того есть знакомый врач, который знает, как излечить лучевую болезнь. Вряд ли даже близко к истине лежащие, ведь глава семьи сам был выдающимся врачом и о творящемся в медицине прекрасно разбирался. Однако часа через два Семенов позвонил уже сам и сказал, что в Ленинград вылетел, как он сказал, «единственный врач в мире, способный помочь». И уныние на некоторое время озарилось светом надежды. Однако, когда в дверь вошла какая-то совсем молодая девица и представилась, настроение старого врача поменялось на гнев:
— Вы что, издеваться приехали? Или товарищ Семенов вас сюда послал посмотреть, действительно ли моя дочь умирает? Убирайтесь! Прочь из моего дома!
Таня спокойно выслушала поток брани, села на стул и сказала:
— Заткнись, архар. Заткнись и слушай, что я скажу.
— Что вы себе позволяете? Я, между прочим, генерал-полковник медицины и гораздо старше вас!
— Оба тезиса сомнительны. Мне приходилось и маршалов в рядовые разжаловать, правда я его потом обратно в маршалы произвела — но лишь потому, что он все осознал и пообещал больше так не делать. Спросите у Голованова, он подтвердит. Вы попросили о помощи, я — единственный человек на планете, кто такую помощь оказать может — все бросила и прилетела к вам. А вы мне хамите. Ну и кто вы после этого? Баран и есть, причем горный. Давайте, одевайте вашу дуру-дочь, я ее забираю к себе в госпиталь. Или не забираю, тогда месяца через два-три вы отвезете ее на кладбище.
— А вы еще и больного человека оскорбляете! Как вам…
— Я констатирую факт. Ваша дочь — непроходимая великовозрастная дура. Ничего не понимая в химии и почти ничего в атомной физике, она сунулась исследовать то, на чем было большими красными буквами написано «не влезай — убьет». У нее не столько лучевая болезнь, сколько отравление полонием, который, между прочим, сам по себе является сильнейшим ядом, даже если не считать вреда от радиации. А чтобы хватать руками это вещество, нужно быть абсолютной, непроходимой дурой. Ладно, это лирика. Вам повезло в том, что сегодня эта непроходимая… женщина мне интересна как подопытный кролик, так что ее я точно вылечу. У меня из пациентов еще никто не умирал.
— И много у вас было пациентов?
— Только прооперировала я больше одиннадцати тысяч человек, а терапевтических больных я после двадцати тысяч и считать перестала.
— И когда это вы успели? — желчным тоном спросил академик от медицины.
— В сорок третьем я в хирургии починила чуть больше тысячи человек, в сорок четвертом — тысяч, наверное, шесть или больше. В сорок пятом поменьше, а сейчас я в основном с хирургией закончила. Но вот трех идиотов, руками потрогавших полтора года назад цепную реакцию урана, я вытянула, и они у меня теперь потихоньку так поправляются. Конечно, дело это не быстрое, вашу Машу я живой и здоровой где-то лет через семь выпущу, но уже осенью она станет похожей на человека, а не на труп ходячий.
— Сколько же вам лет⁈
— У женщин такие вещи не спрашивают. Где эта великовозрастная… пациентка? У меня машина простаивает!
— А… а можно мне ее сопровождать?
— Да ради бога. Только денег с собой захватите: обратно вам придется своим ходом добираться.
— А… а где этот ваш госпиталь?
— В Коврове. До Москвы — на поезде четыре часа, сколько билет стоит — я просто не знаю. Ну что стоите? Поехали, нам надо туда засветло добраться, я не люблю в темноте приземляться…
За следующие три дня Таня провела кучу анализов, подтвердив свой первоначальный диагноз об отравлении «тяжелыми металлами» — правда «металлов» оказалось больше, чем она предположила сначала. Ну а после уточнения диагноза она оставила «великовозрастную идиотку» в госпитале, назначив ей крайне неприятный курс «очистки организма» и вернулась в университет. Леону Обрели все же не пришлось возвращаться «на перекладных», девушки из Ковровского авиаотряда подбросили его на попутном «грузовике с лекарствами» обратно до Ленинграда.
Когда Таня (Таня Ашфаль) говорила, что молодая женщина интересна ей как подопытный кролик, она вообще не лукавила. Среди огромной кучи препаратов, синтез которых она когда-то «пронесла» в памяти, два «доставились» с явными сбоями — и теперь Таня пыталась точную процедуру синтеза восстановить. Но чтобы понять, получился этот синтез или нет, требовался смертельно больной пациент — а специально кого-то доводить до предсмертного состояния было неправильно. Но если пациент сам постарался — то почему бы его и не использовать для благого дела?
Просто на обычных регенератах Таня продержала ленинградку в живом состоянии где-то до начала лета: как раз к окончанию сессии у женщины организм очистился от радиоактивных «присадок». И летом доктор из будущего начала испытывать на ней новые синтезируемые препараты. Которые вреда, конечно, не наносили, но выздоровлению не очень способствовали. Что всем в госпитале было понятно: «организм сам восстанавливается, а задача врача — не дать ему за это время помереть». Тем более рядом были «живые примеры», которые всячески Марию Леоновну подбодряли и рассказывали, что «еще год-другой — и вы сами сможете по улице гулять»…
Удача улыбнулась Тане Ашфаль в середине сентября: очередная версия препарата показала сильный прогресс в восстановлении поврежденного организма. Для контроля Таня применила его же на трех «старых подранках»: результат опять оказался положительным. Татьяна Васильевна Серова (а так же Таня Ашфаль и Шэд Бласс) вытерли пот со лба и стали готовиться к следующему шагу мисси. У Шэд было твердое убеждение, что «в нужный момент она просто не узнает, что момент уже наступил», а доктор Ашфаль была убеждена, что ее тогда просто никто к пациенту не допустит со всем необходимым для проведения лечебных мероприятий. Так что девушка решила это «все необходимое» приготовить заранее…
