Если бы Гитлер взял Москву - Шпаковский Вячеслав Олегович (книги бесплатно читать без .txt, .fb2) 📗
Так уже Русско‑японская война наглядно продемонстрировала достоинства пулеметов, в том числе и ручных, но… все ограничилось принятием на вооружение станкового пулемета «Максим» на колесном станке Соколова, тогда как ручные пулеметы Мадсена, купленные у Дании, у полевых войск тогда изъяли и отправили в крепости, хотя разумнее, казалось бы, поступить наоборот!
Впрочем, немцы тоже были хороши! Всю Первую мировую войну провоевали без по‑настоящему удачного ручного пулемета, а первому попавшемуся в качестве трофея английскому «Льюису» чуть ли не молились. А между прочим, этот пулемет был создан в Америке, и тамошние военные его отвергли, тогда как в Европе на вооружение его первой приняла нейтральная Бельгия, которая вообще не собиралась ни с кем воевать.
К началу Первой мировой войны русская дивизия (16 батальонов) имела 48 легких пушек и 32 пулемета, французская (12 батальонов) – 36 и 24 соответственно, германская (16 батальонов) – 54 легких пушки, 18 легких гаубиц и 24 пулемета. К этому необходимо учитывать корпусную, армейскую, осадную, крепостную и береговую артиллерию. Зато к 1918 году пушек оказалось чуть ли не на порядок меньше, чем пулеметов. До 1904 года в русской армии гаубицы, например, и вовсе отсутствовали, а наши военные во всем полагались на французскую теорию «единого калибра и единого снаряда»: трехдюймовые пушки и шрапнель. По сути дела, не было ни тяжелой полевой, ни горной артиллерии. Спустя 10 лет у Российской императорской армии уже были и гаубицы, и тяжелые полевые орудия, очень удачные горные пушки, которыми, кстати, немцы так и не обзавелись. Но… не успела начаться мировая война, как выяснилось, что у нашей артиллерии не хватает снарядов – сказались неудачно сделанные выводы из локального конфликта с Японией, применять которые в отношении мировой войны было просто нельзя!
В Гражданскую войну основным орудием оказалась опять‑таки «трехдюймовка», а крупнокалиберные орудия стояли главным образом на бронепоездах. И что же? Теперь ему докладывают, что войскам катастрофически не хватает именно малокалиберной противотанковой артиллерии и бронебойных снарядов к полковым орудиям. В результате артиллеристам приходилось для борьбы с танками использовать осколочно‑фугасные снаряды и шрапнель с трубкой, поставленной на удар, из‑за чего очень многие подбитые немецкие танки впоследствии восстанавливаются немецкими ремонтными бригадами.
Отвратительным образом поставленная в русской армии связь, как оказалось, не была исправлена и в новой Красной Армии. Отовсюду докладывали, что проводная связь не действует либо малоэффективна, а вот радиостанций катастрофически не хватает, из‑за чего сообщения развозятся делегатами связи. «Все, как и в Гражданскую!» – подумал Сталин.
«Работать надо на опережение! А мы постоянно занимаемся штопкой дыр, как до революции, так, в общем‑то, и теперь! Вот, например, у нас во всех книгах написано, что свой знаменитый «Дредноут» англичане создали с учетом опыта Русско‑японской войны, хотя на самом деле все дискуссии о едином калибре начались там задолго до атаки японцев на русские корабли в Порт‑Артуре и Чемульпо, а проектирование самого «Дредноута» – за много месяцев до нашего разгрома у Цусимы.
Нет, техника у нас, в общем‑то, отнюдь не плоха и даже практически не хуже немецкой. Другое дело, что немцы сумели напасть на нас неожиданно, и потому‑то все так и произошло». Такое суждение было утешительно, однако Сталин понимал, что одной только их внезапностью всего не объяснить. Он сам, выступая 5 мая 1941 года на приеме выпускников военных академий, говорил о нападении гитлеровской Германии на СССР как о вполне реально возможном событии. Однако содержание этой речи стало известно лишь сравнительно небольшому числу лиц, тогда как сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года читалось и цитировалось повсеместно и потом, как оказалось, сыграло крайне негативную роль.
Однако все это, хотя и лежало на поверхности и было очевидным, не решало главной проблемы – персональной ответственности за нагрянувшее бедствие. Сталин понимал, что осуждение и последующий расстрел командующего Западным фронтом генерала Павлова, начальника его штаба генерала Климовских и некоторых других имело характер все той же оперативной необходимости и лишь частично снимало ответственность с него самого.
Получалось, что главным виновником случившегося был именно он, Сталин, а вовсе не рядовой боец Красной Армии или его растерявшиеся командиры. Во‑первых, он позволил немецкой армии застать себя врасплох, а во‑вторых – не сумел вовремя определить приоритеты в политике Германии и СССР. А ведь было понятно, что если одно государство посвящает всю свою энергию решению завоевательных задач, а другое – национальному строительству, то первое имеет значительно больше шансов доказать свое превосходство над вторым при всех его стараниях укрепить свою оборону.
Почему‑то сейчас Сталин вдруг вспомнил тех командиров, что по его приказу удалялись из армии и расстреливались как враги народа. Насколько все это ему помогло? Кто мог ответить на этот вопрос? Однако Сталин чисто инстинктивно чувствовал, что даже если бы он сохранил им жизнь, то вряд ли бы что‑нибудь серьезно изменилось. Ну вот на место расстрелянных Павлова и Климовских назначили Тимошенко, а членом Военного совета – Мехлиса. И что? Как все было, так и осталось: наши отступают, а немцы рвутся к Москве. А был бы сейчас жив Тухачевский? Сумел бы он что‑нибудь предпринять такое, чего в этих условиях не сделали остальные? «О, я знаю, чего бы он стал добиваться при первых же неудачах Красной Армии, – подумал Сталин, – приказа применить против немцев химическое оружие, а может быть, даже и решился бы на это вопреки мнению Ставки и Политбюро». Правда, вот Рокоссовского вернули, равно как и Мерецкова и некоторых других, и командуют они пока вроде бы неплохо. Но ведь они и не были тем, чем в свое время был Тухачевский, и никогда не имели и сотой доли его популярности и влияния, а главное – никогда так не увлекались.
Даже он, Сталин, и то не раз попадал под влияние этого человека, чего не должно было быть в принципе.
Тут он вспомнил, как Тухачевский привез его на показ 305‑мм безоткатного самоходного орудия и как эта чудовищная «царь‑пушка» стреляла. Его тогда это просто потрясло, а позже выяснилось, что все это дурь, а Тухачевский просто воспользовался его малой осведомленностью в этой области. Получалось, что огромные деньги выбрасывались впустую, зато теперь его войскам не хватает самых обычных 45‑мм противотанковых орудий и снарядов для «трехдюймовок».
Впрочем, целая куча докладов с фронтов, лежавших у него на столе, свидетельствовала о том, что, исправляя старые ошибки, подчинявшиеся ему люди тут же совершали новые. Горючее танковым частям подвозили в светлое время суток, из‑за чего немецкие самолеты подвергали бензовозы безнаказанным бомбардировкам, причем уничтожали не столько сами танки, сколько колонны и отдельные автомашины с ГСМ.
Пехота, которую до войны на всех маневрах старались научить не отставать от танков, как правило, в ходе контратак от танков отставала, а на достигнутых рубежах не закреплялась. Особенно болезненно воспринималось отсутствие, вернее, нехватка авиации, поскольку большая часть авиации прифронтовой полосы успела погибнуть в первые же дни войны. Правда, в сообщениях с фронта отмечалось, что германские снаряды даже калибра 75 мм броню танков KB не пробивают, но в то же время из других сообщений явствовало, что эти танки маломаневренны и быстро выходят из строя, в результате чего польза от них не слишком велика. Одним словом, повсюду вскрылось столько язв и недоработок, что можно было просто‑напросто потерять голову.
Но недоработки недоработками, но где была его собственная прозорливость, как только он смог допустить, чтобы этот фатоватый хлыщ Гитлер его переиграл? Переиграл Сталина! Как можно было поддаться на его заверения о дружбе, пойти на поводу у этой лисы Риббентропа… И ведь предупреждал же его Черчилль еще за две недели до войны о том, что Гитлер готовит против него нападение. Но он, Сталин, тогда не поверил Черчиллю, решил, что это хитрая уловка, чтобы столкнуть их лбами. Но он не внял и предупреждению Отто фон Шуленбурга – посла Германии в СССР. Решил, что дезинформация пошла уже на уровне послов.
