Змеелов в СССР (СИ) - Дорнбург Александр (книги без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Но это было в эпоху позднего СССР. Сейчас еще проще. Хотя на дворе и суровые сталинские времена. Я тут поспрашивал людей. И получается такая картина.
Да, есть зеки. И много. Есть официальные механизированные прииски. Но Сибирь очень большая. И золота в ней много. А золото было так нужно государству! И Сталин практично считает, что лучше получить дополнительную часть, что обеспечит хорошие валютные поступления, чем сидеть как собака на сене и до остервенения ждать у моря погоды.
До войны (и немного позднее) будут обеспечивать основную добычу золота старательские артели. Сейчас это называется «вольным старанием». Название образное, правильное. Все просто. Работай сколько хочешь, со своим инвентарем; заработок твой зависит не столько от уменья или от рабочего времени, как от удачи.
По условиям труд «вольного старателя» был так тягостен, что с давнейших времен, задолго до революции, сами старатели прицепили ему звучное название: вольная каторга. То есть, считай, добровольные зеки. Подстегивал их азарт, затягивала «золотая лихорадка»…
«Вновь, вновь, золото манит нас»… Так что старателей в тайге много. Кто группами, а кто и в одиночку копается.
Короткое лето. С осени, для многих на всю долгую зиму, начинался тягучий вынужденный простой. А в сезон убийственная работа — песня! Как одержимый народ копался всюду, промывал породу в надежде фарта. Копались и удача сопутствовала многим — золотой песок вызывал азарт, а если повезло и находили самородки — наступала эйфория. Но обогащались единицы из десятков тысяч. Десятки тысяч развращались, гибли. Дикая алчность. Бешеное золото.
Мы по собственной охоте
Гнием в каторжной работе…
Показали бы таежным «вольным» приискателям правду об их будущем, и вряд ли хоть один, поглядев в магическое зеркало, подписался бы на это окаянное дело.
Сибирское золото тяжелое, рассыпное, в одиночку его не взять, как берут или брали в иных местах Калифорнии, в Мексике. Когда-то в первобытном дьявольском ландшафте, в уходящих вверх отвесных горных утесах первозданной Сибири зарождались золотые поля. Над ними расстилались плотные облака, темные от сернистых газов, изрыгаемых землей, такие густые, что сквозь них никогда не пробивалось солнце.
Вся вода, которой в будущем предстояло стать океанами, тогда находилась в атмосфере, воздух был так насыщен влагой, что дождь шел непрерывно, он падал на горячие скалы остывающей земли, вода поднималась облаками пара, конденсировалась и выпадала снова.
Прошли миллионы лет, ветры и дожди стачивали безымянные горы, скрывавшие золотую руду, размалывали ее, уносили в бесчисленных ручейках, водопадах, реках, потоках грязи в долины между горами.
Скалы постепенно остывали, вода дольше задерживалась на поверхности перед испарением, она застаивалась в долинах, образуя озера размером с внутренние моря.
В эти моря втекали потоки воды с золотых гор, они несли с собой крошечные частицы желтого металла, он вместе с зернами песка и гравия оседал на дне озер, создавая сплошной слой. Затем озера высыхали, земля проходила через циклы оледенений. Каждый раз растаявший лед вызывал потоки воды, размывающие древние золотые поля и разносившее золотые крупинки по руслам рек и ручьев. Пока не пришел человек, чтобы взять это золото. Из диких мест.
Но суровая сибирская земля отдает свои сокровища неохотно, ее приходится упрашивать, а золото — вырывать.
Копают металл артелями, выручку делят поровну. Коль и прильнет будто бы сам собой к руке самородочек иль откроется «гнездо» — бери меня, кто первый увидал! — оно лучше будет с ними не баловать. Чревато.
Артель тверда товариществом и сама в сто глаз смотрит, чтобы дела вершились без изъяна. Теперь что-то не слыхать таких дел, а вот в старое время бывало, что блудливого артельщика товарищи своим таежным судом и «пришьют», то есть зарежут, попросту говоря.
Против артели и родной отец не заступа. Это реальность, вплетенная в материю жизни. Вернувшись домой, из тайги, артель сообщит по начальству: помер от горячки Петр Иванов или Иван Петров — и концы в воду. Никто разбираться не будет.
Где-то до конца 1947 года, то есть до отмены карточной системы и до денежной реформы, старательское золото «отоваривалось». Сдав добычу, старатели на полученные боны брали в магазинах золотоскупки что хотели, по своему выбору и без нормы: пшеничную муку, сахар, масло, ткани и прочее.
Любопытно, что даже в таких оазисах изобилия, а так же в «Торгсинах», государство все равно драло со своих граждан за продукты дороже рыночной экспортной цены. Так животное масло продавалась в 1,7 раз дороже экспортной цены за границу, растительное в 3,81 раз, сахар в 3,8 раз.
Что было старателю сверх собственных надобностей, то пускалось на рынок по вольной цене. И один золотоскупочный рубль обрастал шестью «базарными», как баран шерстью, как птенец пухом.
То есть схема проста. Есть официальная скупка для старателей. Будем считать «по рынку» по 6 рублей грамм. Несли золото в приисковые кассы, а иные прятали в тайниках.
Есть же еще и золотые жучки. Может скупка закрыта, а золотой «шлих» жжет руки и старатель хочет от него быстрей избавится. А может какой-нибудь бойкий еврейский закройщик, обосновавшийся рядом с приисковой конторой, скупает его втихомолку по шесть с полтиной. Или чуть больше. У нас же на Украине, в зависимости от числа посредников, такой нелегальный металл можно достать уже от 24 до 30 рублей. И выше, так как нет предела человеческой жадности. По слухам в Средней Азии цена уже идет по сорок. И даже немного выше. Слишком уж там любят золото.
То есть схема получается простая. Здесь купил — там продал. Десять рублей (а то и больше) с грамма на карман положил. И самый цимес в этой схеме то, что как только я засвечусь пару раз на маршруте как змеелов, перевозящий живых ядовитых змей, то потом не один милиционер или работник НКВД даже под угрозой расстрела у меня обыск делать не будет. Побоится. Суд еще когда будет, а скопытится можно прямо сейчас. Изящно выходит, не правда ли?
Все это было гладко в теории. Как оно будет сейчас я хотел посоветоваться со специалистом. С двоюродным дядькой Кухаруком.
Глава 5
Бывший гражданин Фридман, а ныне Кухарук, был человеком разнообразных навыков. И интересной судьбы. И больших талантов. Но чтил Уголовный Кодекс. В последнее время.
Но в молодости покидала его нелегкая. Побросала судьба по кочкам. Даже пришлось ему присесть года на два. По экономической статье. Благо советское государство считало сейчас экономические преступления сущей ерундой. По сравнению с политическим инакомыслием. В последнем случае органы и суд карали быстро, жестоко и беспощадно.
Рассказывают, что в определенный период Кухарук подвизывался старателем в «Севзолоте». Впрочем, говорят, он был не столько старателем, сколько охотником за другими старателями, но не с винтовкой в лесу, как в старину в Сибири, а с рублями: Кухарук якобы скупал золотой песок и самородки. Так это или нет, доподлинно не известно. Изя не любил делиться воспоминаниями об этих временах ни с кем. Ни с родственниками, ни с друзьями.
Теперь же «дядя» жил в пригороде Киева, отделенном добрым часом езды от центра. Где чужих не любили и во дворах выли цепные псы. Обитал он в собственном доме. Хозяин. Он так и говорил всем: «мой дом», хотя официальной владелицей числилась его жена. Было ему лет под пятьдесят, и считался в округе Иосиф мастером на все руки.
Он и слесарил, и столярничал, и рисовал красками. Потрафляя вкусам местного киевского мещанства, Кухарук давно строил из себя «свидомого хохла». Мимикрировал. Подстригся под горшок, отпустил вислые «казацкие» усы, носил «вышиванки» и шаровары. Талант! Артист больших и малых театров!
«Дядя» умело разрисовывал клеенки и холсты, превращая их в настенные «ковры». Художник доходчиво и лихо изображал русалок с пышным телом и с газельими глазами, на берегу ручья в томительных позах, или задумчивых дам с зонтиками, вопиюще-гнусного вида «мамзелей» «старинного покроя», с тончайшими талиями, широчайшими бедрами, со сливочным низким декольте.
