Мальвиль - Мерль Робер (полная версия книги .txt) 📗

Я проработал всего минут пять, когда в дверь постучали. Это была Кати.

– Садись, Кати, – предложил я, не поднимая головы.

Мой стол стоял торцом к стене, против окна, так что Кати пришлось обогнуть его и сесть лицом ко мне, спиной к свету. Проходя мимо, она, как бы по рассеянности, потрепала меня левой рукой по затылку и шее. И одновременно бросила взгляд на мою работу! Я старался не показывать виду, как волнует меня ее присутствие здесь, в моей спальне. Но ее не проведешь. Она уселась на краешек стула, выпятив живот, и настойчиво глядит на меня, полузакрыв глаза и приоткрыв губы в улыбке.

– Конюшни убраны, Кати?

– Да, я даже успела душ принять.

Полагаю, это сказано не без умысла. Но я по-прежнему не отрываю глаз от бумаги. Имеющий уши оглох.

– Ты хотела со мной поговорить? – спрашиваю я немного погодя.

– Ну да, – отвечает она со вздохом.

– О чем же?

– О Вильмене. Я тут кое-что надумала. А ты сам говорил, если кто что надумает, – добавляет она, – пусть приходит к тебе.

– Верно.

– Ну вот я и надумала, – скромно говорит она.

– Слушаю, – отвечаю я, не отрывая глаз от работы.

Молчание.

– Я не хочу тебе мешать, – говорит она, – я вижу, ты очень занят. А правда, как красиво ты пишешь? – продолжает она, пытаясь прочесть вверх ногами крупные печатные буквы, которые я вывожу фломастером. – Что это будет, Эмманюэль? Объявление?

– Воззвание к Вильмену и его отряду.

– А что написано в воззвании?

– Кое-что весьма неприятное для Вильмена и более приятное для его отряда. Если угодно, – продолжал я, – пытаюсь использовать упадок духа в отряде и отколоть подчиненных от главаря.

– Думаешь, удастся?

– Если дела обернутся плохо для них-думаю, да. А если наоборот, тогда нет. Но так или иначе, мне это не дорого обойдется – клочок бумаги.

В дверь постучали. Я, не оборачиваясь, крикнул: «Войдите!» – и продолжал писать. Но заметил, что Кати выпрямилась на стуле, и, так как молчание затягивалось, оглянулся посмотреть, кто вошел. Оказывается, Эвелина.

Я нахмурился.

– Чего тебе надо?

– Мейсонье похоронил Бебеля, я пришла тебе сообщить.

– Это Мейсонье тебя послал?

– Нет.

– Ты же вызвалась мыть посуду?

– Да.

– Кончила работу?

– Нет.

– Тогда иди доканчивай. Если берутся за дело, его не бросают на полдороге, какая ни придет в голову фантазия.

– Иду, – сказала она, не двигаясь с места и уставившись на меня своими голубыми глазищами.

В другое время я отругал бы ее за эту нерасторопность. Но мне не хотелось унижать ее при Кати.

– Ну так что же? – спросил я, пожалуй, даже ласково.

Ласкового тона она не выдержала.

– Иду, – сказала она со слезами в голосе и закрыла за собой дверь.

– Эвелина!

Она возвратилась.

– Скажи Мейсонье, что он мне нужен. И немедленно.

Она одарила меня лучезарной улыбкой и закрыла дверь. Одним ударом я убил сразу трех зайцев: вопервых, мне и в самом деле нужен Мейсонье. Во-вторых, я успокоил Эвелину. И в-третьих, я выпроваживал Кати – оставаться с нею наедине было небезопасно. Впрочем, сказать по правде, отнюдь не страх преобладал во мне в эту минуту – но всему свое место.

Кати развалилась на стуле. Впрочем, я на нее не глядел, во всяком случае, не глядел ей в лицо. Я вновь принялся за работу. Хорошо еще, что мне приходилось только переписывать текст. Я заранее набросал черновик на клочке бумаги. Вдруг Кати тихонько засмеялась.

– Видал, как она примчалась! Да она просто с ума по тебе сходит.

– Это взаимно, – сухо отозвался я, подняв голову.

Она смотрела на меня с улыбкой, а я готов был на стенку лезть.

– В таком случае, не пойму, – начала она, – что тебе...

– В таком случае, скажи лучше, что ты намеревалась мне сообщить?

Она вздохнула, заерзала на стуле, почесала ногу. Словом, была чрезвычайно разочарована, что нельзя договорить на увлекательную тему – о моих отношениях с Эвелиной.

– Ладно, – заявила она. – Допустим, Вильмен на нас нападет. Ты сам говорил, он напорется на западню. – При этих словах она засмеялась, чему – неизвестно. – Тогда он вернется в Ла-Рок и начнет устраивать против нас засады, и это тебя беспокоит.

– Мало сказать: беспокоит. Это будет катастрофа. Он может причинить нам много бед.

– Ну что ж, – продолжала она, – значит, когда он станет отступать, надо помешать ему добраться до Ла-Рока, надо за ним погнаться.

– Он же нас намного опередит.

Она с торжеством посмотрела на меня.

– Да, но ведь у нас лошади есть!

Я буквально ошалел. Значит, это был не просто предлог: ей и вправду пришла в голову мысль. А я, который всю свою жизнь провозился с лошадьми, я об этом и не подумал. В моем сознании война и искусство верховой езды никак не связывались между собой. А впрочем, нет. Однажды, один-единственный раз, я мысленно связал эти два понятия, когда убеждал своих товарищей уступить Фюльберу корову в обмен на двух кобыл. Но это был только лишний довод в споре, и все. У меня было огромнейшее преимущество перед Вильменом – кавалерия, а я и не догадывался ею воспользоваться!

Я выпрямился на стуле:

– Кати, ты гений!

Она вспыхнула, и по тому, как она просияла, как полуоткрылись ее губы и детской радостью загорелись глаза, я понял, до чего тяжела была ей мысль, что я ее не уважаю.

Я задумался. Я не стал говорить Кати, что ее идею еще надо взвесить – не можем же мы скакать за бандой Вильмена прямо по дороге, грохоча копытами. Враги услышат, что мы скачем, залягут на первом же повороте и перебьют нас как мух.

– Молодец, Кати, – сказал я. – Молодчина! Я все обдумаю, а пока никому ни слова.

– Само собой, – горделиво отозвалась она. И, вступив на непривычный для нее путь обременительной добродетели, сумела проявить еще и деликатность: – Ладно, я вижу, ты занят, не буду тебе мешать, ухожу.

Тут я встал, что было довольно-таки неосмотрительно с моей стороны: она мгновенно оказалась по ту сторону стола и, повиснув у меня на шее, обхватила меня руками. Прав был Пейсу – льнет к тебе, а сама вся так ходуном и ходит.

В дверь постучали, я, не подумав, крикнул: «Войдите!» Это был Мейсонье. Забавно, однако, вышло: покраснел и моргает он, а я смущен, что поставил его в неловкое положение.

Дверь за Кати захлопнулась, но Мейсонье не позволил себе ничего: ни хмыкнул, как хмыкнул бы Пейсу, ни ухмыльнулся, как ухмыльнулся бы Колен.

– Садись, – сказал я. – Подожди минутку.

Он занял стул, еще теплый после Кати. Сидя совершенно прямо, он молчал и не шевелился. Как просто иметь дело с мужчинами. Я закончил свое воззвание куда лучше и быстрее, чем начал.

– Посмотри, – сказал я, протягивая ему листок. – Что ты на это скажешь?

Он прочел вслух:

Прочитав воззвание вслух, Мейсонье перечитал его еще и про себя. Я смотрел на его длинное лицо, на продольные морщины, избороздившие его щеки. «Добросовестность» – вот что было запечатлено в каждой черте Мейсонье. Он был активным деятелем коммунистической партии, но с таким же успехом мог быть прекрасным священником или врачом. А при его рвении к работе, при его внимании к мелочам был бы и отличным администратором. Как жаль, что он не успел стать мэром Мальжака! Уверен, что он и теперь иногда об этом сожалеет.

– Ну что ты скажешь?

– Психологическая война, – сдержанно ответил он.

Это пока еще только констатация факта. Оценка последует позже. Мейсонье снова погрузился в раздумье. Пусть поразмыслит. Я знаю, он тугодум, но плоды его размышлений стоят того, чтобы подождать.