Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей (книги TXT) 📗
— Держитесь уступом, — проинструктировал их я, — один чуть ближе, другой чуть дальше. А ты, — обратился я уже к шофёру, — сиди и никуда не дёргайся, у нас тут дела минут на десять-пятнадцать, потом вернёмся, откуда стартовали.
Мужики с дальнего конца складов тем временем смотрели на наше прибытие, открыв рты — видимо сумел я их пронять этим автомобилем. Приблизились к ним на пять-шесть метров, тогда я сказал:
— Здорово живёте, граждане бандиты. Зачем звали, рассказывайте…
А дальше произошло то, что я, в общем и целом, с самого начала подозревал — сзади послышался щелчок взведённого курка и голос Щуки:
— Я их обоих на мушке держу, ребята — ты, Санёк, и ты, Лёха, кидайте свои пистоли под ноги, а то хуже будет!
Я медленно повернулся назад:
— А я тебя ещё вчера подозревать начал, Щука. Когда ты очень револьвер себе захотел.
И я сделал шаг к нему.
— Не подходи, замочу! — заорал он во весь голос и протянул дуло нагана ко мне, хотя, казалось, его уже дальше некуда протягивать.
Краем глаза я заметил, что те два мужика смотрели на это представление с большим интересом.
— Давай мочи, а я посмотрю, как у тя духу хватит, — храбро заявил я ему, ничем, впрочем, не рискуя, из патронов, которые у него в барабане сидели, я еще утром высыпал весь порох и вставил пули обратно… на всякий случай.
Руки у Щуки задрожали совсем уже крупной дрожью, но на спусковой крючок он таки сумел нажать. Курок щёлкнул, но ничего не произошло. Он снова взвёл курок и опять спустил его, опять пшик.
— Ну чё, замочил, дурень? — спросил я, отбирая у него наган, — теперь тебя бы по уму замочить надо за предательство, но руки неохота марать. Скидовай одёжку, которую мы тебе на наши деньги купили.
Он быстро разделся, я скомандовал Лёхе подобрать вещи.
— И остаток денег давай, который от наёма остался.
Он вытащил по-прежнему дрожащими руками горстку серебра и меди из кармана нательной рубахи и передал её мне.
— А теперь пшёл вон, чтоб я тебя больше не видел — увижу, замочу, второго шанса у тебя не будет.
Щука не стал дожидаться повторного приглашения и припустил назад к собору, только пятки замелькали. А я повернулся и зашагал к тем двум бандитам, на ходу засовывая наган за пояс, а неудобно-то как с двумя револьверами ходить.
— Приношу извинения за непредвиденную задержку, господа, — начал я свою речь, — сейчас она устранена и мы можем продолжить нашу беседу. Со всем вниманием слушаю вас.
Тот, который выглядел постарше и повыше ростом, отклеился наконец от стены склада и пододвинулся ко мне на дистанцию, с которой удобно было бы разговаривать.
— Я Боря Ножик, а он Сёма Шнырь, слышал про таких?
— Ну как не слышать, — осторожно ответил я, — вы люди уважаемы и известные.
— Вчера ты не делу наехал на нашего положенца Чижика, теперь ответ держи.
— Ваш Чижик беспредельничал на Гребнях, у честных пацанов последнюю краюху отбирал, поэтому заслужил он по полной, граждане бандиты. Так что наехал я на него очень по делу. А вот вы и точно беспределом занялись, Щуку вон ко мне подослали шпионить — это разве дело?
Мужики переглянулись и продолжил уже второй:
— Пацанчик ты резкий, как мы поглядим, так что мы даём тебе возможность исправиться — если за неделю на Гребнях восстановишь старый порядок, отдаём это место тебе в кормление.
— И ещё Благовещенку с Рождественской, — нагло добавил я.
Они переглянулись, старший кивнул головой.
— Лады, и это тоже.
— У меня только один вопросик остался, господа воры — старый порядок это сколько в деньгах и кому их отдавать?
— Сотенная в неделю, — ответил Шнырь, — мои люди тебя сами найдут, так что не кипишись раньше времени.
— Договорились, — коротко ответил я и повернулся на каблуках, у мои бот даже маленькие каблуки были.
Напоследок всё же добавил: — Щуку своего только уберите от греха подальше куда-нито, а то я за себя не ручаюсь.
Лёха от возбуждения аж на полметра от земли подпрыгивал, ожидая окончания нашего разговора.
— Ну как там, ну чё там, договорились?
— Поехали, по дороге расскажу, — ответил я, забираясь в автомобиль. — У нас ещё оплаченное время осталось? — спросил я у Козлевича.
Тот поднёс у глазам наручные часы и ответил, что полчаса ещё имеется.
— Тогда поехали через мост в Благовещенку, — распорядился я.
Козлевич просигналил зачем-то клаксоном и мы покатились сначала по ухабам, а потом по булыжникам ярмарки. Когда заехали на плашкоутный мост, распугав гужевой транспорт, важный и толстый городовой отдал нам честь — Лёха сиял и был на седьмом небе от радости. Я тихонько передал ему на ухо предложения бандитов, он, по-моему, не совсем всё понял, но кивал головой непрерывно. Благовещенка была поражена современным видом транспорта, кажется такие механизмы сюда пока не заезжали… или бывали, но крайне редко. До самого нашего жилища мы не добрались, там совсем никудышняя дорога начиналась за Башкировской мельницей, так что за апостолами я послал Лёху. А потом попросил водителя прокатить их до моста и назад, тот ответил, что только до моста, время заканчивается, хорошо, согласился я, назад сам прибегут. И они втроём с Лёхой ещё раз прокатились по правому берегу реки, счастливые до такой степени, что дальше некуда.
А когда они вернулись, я вкратце посвятил и их в результаты стрелки, а также и про Щуку поведал…
— Так он значит крысой был? — спросил Пашка.
— Выходит, что крысой… вот, одежду с него снял — надо её на вас как-то поделить, — сказал я, доставая рубаху, штаны и сапоги.
Делёжка оказалась длительной и безрезультатной, апостолы за малым не набили друг другу морды, так что я через четверть часа сказал «брек» и забрал всю одежду себе.
— Всё равно она вам велика, будет запасной для меня, а вам мы завтра новую купим. Как только со Спиридошей разберёмся… Лёха, ты помнишь, что у нас завтра дело к нему есть?
Лёха всё помнил.
— Ну тогда давайте пожрём что ли ченть, а то у меня брюхо подвело.
Я послал обоих апостолов с копейками, которые мне Щука отдал, прикупить еду, а потом мы на скорую руку соорудили ужин. Без разносолов, но сытный. После чего Лёха неожиданно мне заявил:
— Слушай, братан, а давай почитаем бумаги, что в той коробочке были… ты же умеешь читать, и я тоже, с трудом правда. Вдруг что-то полезное для себя узнаем?
И я с ним согласился, совсем ведь забыл в этой суете последних двух дней про коробку из-под ландрина. Лёха приволок её с чердака, он туда эту коробку на всякий случай запрятал, открыл, вытащил бумажки, их всего четыре оказалось, и разложил их на столе в горнице.
— Таааак… — протянул я, изучая документы, — вот эти две долговые расписки с купцов… неразборчиво написано… наверно Огородников и Швецов их звали… даты… позапрошлогодние… думаю, это нам точно не пригодится, не найдём мы никаких Огородниковых, а если вдруг чудом каким-то и обнаружим, они от всего отопрутся.
— А ещё две бумажки ведь остались, — жалобным голосом сказал брат, ему очень хотелось, чтобы его идея оказалась небесполезной.
— Ещё две… — повторил я, переворачивая их и просматривая на свет. — Вот эта совсем испорченная, в воде наверно побывала, так что её сразу на выброс, а эта похожа на карту…
Брат взял в руки эту последнюю бумагу и долго вглядывался в неё, потом посмотрел на оборотную сторону и ничего там не увидел.
— Похоже на карту, да, — согласился он в конце концов.
Апостолы тоже закивали головами, точняк карта, а Пашка даже добавил, что вроде б на ней наш город изображён, точнее даже Благовещенская слобода, в которой мы сейчас проживаем, и окрестности этой слободы. Да я и сам это отчётливо увидел.
— Так, странное направление только у этой карты, юг сверху, север снизу, давай-ка перевернём её вот так… щас совсем всё понятно стало — вот плашкоутный мост, вот Стрелка, вот мельница Башкирова, прямо с нами, а ниже правый берег Оки, Дятловы горы то есть…
— А это что за крестики? — спросил Лёха.
